Глава первая

Я вампир, и это правда. Но современное значение слова «вампир», как и истории, которые рассказывают о созданиях, подобных мне, не вполне верны. Я не превращаюсь в прах от солнечного света и не съеживаюсь от страха при виде распятия. Я ношу маленький золотой крестик на шее, но только потому, что он мне нравится. Я не могу заставить стаю волков напасть, я не умею летать. Я не способна превратить в вампира, просто заставив выпить мою кровь. Волки действительно любят меня, как и большинство хищников, и я могу прыгать так высоко, что можно подумать, будто я лечу. Что касается крови — ах, кровь, — то она завораживает меня. Я очень люблю ее, теплую, капающую, когда я испытываю жажду. А я часто испытываю жажду.
Сейчас мое имя — Алиса Перн. Просто два слова, которые продержатся лишь пару десятков лет. Я к ним привязана не больше, чем к шуму ветра. У меня светлые шелковистые волосы и глаза, подобные сапфирам, вобравшим в себя всполохи раскаленной лавы. По современным меркам я хрупкого сложения, метр пятьдесят семь без каблуков, у меня мускулистые руки и ноги, но вполне привлекательные. Мне не дают больше восемнадцати, пока я не заговорю. Что-то в моем голосе — уверенность речи, эхо бесконечного опыта — заставляет людей думать, что я намного старше. Но далее я редко думаю о том, когда я родилась. Это было задолго до того, как под бледной луной были возведены пирамиды. Я была тогда там, в этой пустыне, несмотря на то, что по происхождению я даже не из этой части света.
Нужна ли мне кровь, чтобы выжить? Бессмертна ли я? Спустя столько лет я все еще не знаю. Я пью кровь, потому что жажду ее, хотя могу есть и переваривать обычную пищу. Мне нужна еда, как и любому другому мужчине или женщине. Я живое, дышащее существо. Мое сердце бьется, я слышу его сейчас, каждый его удар отдается эхом в моих ушах. У меня очень острый слух и такое же зрение. Я слышу, как сухой лист падает с ветки в полутора километрах от меня, и без телескопа четко вижу кратеры на луне. Оба чувства со временем обострились.
Моя иммунная система неуязвима, мои способности к регенерации просто чудесны, если вы верите в чудеса, — я точно не верю. Меня можно ранить ножом в руку, и рана заживает за несколько минут, не оставляя шрама. Но если пробить мне сердце, скажем, столь модным сейчас деревянным колом, то, возможно, я умру. Даже вампиру сложно заживить рану вокруг инородного тела. Хотя я с этим не экспериментировала.
Но кто сможет ранить меня? У кого будет такой шанс? У меня сила пяти мужчин и рефлексы праматери всех кошек. Нет таких систем физического нападения и защиты, которыми я не владела бы в совершенстве. Десятки черных поясов могут прижать меня в темном переходе, и я сделаю себе из них пояса па платье. И я люблю драться, почти так же, как убивать. Однако со временем убиваю все меньше и меньше, в этом нет необходимости, и сокрытие убийства в современном обществе — дело сложное, а еще это трата моего драгоценного, хотя и бесконечного, времени. От каких-то привязанностей нужно отказаться, другие должны быть забыты. Как ни странно это звучит, если вы думаете обо мне как о чудовище, я могу очень страстно любить. И я не считаю себя злом.
Почему я обо всем этом рассказываю? С кем я разговариваю? Я посылаю эти слова, эти мысли просто потому, что пришло время. Время для чего, я не знаю сама, и это не имеет значения, потому что я так хочу, а это всегда было Достаточной причиной для меня. Мои желания — их так мало осталось, но они так глубоки и сильны. Пока что я не скажу вам, с кем разговариваю.
Ситуация исполнена таинственности, даже для меня. Я стою перед дверью офиса детектива Майкла Райли. Час поздний; он в своем кабинете в глубине помещения, свет приглушен — я знаю, даже не видя этого. Любезный мистер Райли позвонил мне три часа назад и попросил прийти в его офис, чтобы потолковать о чем-то, что может меня заинтересовать. В его голосе была нотка угрозы и что-то еще. Я чувствую эмоции, хотя не читаю мысли. И стоя в этом тесном и обшарпанном коридоре, я испытываю любопытство. А еще я раздражена, что не сулит ничего хорошего мистеру Райли. Я тихонько стучу в дверь офиса и открываю ее, не дождавшись ответа.
