Случилось то, чего Гарав ожидал в общем – то. Он старался беречь коня (мелкого, хотя и крепкого), чередовал рысь, галоп, шаг… Но через лигу конь стал сопеть, через три – засекаться, а через пять – лёг, и Гарав еле успел соскочить.
Нельзя было сказать, что Гарав испугался, хотя понимал, что без коня ему не выбраться из этих мест до полной темноты, а значит… Пашка – Пашка, может, и испугался бы. Гарав присел рядом с конём и выругался на весторне, вспомнив своего Хсана. Да, тот бы не пал после такой скачки… Крестьянская лошадь, что с неё возьмёшь!!!
– Может, встанешь? – пробормотал он, поднимая конскую голову за ноздри. И понял – нет, не встанет, загнал до предела. Может, и поднимается… поднялся бы. Утром. Но до утра есть все шансы просто не дожить. – Ладно, – мальчишка поднялся, стал расседлывать и рассупонивать коня. Вдруг оклемается, так зачем ему дохнуть из – за людских дел? Конёк, видно, почувствовав, что человек хочет, но не может ему помочь, сам приподнял голову, тихо заржал и даже попытался встать на ноги, но не смог.
– Ещё поигогокай, – сказал Гарав по – русски, – а то нас и так не найдут.
Сбрую он сложил в кусты – точнее, просто покидал без особого старания спрятать. Потом стал влезать в доспехи, которые до этого вёз у седла. Лучше уж париться в них, чем застанут в одной коже. Вспомнилось, как Эйнор учил его снаряжаться одной рукой. Эйнор, мой рыцарь, подумал Гарав, как же мне плохо без тебя. Я просто не знаю, что делать и как быть. Я глупый и самонадеянный мальчишка, в котором слишком много от другого мира… холодного и трусливого мира текучих рек из пангейского камня…
Впрочем – сейчас он всё равно мог только одно: шагать вперёд по тропинке, на которой уже копились ночные тени… хотя наверху, над деревьями, ещё горел долгий летний закат. Гарав помахал коню – и пошёл, не оглядываясь…
…Первая плоская тень возникла едва за верхушками деревьев растаял последний луч солнца. Гарав посмотрел в ту сторону и сказал:
– Ты будешь первой тварью, что сдохнет сегодня от моей руки.
Он не знал – помогло ли. Но, хотя тени копились и копились, а звуки неспешной погони сделались отчётливыми – нападения не было. Гарав усмехнулся на ходу. Да, разум – великая вещь. Там, где обычных зверей инстинкт бросил бы в атаку без раздумий – этим разум подсказывает осторожность. Надолго ли только…
Ещё он подумал, что хорошо бы снять шлем и вытереть лоб. Ночь не принесла прохлады, вместо неё ползла из укромных ложбин туманная духота.
Гарав понял, что эти нападут, когда туман сомкнётся над тропкой. А ещё – что конь, наверное, цел – крик умирающей лошади слышен издалека.
Неожиданно вспомнились слова из прочитанного зимой романа Эко «Имя Розы»: « – За что умрёшь?! – За Христа умру. – Не за Христа умрёшь! – Значит, за себя умру.» Помолиться, что ли, подумал Гарав? Этому… Эру? Эйнор молился, хотя и говорил, что по вере его предков это почти грех – простому человеку напрямую обращаться к Эру. Но он ведь никогда и ни о чём не просил Вечного. А Фередир и вовсе не молился. Да и Гарав не утруждал себя молитвами… правда, ещё ни разу подбиравшаяся к нему смерть не была такой медленной, спокойной и глупой.
