Глава первая
9.15 по североамериканскому восточному времени.
13 апреля, вторник.
Метро, маршрут № 6.
Угол Восточной Семьдесят седьмой и Лексингтон-авеню.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Мина влетела в вагон, не веря своему счастью.
Чуду подобно, подумала она, ухватившись за серебристый шест у дверей.
Час пик, она опаздывает, народу в вагоне должно быть под завязку по всем статьям, а он практически пуст.
Всю дорогу до станции она бежала и теперь не могла отдышаться – но, может, сегодня ей для разнообразия повезет.
Взгляд Мины был прикован к рекламе над головой. Ей гарантировали безупречную кожу, если она прямо сейчас позвонит некоему доктору Зизмору.
Больше никуда не смотри, наказывала себе Мина, не смотри, не смотри…
Сегодня она вполне могла бы доехать до Пятьдесят первой улицы без каких-либо зрительных контактов с другими людьми, но бабочки в натуральную величину невольно притянули ее внимание. Белые лодочки с таким пластмассовым украшением не надела бы ни одна нью-йоркская девушка. Пассажирка читала набранный кириллицей любовный роман (судя по беспомощной, с глазами лани героине на обложке), а ее гигантский чемодан на колесиках подтверждал, что она не местная.
Всё это плюс длинные светлые косы, уложенные на голове в стиле «Звуков музыки»,[1] плюс дешевое желтое платье из полиэстера в сочетании с бордовыми леггинсами еще не могло служить решающим доказательством, но ключевая улика не замедлила поступить.
– Извиняйте меня, – сказала девушка с улыбкой, преобразившей ее из просто хорошенькой в почти красавицу, – вы хотите сидеть?
И убрала сумочку, лежавшую на соседнем сиденье. Ни одна жительница Нью-Йорка не поступила бы так, когда в вагоне имелось не меньше десятка свободных мест.
Сердце Мины упало из-за четкого осознания двух вещей: ничего хорошего, несмотря на пустой вагон, ей сегодня не светит, а девушка с пластмассовыми бабочками на туфлях умрет еще до конца недели.
Глава вторая
9.30 по североамериканскому восточному времени.
13 апреля, вторник.
Метро, маршрут № 6.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Мина надеялась, что ошиблась относительно мисс Баттерфляй, хотя никогда не ошибалась в том, что касалось смерти.
Уступив неизбежному, она отцепилась от поручня, села на предложенное девушкой место и спросила, уже зная ответ:
– Первый раз в этом городе?
– Да, Нью-Йорк первый! – с энтузиазмом, не переставая улыбаться, ответила та.
Замечательно. Английский практически на нуле.
Мисс Баттерфляй достала мобильник, выбрала одну фотографию и с гордостью предъявила Мине.
– Видите? Бойфренд, американский. Джеральд.
Мина посмотрела на зернистую картинку. Вот, черт… Почему сегодня? Ну почему? У нее встреча. Ей историю сочинить надо. После того, как с Недом во время весенних замеров рейтинга случился нервный припадок в столовой, у них освободилась вакансия ведущего сценариста.
Ведущий сценарист в шоу вроде «Ненасытных» гребет деньги лопатой, а Мине деньги ох как нужны. И припадка у нее не будет, как бы на нее ни давили. Она уверена. Пока, во всяком случае, с ней ничего подобного не случалось, хотя у нее и без рейтинга «Ненасытных» немало тревог.
«Двери закрываются, – послышалось из динамика. – Следующая остановка – Сорок вторая улица, Центральный вокзал».
Мина, пропустившая свою остановку, осталась на месте. Господи. Когда же будет какой-то просвет в этой поганой жизни?
– Приятное лицо, – соврала она, глядя на Джеральда. – Ты к нему приехала?
Мисс Баттерфляй энергично закивала.
– Он помог мне получить виза. И это. – Она сделала вид, будто фотографирует.
Портфолио… Мина в этом деле как-никак профессионал. Плохо дело, ой плохо.
– Моделью хочешь стать? Или актрисой?
– Да, да. Актрисой, – просияла мисс Баттерфляй.
Еще бы, такая красотка. Значит, Джеральд заодно и ее менеджер. Это объясняло его бейсболку, надвинутую так низко, что глаз не видать, и ассортимент золотых цепочек на шее.