— Привет, — говорю я. В моем голосе нет угрозы — в конце концов, предполагается, что я всего лишь подросток. Я стою возле стола несчастной секретарши, представляя, как ей обещали, что чеки с ее зарплатой уже «практически отправлены». Мистер Райли сидит за столом в своем кабинете и встает, когда замечает меня. На нем помятый коричневый спортивный пиджак, и я сразу замечаю слева под грудью увесистую выпуклость револьвера. Мистер Райли думает, что я опасна, и мое любопытство немного увеличивается. Но я не боюсь, что он знает, кто я на самом деле, иначе он предпочел бы не встречаться со мной, даже средь бела дня.
— Алиса Перн? — спрашивает он. В его голосе слышится напряжение.
— Да.
До него шесть метров. Он жестом приглашает меня:
— Пожалуйста, заходите и присаживайтесь.
Я вхожу в его кабинет, но сажусь не на предложенный стул рядом со столом, а на другой, возле правой стены. Нужно, чтобы он был на прямой линии на случай, если он попытается воспользоваться револьвером. Если попытается — умрет, может быть, мучительно.
Он смотрит, пытаясь оценить меня, и это сложно, потому что я просто сижу. А вот по нему можно определить очень многое. Его куртка не только мятая, но еще и в пятнах — от жирных бургеров, съеденных в спешке. Вокруг его глаз красные круги от транквилизаторов и усталости. Я полагаю, что лекарства необходимы ему, чтобы поддержать его на протяжении долгих часов хождения по улицам. За мной? Определенно. В его глазах довольный блеск, как будто добыча наконец поймана. Я улыбаюсь про себя при мысли об этом, хотя тоже чувствую напряжение» В офисе душно и немного прохладно. Я никогда не любила холода, хотя могу пережить арктическую ночь раздетой догола.
— Полагаю, вам интересно, почему я вызвал вас так срочно? — говорит он.
Я киваю. Я не скрестила ноги, мои белые брюки свободно свисают. Одна рука лежит на колене, другая перебирает пряди волос. Правша, левша — я ни та, ни другая и обе одновременно.
— Можно называть тебя Алисой? — спрашивает он.
— Можете называть меня как хотите, мистер Райли.
Мой голос пугает его совсем немного, и это то, что мне нужно. Я могла бы писклявить, как все нынешние подростки, но я позволила проявиться в голосе своему прошлому, его сила в нем. Я хочу, чтобы мистер Райли нервничал, люди, когда они нервничают, часто говорят вещи, о которых потом жалеют.
— Зови меня Майком, — говорит он. — Ты легко нашла дорогу?
— Да.
— Угостить тебя чем-нибудь? Кофе? Содовая?
— Нет.
Он смотрит на папку на столе, открывает ее. Он прокашливается, и опять я чувствую его усталость и страх. Но меня ли он боится? Не уверена. Кроме револьвера под пиджаком, есть еще один под бумагами на другой стороне стола. Я чувствую запах пороха в патронах и холодной стали. Хорошая огневая мощь, чтобы встретиться с девушкой-подростком. Я слышу слабое царапанье металла и пластика. Он записывает разговор.
— Прежде всего я хочу рассказать, кто я, — говорит он. — Как я и сказал по телефону, я — частный детектив. У меня свое дело, я работаю только на себя. Люди приходят ко мне, чтобы отыскать родных, проверить рискованные инвестиции, если необходимо, обеспечить защиту и добыть труднодоступную информацию о ком-либо.
Я улыбаюсь:
— И чтобы шпионить.
Он моргает:
— Я не шпионю, мисс Перн.
— В самом деле? — Моя улыбка становится шире. Я наклоняюсь вперед, и в вырезе черной шелковой блузки становится видна верхняя часть моей груди. — Уже поздно, мистер Райли. Скажите, что вам надо.
Он качает головой:
— Ты очень самоуверенна для ребенка.
— А вы слишком смелы для неудачника.
Это ему не нравится. Он похлопывает по папке, лежащей перед ним.