Он засвистел. Подумал спокойно: «Ах, Мэлет, Мэлет, золотая моя мечта, серебряный голос…» И вместо молитвы начал напевать:
_ – _Он_в_мире_первом_смотрел_телевизор,_
_Читал_Кастанеду,_сушил_носки,_
_Пёс_одиночества_рвал_его_горло_
_Тупыми_клыками_хмельной_тоски…_
_А_в_мире_втором_ – звёзды_хрустели,_
_Как_сахар_под_сапогом…_
_И_смысле_не_было_ – _
_Не_было_ни_в_том,_ни_в_другом…_
Туман начал выползать на тропинку. В нём крались большие тени – уже не плоские, они обрели объём и сверкали парными алыми точками глаз. «Грррауррр…» – послышалось нетерпеливое, и Гарав, остановившись и встав спиной к большому ясеню, поднял арбалет и положил на верхний край щита:
– Подходите, ррррр… – без наигрыша рыкнул он в ответ.
И услышал песню.
_Золотая_чаша_отравленной_воды_ – _
_Но_проклятие_уже_в_крови._
_Не_спасут_от_него_ни_кинжал,_ни_яд,_
_Ни_слова_любви._
_Смертную_чашу_забвенья_испей,_
_Позабудь_проклятье_прежних_дней,_
_Но_не_забудь_любви_моей,_
_Рианнон,_что_всех_прекраснее,_
_Рианнон,_что_всех_печальнее,_
_О_Рианнон,_что_всех_несчастнее._
Гарав замер. Замерли и гауры. Казалось, они тоже силятся понять, не чудится ли им это – и в красных глазах появилась удивлённая растерянность. А песня звучала – вроде бы уже ближе по тропе:
_Все_для_тебя_ – _изумруд_полей_
_В_лазурной_оправе_вод,_
_Белых_птиц_крыла_
_И_арфы_чудесной_звон._
_Я_омою_от_крови_руки_твои,_
_Золотом_украшу_запястья_твои,_
_Лишь_не_забудь_моей_любви,_
_Рианнон,_что_всех_прекраснее,_
_Рианнон,_что_всех_печальнее,_
_О_Рианнон,_что_всех_несчастнее._
Гарав затаил дыхание. Он ни разу в жизни не слышал такого голоса. Ни здесь, ни там. Ни у профессиональных певцов, ни у любителей. Голос был красив и полон печали – такой печали, что мальчишка на миг начисто забыл о том, где он и что с ним – осталась только эта печаль, которая ужасней любого страха, потому что она – вечна.
Пел эльф. Сомнений не было. А ещё через миг Гарав стряхнул наваждение и крикнул:
– Эй, не ходи сюда! Тут гауры, беги!
Конечно, «беги» – это было сказано просто так. Куда от них убежишь. Но не предупредить певца со странным и прекрасным голосом Гарав не мог.
А песня продолжала звучать! Казалось, поющего нисколько не беспокоит посланное ему явно нешуточное предупреждение – и он переживает лишь свою же песню, по сравнению с которой всё вокруг – тень…
_Одолел_я_Мост_Срыва_и_смертный_плен,_
_Одиночество_горьких_дорог,_
_Но_страшит_юной_девы,_
_Забывшей_меня,_приговор:_
_Там_под_камнем_в_далеком_кургане_спит,_
_Та,_что_радостью_мою_навеки_хранит,_
_Та,_что_помнила_мою_любовь:_
_Рианнон,_что_всех_прекраснее,_
_Рианнон,_что_всех_печальнее,_
_О_Рианнон,_что_всех_несчастнее. [1]
– Чёрт, – сказал Гарав по – русски. И…
Да что это такое, не может быть?!
Гауров на тропе не было.
Ни единого.
А туман сполз в стороны – и Гарав увидел приближающуюся фигуру, словно бы окутанную серебристым сиянием… с еле заметными алыми искрами.
Мальчишка отставил щит, отложил арбалет и наконец – то стащил шлем. Ночной воздух оказался не таким уж душным – он обмахнул лицо приятной прохладой, Гарав на миг зажмурился от удовольствия… а когда открыл глаза вновь – странный певец стоял в нескольких шагах.