– Как тебя зовут? – спросила Мина.
Девушка неуверенно дотронулась до груди, удивленная, что кто-то на фоне супер-Джеральда интересуется ею самой.
– Меня? Елена.
– Отлично. – Мина, порывшись в сумочке, достала визитку. Она носила их при себе как раз для таких ситуаций, которые случались, увы, слишком часто – особенно при поездках в метро. – Елена, если тебе что-то понадобится – все равно что, – обязательно мне позвони. Вот мой сотовый номер, видишь? В любое время. Меня зовут Мина. Обидит тебя твой бойфренд – сразу звони. Я приеду за тобой, где бы ты ни была, хоть днем, хоть ночью. И вот еще что: эту карточку ему не показывай. Это на всякий случай. Секрет. Между нами, девочками. Поняла?
Елена смотрела на нее со счастливой улыбкой, даже и не думая понимать, что карточка Мины может в буквальном смысле спасти ей жизнь.
До них никогда не доходит.
Поезд замедлил ход, и Елена запаниковала.
– Центральный вокзал?
– Да. Центральный вокзал.
– Я встречаю мой бойфренд здесь. – Елена ухватилась за свой чемодан, держа визитку в другой руке. – Спасибо! Я позвоню.
«Чтобы кофе вместе попить», – подразумевала она, но Мина знала, что эта девушка будет звонить ей совсем по другому поводу. Если, конечно, не потеряет карточку или Джеральд не отберет. Еще до первого сандвича.
– Запомни, – сказала Мина, выходя следом за ней. – Не показывай ему. Спрячь.
– Да. – Елена устремилась к ближайшему выходу. Она была такая маленькая, что еле волокла чемодан. Мина, уступив неизбежному, подхватила его снизу и помогла втащить по крутой переполненной лестнице. Наверху она показала Елене, куда идти – бойфренд ждал девушку «под часами».
И поехала в обратную сторону, на угол Мэдисон и Пятьдесят третьей.
Вряд ли Елена поняла в ее речи хоть одно слово из пяти, но даже при полном понимании она бы Мине все равно не поверила.
В равной степени бессмысленно было идти за ней, лично знакомиться с ее бойфрендом и говорить ему что-то вроде: «Я знаю, кто ты и чем промышляешь. Сейчас позвоню в полицию».
Нельзя же в самом деле звонить копам по поводу чьих-то намерений. Точно так же, как говорить человеку, что он скоро умрет.
Мина постигла это на собственном горьком опыте.
Надо бежать, если хочешь поспеть на свой поезд, сказала она себе с новым вздохом. Дай бог, чтобы народу было не очень много.
Глава третья
18.00 по восточноевропейскому времени.
13 апреля, вторник.
Университет, факультет истории.
Бухарест, Румыния.
– Профессор…
Лучан Антонеску улыбнулся ей из-за своего огромного письменного стола.
– Да?
– Значит, это правда. – Под его взглядом темных глаз Наталья забыла, о чем хотела спросить, и бухнула первое, что пришло в голову: – Правда, что самые древние человеческие останки нашли в Румынии?
Фу, гадость какая – «человеческие останки». Надо же было брякнуть такую глупость.
– Самые древние из европейских находок, – мягко поправил профессор. – Наиболее древние останки обнаружили в Эфиопии – они приблизительно на сто пятьдесят тысяч лет старше тех, что действительно были найдены на территории современной Румынии, в Пещере Костей.
Студентка слушала его краем уха. Он самый сексуальный из всех ее преподов, включая и ассистентов. На университетском эквиваленте сайта «Оцени своего профессора» Антонеску по внешним показателям всегда шел первым.
Кто бы удивлялся: рост больше ста восьмидесяти, стройный, широкоплечий. Густые, зачесанные вверх черные волосы, гладкий великолепный лоб.
А глаза у него темно-карие. Когда он читает лекцию и начинает волноваться – это бывает часто, ведь он настоящий фанат восточноевропейской истории, – в них при определенном освещении загораются красные огоньки.
Все эти намеки на досках объявлений, конечно, немного преувеличены… разве может он вправду быть принцем или князем румынской династии? Хотя Наталья только недавно, поступив в его группу, поняла, почему Антонеску и курс, который он ведет, пользуются такой популярностью. Почему девочки занимают очередь к нему в кабинет (мальчики тоже, но профессор, говоря о древнем романском искусстве, всегда восхваляет красоту женского тела, так что вряд ли он гей). Все дело в его ораторском даре и поистине царственном обаянии.