— Я изучал вас на протяжении последних нескольких месяцев, мисс Перн, с тех пор как вы переехали в Мейфэр. У вас интригующее прошлое и крупные инвестиции. Но я уверен, что вы и сами об этом знаете.
— Я в курсе.
— Прежде чем я начну, могу ли я спросить, сколько вам лет?
— Можете.
— Так сколько вам лет?
— Не ваше дело.
Он улыбается. Он думает, что ведет в счете, и не понимает, что я уже раздумываю, как он умрет, хотя еще надеюсь избежать крайних мер. Никогда не спрашивайте у вампира, сколько ему лет. Нам не нравится этот вопрос. Это очень невежливо. Мистер Райли снова откашливается, и я думаю, что, может быть, задушу его.
— Прежде чем переехать в Мейфэр, — говорит он, — вы жили в Лос-Анджелесе, в Беверли-Хиллс, если быть точнее, в доме 256 по Гроув-стрит. Это поместье в полторы тысячи квадратных метров с двумя бассейнами, теннисным кортом, сауной и маленькой обсерваторией. Оно стоит шесть с половиной миллионов долларов. До настоящего времени вы являетесь единственным владельцем, мисс Перн.
— Быть богатой не преступление.
— Вы не просто богаты. Вы очень богаты. Мое расследование показало, что вы владеете еще пятью поместьями по всей стране. Я также выяснил, что вам принадлежит столько же, если не больше, собственности в Европе и на Дальнем Востоке. У вас акции и ценные бумаги на сотни миллионов долларов. Но мне не удалось выяснить, как вы получили такое невероятное состояние. Записей о вашей семье и наследстве не существует, мисс Перн, поверьте, я искал очень тщательно.
— Я верю. Скажите, от кого вы получили эту информацию?
Он доволен, что заинтересовал меня.
— Мои источники конфиденциальны.
— Конечно. — Я пристально смотрю на него; мой взгляд обладает огромной силой. Иногда, если я по неосторожности слишком долго смотрю на цветок, он вянет и гибнет. Улыбка сползает с лица мистера Райли, и он нервно ерзает. — Почему вы устроили это расследование?
— Вы признаете, что моя информация точна? — спрашивает он.
— Вам необходимо мое подтверждение? — Не отводя от него взгляд, я делаю паузу. На лбу его блестит пот. — Так почему вы устроили расследование?
Он моргает, с трудом отводит взгляд и вытирает пот со лба.
— Потому что вы заинтриговали меня, — говорит он. — Про себя я думал, вот одна из самых богатых в мире женщин, и никто не знает, кто она. К тому же ей не больше двадцати пяти лет и у нее нет семьи. Это заинтересовало меня.
— Что заинтересовало вас, мистер Райли?
Он решается мельком посмотреть на меня; ему это совсем не нравится, хотя я очень красива.
— Почему вы так сильно стараетесь оставаться невидимой? — говорит он.
— А еще вам интересно, заплачу ли я, чтобы остаться невидимой, — говорю я.
Он разыгрывает удивление:
— Я этого не говорил.
— Сколько вы хотите?
Мой вопрос застает его врасплох, и в то же время он доволен. Ему не придется первому заводить грязный разговор о деньгах. Но он не понимает, что пятна крови въедаются намного глубже, чем грязь, и остаются намного дольше. Хотя, снова думаю я, он едва ли проживет достаточно долго, чтобы проверить это.
— Сколько вы предлагаете? — решается он.
Я пожимаю плечами:
— Это зависит...
— От чего?
— От того, скажете ли вы мне, кто навел вас на меня.
Он возмущен:
— Я уверяю вас, мне не нужна была ничья наводка. Я сам обнаружил ваши интересные качества.
Он лжет, в этом я уверена. Я всегда знаю, когда мне лгут, почти всегда. Только выдающийся человек может обмануть меня, и то, если ему повезет. Но мне не нравится, когда меня дурачат, поэтому даже везения бывает мало.
— Тогда вы ничего не получите, — говорю я.
Он выпрямляется. Он думает, что теперь готов нанести удар.
— В таком случае, мисс Перн, встречное предложение: я обнародую факты, которые мне известны. — Он делает паузу. — Что вы об этом думаете?
— Этого не произойдет.
Он улыбается:
— Вы мне не верите?