Да, несомненно, это был эльф. Причём какой! Могучий стройный атлет возносился над Гаравом на две головы. Да что там невысокий Гарав – эльф далеко превосходил ростом и высокого Эйнора, да и большинство виденных тут мальчишкой самих же эльфов. Странные серебряные волосы, схваченные тонким обручем красного металла с синим камнем – звездой, водопадами рушились на широкие плечи, укрытые тёмным плащом, сколотым излучающей голубой свет брошью из драгоценного камня. Плащ почти скрывал его фигуру, видны были только рукоять меча (на ней лежала рука в кожаной перчатке с сияющими перстнями) и носки мягких сапог.
Мэглор Феаноринг
Эльф смотрел на человеческого мальчишку сверху вниз внимательными серыми глазами – большими и полными спокойного страдания. Гарав именно так и подумал, зачарованно глядя в них: спокойного страдания. Того, которое стало привычным. Не меньше сделалось – нет. Лишь превратилось в часть жизни. Неотъемлемую, от которой эльфа не избавит и смерть.
И Гарав вдруг понял – волосы эльфа не серебряные. Они просто седые.
Заговорить Гарав не успел.
– Илльо, ты?! – мелодичный голос эльфа был удивлённым.
– Я… – Гарав кашлянул. – Нет, я… я не Илья… – он удивился: откуда нолдор – а это несомненно был нолдор! – знает русское имя?!
– Прости, – эльф поклонился немного. – Да, конечно. Просто у меня в голове уже давно многое путается, и ты показался мне похож на одного… человека… – это слово прозвучало странно, то ли с сомнением, то ли с насмешкой. – Но пусть. Это ты кричал, что тут гауры?
– Я кричал, – Гарав как будто очнулся. – Но я думал тебя предупредить. Aiya, noldo,[77 – То, что сказал Пашка, звучит не только грамматически неправильно, но и просто – напросто оскорбительно. Это два поставленных рядом квэнийских слова: «Привет, нолдо!» Для наглядности представьте себе, как к гуляющему по парку президенту вдруг невесть откуда подошёл сильно поддатый тинэйджер и выдавил из себя: «Првет, прэзик!» Эффект примерно тот же.] – вспомнил мальчишка запоздало кое – какие слова из квэнья.
Губы эльфа неожиданно тронула лёгкая улыбка.
– Elen sila lumenn' omentielvo[78 – Очень доброжелательно традиционное эльфийское приветствие, дословно – «Звезда осияла нашу встречу!»] – вот как правильно, – сказал он мягко и необидно.
– Elen sila lumenn' omentielvo, – повторил Гарав. – Ты спугнул гауров. Я не знаю, как тебе это удалось, но спасибо тебе, – и он поклонился, приложив левую ладонь к сердцу.
– Ты, я вижу, воин, – без насмешки или удивления сказал эльф. – Куда ты держишь путь по этим опасным местам?
– Я… убегаю, – честно сказал мальчишка. – От себя. Я был оруженосцем… – вздохнул Гарав. – Был… оруженосцем. Но я предал своего друга… и своего рыцаря, который тоже был мне другом, – неожиданно добавил он и расплакался.
Это было нелепо и почти смешно. Закованный в сталь и опоясанный мечом парень плакал, стоя на ночной лесной тропинке перед молчаливым странным эльфом. Но Гараву было плевать, что это нелепо и смешно. Ему не было прощенья и у него не было будущего. Лучше бы его разорвали гауры, и зачем он защищался, зачем крикнул?!
– Лучше бы меня… растерзали… эти твари… – выдавил он сквозь рыдания. И услышал над собой:
– Расскажи, seldo[2]
Голос эльфа звучал равнодушно. Но Гарав не обиделся. Он просто понял, что за плечами эльфа – такая огромная жизнь, что в ней вот такие лесные дороги и человеческие мальчишки, верящие, что их несчастье первое и самое страшное в истории мира – были много раз. Однако… рассказать о своём позоре?! О трусости?! О жалком вое?! О предательстве?! О том, как он почти стал игрушкой Ломион Мелиссэ?! Гарав отчаянно замотал головой.