В его невозможной пылкости.
– Следовательно… – начала Наталья, глядя, как обтягивает его плечи черный кашемировый блейзер (глаза было плохо видно – он опустил жалюзи на окнах). Может, он все-таки заметит, что на ней новая рубашка, очень эффектно показывающая ложбинку. Куплена на распродаже у Хеннеса-Морица, да, но вид все равно чумовой. – Следовательно, мы можем назвать Румынию колыбелью европейской цивилизации? – А вот это, кажется, сказано вполне по-научному.
– Заманчивая мысль, – серьезно ответил профессор. – Люди, разумеется, живут здесь более двух тысячелетий, и кто только ни вторгался сюда, от римлян до гуннов, пока из Молдавии, Валахии и, конечно же, Трансильвании не сложилось современное государство… но колыбель цивилизации? Нет, не думаю. – Улыбаясь, он выглядел еще лучше, если такое возможно.
– Профессор… – Его улыбка помогла ей раскрепоститься. Она знала, что первой не будет. Антонеску – заядлый холостяк, и дважды с одной женщиной его в ресторане ни разу не видели. Интересно, скольких он приглашал к себе в замок (у него есть замок под Сигишоарой) или в шикарную квартиру в престижнейшем районе столицы?
Может, пару сотен, а может, и никого. Обзаводиться семьей он явно не собирается, но Натальина стряпня может в корне изменить ситуацию. Иляна – ее очередь следующая – говорит, что приглашать его домой глупо и старомодно; лучше отдаться ему прямо тут, в кабинете, как она, Иляна, и собирается сделать.
Но мать уверяет, что Наталья готовит сармале[2] лучше всей их родни. Стоит мужчине отведать, и он будет ее.
– Да? – Антонеску поднял густую черную бровь.
Лучше бы он так не делал. Как он прекрасен, и какой дурой она себя чувствует.
– Я хотела бы вас пригласить к нам домой… на ужин. Когда вам будет удобно. – Ее сердце бешено колотилось. Он определенно должен видеть, как оно бьется, учитывая низкое декольте.
Полутемный кабинет огласила мелодичная трель.
– Извините. – Профессор достал из внутреннего кармана мобильник – последней модели, само собой. – Мне казалось, я его выключил.
Наталья прикидывала, стоит ли упоминать о сармале – или, может, расстегнуть еще одну пуговицу? Иляна точно бы расстегнула.
Профессор, увидев, кто его вызывает, переменился в лице.
– Мне очень жаль, но это важный звонок, я должен ответить. Может быть, вернемся к этому в другой раз?
Наталья зарделась просто потому, что он на нее смотрел… не ниже шеи, заметим.
– Да, конечно, – пролепетала она.
– И скажите, пожалуйста, остальным, – профессор нажал на кнопку, – что мне сегодня придется закончить консультации раньше обычного. Семейные обстоятельства.
Семейные… Так у него все-таки есть семья?
– Хорошо, сейчас передам. – Он ей доверился! Знай свое место, Иляна.
– Спасибо, – отозвался профессор, пока она пробиралась к выходу среди кожаной мебели и манускриптов, на много веков старше нее самой. У других преподавателей кабинеты голые, как партбюро, и такие же мрачные.
Она уже закрывала за собой дверь, и тут он сказал каким-то не своим голосом, по-английски:
– Что такое? Когда? Только не это.
Наталья взглянула на него, и сердце у нее всколыхнулось.
Не от радости, как бывало, когда он шел по коридору в аудиторию, а она подглядывала за ним, но от страха.
Его прекрасные глаза стали алыми. Как вода в душе, если бреешь ноги и случайно порежешься, но чтобы такое творилось с человеческими глазами?
Его взгляд проник сквозь блузку и лифчик в самые сокровенные области ее сердца.
– Выйди вон, – гаркнул он нечеловеческим, как позднее клялась Наталья матери, голосом.
Бледная как смерть, она выскочила к другим студентам, жаждущим профессорского внимания.