Я улыбаюсь:
— Вы умрете, прежде чем это случится.
Он смеется:
— Вы меня «закажете»?
— Что-то вроде того.
Он прекращает смеяться, сейчас, когда мы заговорили о смерти, он очень серьезен. Но я продолжаю улыбаться — смерть развлекает меня. Он показывает на меня пальцем.
— Можете быть уверены, если со мной что-нибудь случится, в тот же день полиция будет стоять у ваших дверей.
— Вы устроили так, что сведения обо мне будут отправлены кому-то еще? — спрашиваю я. — Если с вами что-то случится.
— Что-то вроде того.
Он пытается острить. А еще он лжет. Я сдвигаюсь к спинке стула. Он думает, что я расслаблена, но на самом деле я распрямляю ноги. Если я буду бить, решила я, то правой ногой.
— Мистер Райли, — говорю я, — нам не стоит спорить. Вам нужно что-то от меня, а мне — от вас. Я перечислю миллион долларов на любой счет, который вы пожелаете, в любом банке мира, если вы скажете, от кого вы узнали обо мне.
Он смотрит мне прямо в глаза, во всяком случае, пытается, и определенно чувствует тепло, нарастающее во мне, потому что он вздрагивает, прежде чем заговорить. Он говорит неровно и сбивчиво. Он не понимает, почему я вдруг так пугаю его.
— Никто, кроме меня, вами не интересуется, — говорит он.
Я вздыхаю:
— Вы вооружены, мистер Райли.
— Что?
Мой голос становится жестче.
— Один револьвер у вас под пиджаком, другой — на столе под бумагами. Вы записываете наш разговор. Кто-то может подумать, что это обычные предосторожности шантажиста, но я так не думаю. Я — молодая женщина и не выгляжу опасной. Но кто-то предупредил вас, что я опасней, чем выгляжу, и обращаться со мной нужно крайне осторожно. И вы знаете, что этот кто-то прав. — Я делаю паузу. — Кто это, мистер Райли?
Он качает головой. Он смотрит на меня в новом свете, и ему не нравится то, что он видит. Я продолжаю сверлить его взглядом. В его сознание вонзается осколок страха.
— О-откуда вы все это знаете? — спрашивает он.
— Вы признаете, что моя информация точна? — передразниваю я.
Он снова качает головой.
Теперь я позволяю своему голосу измениться и стать глубже, проявляя глубину моей невероятно долгой жизни. Это явно действует на него; его начинает трясти, будто он понимает, что сидит рядом с чудовищем. Я не просто монстр, я — вампир, и для Райли это будет худшее из чудовищ.
— Кто-то нанял вас, чтобы вы занялись расследованием в отношении меня. Я в этом уверена. Пожалуйста, не отрицайте этого снова, или вы разозлите меня. Я не контролирую себя, когда злюсь. И совершаю поступки, о которых жалею позже. Я буду жалеть, если убью вас, мистер Райли, но недолго. — Я делаю паузу. — Итак, в последний раз, скажите, кто навел вас на меня, и я дам вам миллион долларов и позволю выйти отсюда живым.
Он недоверчиво смотрит на меня. Я знаю, что его глаза видят одно, а уши слышат другое. Он видит красивую молодую блондинку с поразительными голубыми глазами, а слышит бархатистый голос из преисподней. Это для него слишком. Он начинает заикаться.
— Мисс Перн, — начинает он, — вы неправильно меня поняли. Я не собирался причинять вам вред. Я просто хочу заключить с вами сделку. Никто не должен... пострадать.
Я делаю долгий медленный вдох. Мне нужен воздух, но при необходимости я могу задержать дыхание на час. Однако сейчас, прежде чем снова заговорить, я выдыхаю, и в комнате становится еще холоднее и мистер Райли дрожит.
— Отвечайте на мой вопрос, — просто говорю я.
Он кашляет.
— В этом больше никто не замешан.
— Вам лучше достать свое оружие.
— Простите?
— Вы сейчас умрете. Думаю, вы предпочтете умереть, защищаясь.
— Мисс Перн...
— Мне пять тысяч лет.
Он моргает:
— Что?
Я одариваю его своим самым сильным сосредоточенным взглядом, который в прошлом — и только в прошлом — я использовала, чтобы убивать.