– Нет… я не могу… прости…
– Пусть так, – кивнул эльф и взял Гарава за плечо, повёл рядом с собой. Арбалет оказался в руке Гарава словно бы сам собой, щит – за плечами, шлем – в другой руке… – Хочешь, я спою тебе?
Мальчишка молча кивнул и всхлипнул. И почти сразу приоткрыл рот. Голос эльфа был… нет, всё то, что он подумал, услышав его впервые издалека, оказалось… оказалось слишком мало для певца. Как для Пушкина слово «поэт».
_Свет_серебра_струил_Тельперион,_
_И_золото_ронял_Лаурелин…_
_Вы_просите_спеть_песню_тех_времен?_
_Я_не_могу_ – _ведь_песни_те_ушли._
_А_может_быть,_я_сам_ушел_от_них,_
_Оставив_их_навек_в_земле_Аман…_
_Я_спеть_могу_вам_о_волнах_морских,_
_Одетых_в_серый,_призрачный_туман._
_Я_бросить_эти_песни_мог_в_пути,_
_На_битом_льду,_где_были_мрак_и_смерть._
_Мне_этих_песен_больше_не_найти…_
_Я_вам_могу_о_Хелькараксе_спеть!_
Гарав не знал названий мест, которые слышались в песне эльфа. Но тоска – тоска и боль – словно рисовали перед ним на экране странные туманные картины: сияющий город на склоне зелёной горы, увенчанной белой шапкой, гневные лица, почему – то – вздыбленные торосы льдов и цепочки путников среди них… Гарав не понимал, что это. Он просто слушал.
_Я_спеть_могу_о_зареве_вдали,_
_Что_опалило_край_небес_огнем._
_В_том_зареве_сгорели_корабли,_
_И_песни_мирных_лет_сгорели_в_нем._
_В_сраженье_жарком,_в_яростном_бою_
_Забыть_я_песни_радостные_мог…_
_Я_песню_боевую_вам_спою,_
_Отточенную,_как_меча_клинок._
_Война_и_смерть…_Не_сосчитать_могил._
_И_навсегда_земли_могильной_плащ_
_Песнь_о_Земле – Не – Знавшей – Смерти_скрыл…_
_Я_вам_спою_о_павших_в_битве_плач._
_А_если_не_по_сердцу_будут_вам_
_Баллады_о_печали_и_войне,_
_Я_подберу_красивые_слова,_
_Спою_о_звездах,_Солнце_и_Луне,_
_О_ветре,_что_колышет_море_трав,_
_О_вечных_ледниках_на_пиках_гор,_
_О_чистых_родниках_в_тени_дубрав…_
_Но_не_просите_петь_про_Валинор!_
_Навек_забыты_песни_той_земли,_
_Седой_туман_окутал_гребни_волн._
_И_больше_не_цветет_Лаурелин,_
_И_навсегда_увял_Тельперион… [3]
– голос эльфа прервался стоном, и Гарав схватил его за руку, за запястье:
– Тебе плохо?!
– Мне? – казалось, эльф очнулся. – Что тебе до моего «плохо» с твоей бедой, человек? Моей тяжести тебе не понять и не поднять. Она очень далеко. Её скрыла даже не прошлая эпоха… И во всём мире она – лишь моя. Так зачем тебе знать о ней? Поделись лучше своей. Не пришло желание?
– Я испугался пытки и боли, – сказал Гарав тихо, отпустив руку эльфа. – Я нарушил клятву верности и пошёл служить Чёрному Королю… – он искоса посмотрел на эльфа, но лицо того было спокойным… и Гарав вдруг понял: а ведь его странный спутник, пожалуй, настолько же сильнее Ангмара, насколько тот сильнее самого Гарава. И от этой мысли почему – то стало спокойней. – Я жалкий трус и ничтожный предатель, таких казнят мечом, но это слишком почётно для меня.