– Недурно, вижу, прошла консультация, – съехидничала Иляна и хотела войти сама, но дверь оказалась запертой, и на ее стук никто не ответил. – Свет не горит, – сообщила она, прижавшись к дверному матовому стеклу чуть ли не носом, – и его тоже не видно. По-моему… по-моему, он ушел.
Но куда мог деться профессор из запертого кабинета с одной-единственной дверью?
Глава четвертая
9.45 по североамериканскому восточному времени.
13 апреля, вторник.
Киоск у здания АБН.
Угол Восточной Пятьдесят третьей улицы и Мэдисон-авеню.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
– Доброе утро, мисс Мина. Как всегда? – спросил Абдулла, когда она наконец дождалась своей очереди.
– Доброе утро, Абдулла. Сегодня большой, у меня встреча. Легкий, пожалуйста, и бейгл[3] не поджаривайте, я страшно опаздываю.
Тот, кивнув, занялся своим делом. Ни к какому врачу по поводу давления он, конечно, не обращался, хотя Мина на прошлой неделе провела с ним беседу.
Ее саму удар скоро хватит с такими людьми. Понятно, что к врачу отпроситься не так-то просто, но неужели умереть лучше?
Предвидение.
Экстрасенсорика.
Колдовство.
Называйте как хотите, все равно от этого никому проку нет.
Много было пользы, когда она наконец втолковала бывшему бойфренду Дэвиду, что у него в мозгу растет опухоль?
Жизнь она ему, правда, спасла (еще немного, и опухоль стала бы неоперабельной, сказали врачи), но Дэвид тут же ушел от нее к медсестричке из радиологии. «Брианна лечит людей, – сказал он, – а не говорит им, что они скоро помрут».
Вот и спасай такого. Надрывай себе сердце.
А его часть взноса за совместно купленную квартиру? Мина до сих пор с ним не расплатилась, а Дэвиду хоть бы что: давай отстегивай из своих смешных заработков.
Они с Брианной покупают дом и ждут первенца.
Ну еще бы.
На своем богатом опыте Мина познала один непреложный факт: ни один человек не хочет знать, как он умрет.
Кроме лучшей подруги Лейши, конечно. Она Мину слушает с девятого класса, когда Роб Пейс позвал ее на концерт «Аэросмит». «Не ходи», – сказала ей Мина, и Роб пригласил Энджи Харвуд.
Энджи-то и снесло голову, когда оторвавшееся от трейлера колесо угодило в «камаро» Роба, гнавшего с концерта домой.
Мина, узнавшая о происшествии утром (Роб чудом отделался сломанной ключицей), тут же выдала обратно свой завтрак.
Спасая подругу от верной смерти, она подставила вместо нее другую. Надо было и Энджи предупредить. Надо было всеми правдами и неправдами уговорить Роба не ездить в город.
В тот день она поклялась, что таких случаев, как с Энджи Харвуд, больше никогда не допустит. Если это будет в ее силах, конечно.
Неудивительно, что старшие классы, мучительные для многих, для нее стали и вовсе невыносимыми.
Именно тогда она начала писать сценарии для телефильмов. Реальные подростки не сильно рвались общаться с девочкой Ты-скоро-помрешь, зато персонажи маминых мыльных опер («Ненасытные» держали первое место) были всегда ей рады – а когда ее не удовлетворяли сюжетные линии, Мина придумывала свои.
Это хобби, как ни странно, принесло ей удачу – если сочинение диалогов для второго по рейтингу американского сериала можно считать удачей.
Мина считала. Миллионы человек в конце концов убили бы за такую работу, а при ее «даре» все могло обернуться в тысячу раз хуже. Вспомним Жанну д'Арк или, к примеру, Кассандру, дочь троянского царя Приама. У нее тоже был пророческий дар, но бог, любовь которого она отвергла, сделал этот дар проклятием: пророчествам Кассандры больше никто не верил.
Почти никто не верил и Мине, однако она не оставляла своих усилий. С девушками вроде той, которую встретила сегодня в метро, и с Абдуллой тоже. Она все-таки заставит его пойти к доктору.
Из всех будущих Мина, увы, неспособна прозреть свое собственное, но в данный момент и оно ей яснее ясного.
Если она задержится еще хоть немного, то лишится последнего шанса впаять Саю свое предложение.
И может благополучно забыть о должности ведущего сценариста.
Тут и экстрасенсом быть не обязательно.