— Я — вампир, — мягко говорю я, — а вы меня оскорбили.
Он верит мне. Неожиданно он верит во все страшные истории, которые ему рассказывали, когда он был маленьким мальчиком. Ведь это была правда: мертвецы, жаждущие теплой живой плоти; костлявая рука, появляющаяся ночью из шкафа; чудовища с другой страницы реальности, не перевернутой страницы, которые могут выглядеть так по-человечески, такими милыми.
Он тянется за оружием. Очень медленно, слишком медленно.
Я бросаюсь со стула с такой силой, что мгновенно оказываюсь в воздухе. Мои чувства переведены в сверхскоростной режим. За последние несколько тысяч лет, когда мне угрожала опасность, я развила способность видеть события в замедленном темпе. Но это не значит, что мои движения замедляются, как раз наоборот. Мистер Райли видит лишь смазанный след и очертания неясной фигуры, мчащейся на него. Он не видит, как я выставляю ногу, чтобы нанести сокрушительный удар.
Я бью правой ногой. Моя пятка попадает в грудину. Я слышу, как трещат кости, и Райли падает спиной на пол, его оружие еще в кобуре под пиджаком. Хотя я летела на него горизонтально, я мягко приземляюсь на ноги. Он распластался на полу у моих ног возле своего перевернутого кресла. Он судорожно пытается вздохнуть, и изо рта течет кровь. Я разбила ему оболочку сердца и грудную клетку, и теперь он умрет. Но еще не время. Я опускаюсь рядом с ним на колени и ласково кладу руку на его голову. Меня часто охватывает любовь к моим жертвам.
— Майк, — говорю я мягко, — ты не послушался меня.
Ему трудно дышать. Он захлебывается собственной кровью, я слышу булькающий звук в глубине его легких, меня так и подмывает приложиться губами к его губам и высосать ее. Очень сильное искушение — утолить свою жажду. Но я превозмогаю его.
— Кто? — выдыхает он.
Я продолжаю гладить его по голове.
— Я сказала тебе правду. Я — вампир. У тебя не было никаких шансов. Это нечестно, но такова жизнь. — Я наклоняюсь и шепчу ему на ухо: — Сейчас ты скажешь мне правду, и я прекращу твою боль. Кто тебя нанял?
Он уставился на меня широко открытыми глазами.
— Слим, — шепчет он.
— Кто этот Слим? Мужчина?
— Да.
— Очень хорошо, Майк. Как ты вступаешь с ним в контакт?
— Нет.
— Да, — я глажу его по щеке, — где этот Слим?
Он начинает плакать. Слезы, кровь — жалкое зрелище. Его тело дрожит.
— Я не хочу умирать, — стонет он. — Мой мальчик...
— Расскажи мне о Слиме, и я позабочусь о твоем мальчике, — говорю я. По натуре я добрая, в глубине души. Я могла бы сказать, что если он не расскажет мне о Слиме, я найду его дорогого мальчика и медленно сдеру с него кожу. Но Райли испытывает слишком сильную боль, чтобы понять меня. И я сразу же начинаю сожалеть, что слишком поспешно его ударила, мне следовало медленно выпытать правду. Я же предупреждала его, что очень импульсивна, когда злюсь, и это правда.
— Помоги мне, — умоляет он, заходясь в кашле.
— Извини. Я могу только убить, я не умею лечить, и ты слишком сильно пострадал.
Сидя на корточках, я оглядываю кабинет. На столе я вижу фотографию мистера Райли рядом с симпатичным юношей лет восемнадцати. Отняв свою правую руку от Райли, я беру фотографию и показываю ему.
— Это твой сын? — невинно спрашиваю я.
Его лицо искажает ужас.
— Нет! — кричит он.
Я опять наклоняюсь к нему:
— Я не собираюсь причинить ему вред. Мне нужен только этот Слим. Где он?
Приступ боли захватывает Райли, конвульсии сотрясают его тело, его ноги бьют по полу как две деревянные палки под действием полтергейста. Я хватаю его, пытаясь удержать, но слишком поздно. Он прокусывает нижнюю губу — и кровь еще больше заливает его лицо. Он втягивает воздух, и это как лопата земли на его гроб. Он испускает серию тошнотворных хлюпающих звуков. Затем его глаза закатываются, и он обвисает в моих руках. Изучая фотографию мальчика, я закрываю глаза мистера Майкла Райли.