– Твои друзья погибли из – за тебя? – спросил эльф. Гарав вскинулся:
– Что?! Нет! Я… я смог их выручить… но… мне больно…
– Посмотри, – сказал эльф и, подняв с рукояти меча левую руку, правой снял с неё высокую крагу. Гарав невольно ахнул.
Рука эльфа была сожжена до кости. Собственно, это и была чёрная кость – свирепое пламя съело всю внутреннюю сторону ладони.
– Ожог болит почти пять тысяч человеческих лет, – сказал эльф.
– Ты… – Гарав чуть отстранился. – Ты не… ты живой?! – ему вдруг помнилось, что рядом с ним – дух.
– К сожалению – да, – кивнул эльф, натягивая перчатку. – Хотя временами мне кажется, что я – призрак. Призрак прошлого и призрак самого себя. Я – нарушивший все мыслимые и немыслимые клятвы, которые только может дать разумное существо – чтобы исполнить одну – единственную клятву – клятву ненависти. Смешно и дико.
Эльф и правда рассмеялся. Но горький это был смех – горький, как запах полыни…
– Кто ты? – спросил Гарав робко. И добавил: – Лорд.
– Мэглор Нъйэлло, – сказал эльф. Он явно ждал какой – то реакции, но Гарав только представился в ответ:
– Я Гарав, оруж… Гарав я.
Эльф снова засмеялся – на этот раз почти весело. Гарав насупился:
– Тебя так насмешило моё имя, лорд?!
– Нет, – здоровая рука эльфа легла на плечо мальчишки, успокаивая. – Но я вижу, что это не имя, а прозвище. И я не спрашиваю, почему. Смеялся же я… по другой причине. Спеть тебе ещё? Путь через лес покажется короче, а ты хорошо слушаешь… Вот. Это песня человеческого народа… который когда – то, на заре времён, Финрод Фелагунд встретил на берегах Талоса… Говорит ли тебе что – нибудь имя Финрода, оруженосец?
– Это был король эльфов там, – Гарав вспомнил песни и рассказы Эйнора и показал рукой на запад. – Великий король.
– Великий, – кивнул Мэглор. И снова в его голосе прозвучало что – то странное. – Так слушай.
И он запел, и это была иная песня. В ней не было горечи и грусти и она сильно отличалась от эльфийских баллад – какой – то молодой бесшабашностью… Гарав заслушался с первых строк.
_ – _В_темноте_мерцают_звёзды_
_И_цветы._
_У_костра_ночного_вместе_
_Я_и_ты._
_Этой_встречи,_если_честно,_
_Я_искал_ – _
_Эй,_волчьей_песней_мир_будил_и_
_Звал,_
_звал,_
_звал…_
_Затихает_за_оврагом_
_Волчий_плач…_
_Мне_в_ночи_всего – то_нужно_ – _
_Ты_и_плащ!_
_Подарю_тебе_луну_я_ – _
_На,_бери!_
_А_потом_создам_другую_ – _
_Изнутри…_
Гарав невольно рассмеялся. Он почти представил себе того, кто пел эту песню раньше – молодой мужчина, парень или даже мальчишка… крепкие кулаки, широкие плечи, тяжёлый нож на поясе… вот он стоит, подпирает забор любимой, жуёт травинку и в желтоватых глазах – уверенность, что всё будет по его… и любовь.
_ – _На_траве_росою_сбитой_ – _
_Волчий_след._
_Намокает_плащ_забытый_ – _
_Нас_тут_нет…_
_Поутру_тебе_в_селенье_ – _
_Мне_же_в_лес…_
_Эх,_видно_я_не_в_свои_сани_
_Снова_влез!_
_А_тебя_закружат_ночи_ – _
_Словно_дни!_
_Для_тебя_горят_у_леса_
_Глаз_огни!_
_Для_тебя_звучит_над_миром_
_Волчий_плач…_
_Я_забыл_в_твоей_прихожей_
_Волчий_плащ…_
_Для_тебя_звучит_над_миром_
_Волчий_плач…_
_Я_забыл…_нарочно,_понимаешь…_
_Волчий_плащ… [4]
– Теперь спой ты мне, – неожиданно предложил эльф.
– Я? – Гарав от неожиданности опешил. – Я… не умею.
– Не умеешь петь? – эльф покачал головой. – Что ж… значит, не было в твоей жизни настоящего горя. И не любил ты, и не ненавидел. Выходит, ты солгал мне, Гарав – волчонок…
– Я не лгал! – ощетинился Гарав и вправду как волчонок, разгневанный тем, что кто – то осмеливается подвергать сомнению его страдания. Это до смешного оскорбило мальчишку.
Эльф чуть поднял одну бровь:
– Тогда спой мне. Хотя бы в благодарность – я знаю, что люди не обделены ею.
– Ну не у… – начал снова Гарав и вдруг ощутил себя какой – то ломающейся девчонкой. – Что спеть? – суховато спросил он.
– Что хочешь, – странно, эльф как будто сам же и потерял интерес к своей просьбе.
– Хорошо, – согласился мальчишка. Он знал много стихов, а в таких случаях, как правило, трудно выбрать… вот только выбирать не пришлось – первые строчки сами прыгнули на язык, а уж дальше оставалось просто идти следом, тут же перекладывая русский на адунайк и не особо беспокоясь о складе – тут это не было главным…
_ – _Понимаешь,_это_больно,_очень_больно,_
_Когда_горят_на_берегу_костры,_
_Когда_уходим_снова_добровольно,_
_Когда_сжигаем_наши_корабли…_
Если бы Гарав внимательно смотрел на эльфа – он бы увидел, как тот дёрнулся – словно в него попала стрела. И даже сделал жест, какой делает смертельно раненый.
Но Гарав не смотрел. Он знал, что не умеет петь – и всё – таки пел…
_ – _В_руке_зажат_обрывок_гика – шкота,_
_Прищурен_взгляд_и_холод_по_спине…_
_Сегодня_ты_взрослее_стал,_чем_кто – то – _
_Так_почему_же_слёзы_на_лице?_
_Не_знали_мы,_что_яхтой_станет_меньше,_
_Что_мы_её_сожжём_своей_рукой,_
_А_после_будем_петь_про_это_песни_
_И_улыбаться_раненой_душой…_
_Года_прошли,_и_многое_забылось,_
_Не_помним_запах_утра_над_рекой…_
_Но_мне_сегодня_почему – то_вдруг_приснилось,_
_Что_ветер_стих_и_будто_стал_чужой._
_Выходит,_все_же_что – то_здесь_нечестно,_
_Но_кто_подскажет_ – _где_мы_не_правы?_
_Ведь_старой_яхте_ – _на_море_не_место,_
_К_тому_же_ – _с_почестями_мы_её_сожгли…_
_Стояли_в_ряд_мальчишки,_солнце_плыло – _
_И_даже_ветер_потихоньку_стих…_
_Ах,_вспомнил…_ – _ведь_у_яхты_ИМЯ_было,_
_А_мы_забыли_вслух_его_произнести…_
_Понимаешь,_это_больно,_очень_больно – _
_Когда_горят_на_берегу_костры,_
_Когда_уходим_снова_добровольно,_
_Когда_сжигаем_наши_корабли…[5]
Гарав закончил петь – и поразился тому, как окаменело лицо эльфа. Стало чем – то похоже на маску – не страшную, не отчаянную – нет. Просто никакую. Мёртвую.