Я замечаю, что у мальчишки приятная улыбка.
Должно быть, он похож на мать.
Ситуация осложнилась с того момента, когда я пришла к детективу. Теперь я знаю, что кто-то преследует меня, и я уничтожила основной след, который мог привести меня к нему или к ней. Быстро обыскав стол Райли, я не нахожу ничего, что может быть хоть какой-то зацепкой. Только домашний адрес Райли. Причина находится на другом столе. Это компьютер, и я практически не сомневаюсь, что наиболее важную информацию Райли хранит в нем. Мои подозрения подтверждаются после того, как компьютер при включении сразу запрашивает пароль доступа. Несмотря на то, что я много знаю о компьютерах, больше, чем многие специалисты в этой области, я сомневаюсь, что смогу добраться до его данных без помощи со стороны. Я снова беру фото отца и сына. Они стоят возле компьютера. Полагаю, Райли-младший знает пароль. Я решаю поговорить с ним.
Потом я избавляюсь от тела его отца. Зачистка тем проще, что в кабинете Райли на полу нет ковра. Быстро обыскав здание, я нахожу кладовку уборщицы. С ведром и шваброй я возвращаюсь в офис и делаю работу, которая его секретарше, возможно, не нравилась. Я приношу из кладовки два больших зеленых пластиковых мешка, и засовываю в них тело Райли. Прежде чем уйти с этим грузом, я стираю все свои отпечатки. Не было такого места, до которого бы я дотронулась и не запомнила этого.
Позднее время — мой очень надежный друг в течение уже многих лет. Пока я выношу тело Райли из здания и загружаю его в багажник автомобиля, вокруг нет ни души. Это хорошо, я не в настроении снова убивать, а для меня убийство, как и занятие любовью, всегда связано с настроением. Даже когда есть необходимость убить.
Мейфэр — город на побережье Орегона, прохладный поздней осенью, окруженный соснами с одной стороны и соленой водой с другой. Я уезжаю из офиса Райли, мне не хочется ехать на пляж и забираться за полосу прибоя, чтобы утопить детектива на глубине. Вместо этого я направляюсь в горы. Здесь я еще не хоронила. С тех пор как несколько месяцев назад я переехала в Мейфэр, я никого не убивала. Я останавливаюсь в конце узкого проселка и на плече несу тело Райли далеко в лес. Я прислушиваюсь, но если где-то поблизости и есть смертные, то они спят. У меня нет лопаты. Она мне не нужна. Пальцами я разрываю самую твердую почву легче, чем самый острый нож проходит сквозь человеческую плоть. Пройдя три километра, я бросаю тело на землю, опускаюсь на колени и начинаю копать. Конечно, я немного испачкаюсь, но дома у меня есть стиральная машина и порошок. Так что это меня не волнует. Как и то, что тело когда-нибудь будет найдено.
Меня тревожит кое-что другое.
Кто такой Слим?
Как он меня нашел?
Откуда он знал, что надо предупредить Райли быть со мной настороже?
Я опускаю тело в яму глубиной около двух метров и за несколько минут засыпаю его землей, не прошептав ни слова молитвы. Кому бы я молилась? Кришне? Я не могла бы толком сказать ему, как я сожалею, хотя однажды я уже это говорила, когда держала драгоценность его жизни в своих кровожадных руках, а он пришел, чтобы разогнать наше безумное сборище. Нет, думаю, Кришна не услышит мою молитву, даже о душе одной из моих жертв. Кришна бы просто рассмеялся и вернулся к игре на своей флейте. К песне жизни, как он называл ее. Но где была музыка для тех его последователей, о которых говорят, что они хуже мертвых? Где была радость? Нет, я не буду молиться за Райли.
Ни даже за сына Райли.
Поздно ночью в своем особняке на берегу моря я рассматриваю фотографию парня и размышляю, почему его лицо кажется мне таким знакомым? У него очаровательные карие глаза, такие большие, невинные и настороженные, как у совенка при свете полной луны. Интересно, настанет ли такой день, когда я похороню его рядом с отцом. Эта мысль расстраивает меня. Не знаю почему.