ПУЛЯ 1
Мегаполис страха
Работорговец вел мисс Мэри из Инчхона уже двое суток. Она шла, пошатываясь от усталости, однако нормальными переходами назвать это было нельзя. Во время привалов Бугай бил ее, поминая недобрым словом синюю отвертку, стягивал веревкой руки и ноги, чтобы не убежала, потом падал спать.
Натянув собачий ошейник, Мэри иногда удавалось добраться до ручья, текшего в этот дождливый сезон вдоль обочины шоссе. Она подползала и отшатывалась от собственного отражения. Высокая блондинка, совсем недавно сводившая с ума богатых сеульцев одним взмахом длинных ресниц, сейчас походила на кадр, вырезанный из фильма ужасов. Пасмурное, дождливое небо, развернутое над головой серым покрывалом, было фоном печальной картины. Центром оставалось лицо. Красивые когда-то губы, нос, скулы и высокий лоб мисс Марии Тешиной покрывала грязь, маскировавшая следы ссадин и синяков. Гордый взгляд девушки, несмотря на катастрофу, мог бы оставаться, как прежде, прекрасным, однако кровоподтек – след от удара ботинком – превратил левый глаз в щелку.
Мисс Мэри знала: ее ведут на убой.
В Мегаполисе практически не было пищи, но оставалось много голодных мужчин. А еще в Сеуле были рабыни. Молодые и красивые рабыни. Ведь всех остальных – старше возрастом или дурнушек – давно порезали.
Бугай гнал Мэри в Сеул с единственной целью: продать. В последнее время это становилось все более прибыльным предприятием. Живой дичи в окрестностях Мегаполиса почти не осталось, а есть хотелось каждому юнговскому стрелку и каждому бойцу из диких городских гангов.
Тащить труп на себе было тяжело, поэтому проклятый работорговец, в соответствии с личным представлением о практичности, заставил будущую жертву шлепать босиком по холодному осеннему асфальту. Изредка он пинал ее. Ботинком в зад. Зад у Мэри, как ни крути, оставался шикарным. Он и раньше был как орешек, а ныне, учитывая жуткие голодные дни, мог вызвать зависть у любой страдающей анорексией топ-модели. Вот только сил на подиумную походку у Мэри, увы, давно не осталось.
Девушка ковыляла, спотыкаясь на каждом шагу, падала и вновь поднималась. Тычки и затрещины заставляли истощенное тело механически двигаться.
Когда она падала, Бугай, злобно матерясь, тащил ее за волосы.
Мисс Мэри не сопротивлялась. Она даже улыбалась в такие моменты. Когда Бугай волок ее по земле, девушка могла позволить себе чуть расслабиться, отрешиться, забыть на время про боль. В такие прекрасные моменты, пока хозяин не видел лица своей пленницы, та презрительно скалилась, сдерживая нервный смех.
Временами Бугай машинально порывался почесать отсутствующий глаз: подносил руку к лицу, но тут же отдергивал – испуганно и зло. Под грязной повязкой, скрывающей пол-лица, зияла ужасная рана.
То была отметина от их встречи.
От немедленной смерти девушку на данный момент спасала только жадность хозяина. Убить ее он мог еще сутки назад, но желание заработать заставило Бугая на время забыть о глазе, в который Мэри воткнула синюю отвертку.
Бугай терпел, человеческого мяса не ел – опять же по рациональным соображениям.
Риса в хранилищах министерства республиканской гражданской обороны оставалось более чем достаточно, а вот с мясом была беда. За тридцать лет свиньи с коровами передохли или вконец одичали. Юнговцы меняли живых людей на рис и ржаную муку по весу, в соотношении два к одному: две меры зерна на одну меру плоти.
Плоть была дороже зерна.
Бугай экономил.
Его действительно ожидала выгодная сделка: мисс Мэри была худой, но зато очень высокой. Она выделялась ростом даже среди своих диких северных соплеменников в далекой Москве. На востоке же, особенно в низкорослом маньчжурском Китае или среди пукханов, ей просто не было равных.
Бугаю доводилось бывать на севере. Поэтому грацию и стать нового имущества, по сравнению с прочими захваченными девушками, он мог оценить сполна.
Рост Мэри составлял почти метр девяносто. И на Бугая она могла смотреть свысока, даже когда он бил ее при прямом взгляде или подъеме головы. Волосы у девушки были светло-золотистые, почти платиновые. В начале путешествия из Инчхона они были стянуты в хвост – именно так она очнулась на причале. Сейчас хвост растрепался, и значительная часть роскошной шевелюры закрывала половину лица, при каждом шаге попадая в глаза и приоткрытый от усталости рот. Глаза у мисс Мэри были огромные, ясные, серо-голубые. По крайней мере, один глаз, который можно было видеть, без жуткого распухшего кровоподтека. Губы девушки – аккуратные и тонкие – были разбиты.
Бугай смотрелся менее колоритно. Ниже пленницы, ярко выраженной восточной наружности, с выпяченными скулами и плоским носом, он походил – если приделать к нему усы и меховую шапку с лисьим хвостом – на монгольского нукера семисотлетней давности, только без лошади. Вместо халата на работорговце висела измаранная майка с надписью Tiger Beer. Также на нем были драные голубые джинсы, довольно крепкая кожаная куртка и грязно-красная кепка с логотипом Ferrari club.
«Для мелкого сеульского торгаша, – усмехалась про себя мисс Мэри, – прикид глупый».
Вооружен Бугай был в местном, специфическом стиле. Людоеды, выжившие на улицах современного Мегаполиса, наверное и должны были так вооружаться. У Бугая была бита, утыканная гвоздями – наверняка самодел и предмет гордости. Был у него также завидный кухонный нож из нержавейки – огромный, заточенный до бритвенной остроты. И некая штуковина, похожая на самурайский меч либо его декоративную копию, которую раньше можно было купить в любом местном супермаркете.
Завершающими штрихами амуниции Бугая служили синтетическая бечевка и собачий ошейник. Один конец бечевки был привязан к ремню на джинсах, а второй к тонкой шее мисс Мэри, на которой крепился собачий ошейник. До катастрофы их пара наверняка вызвала бы интерес у полиции или служащих психбольницы. Однако теперь редкие прохожие не обращали на них никакого внимания.
Шествие вооруженного мужика с привязанной к нему полуголой девицей теперь не выходило за пределы общественной нормы.
Мисс Мэри шлепала по асфальту, временами вздрагивала и ежилась.
На момент встречи с Бугаем она была одета вполне прилично. Когда девушка очнулась, на ней красовались узкие джинсы, рубашка, свитер, шарф, сапоги и легкая замшевая куртка. Все вещи были новыми, что казалось странным: на прочих выживших одежда истлела, молнии заржавели, пуговицы покрылись плесенью… А на Мэри все осталось целехоньким.
Сначала девушка задумывалась об удивительном феномене, гадала, отчего так случилось, почему ее вещи не испортились? Но в последнее время это происходило все реже и реже. Ботинки и кулаки Бугая составляли неплохую конкуренцию философским размышлениям.
В некотором смысле девушка попала в такое положение как раз из-за новых шмоток. При встрече Бугай увидел на ней одежду, нетронутую временем, и своего шанса не упустил. Сокровище он быстро снял, скрутил в узел и приготовил на продажу. Как и саму Мэри. Взамен снятой одежды Бугай благородно презентовал голой пленнице свою старую байковую рубаху.
В этом тряпье, слишком широком и коротком для узкоплечей и длинноногой мисс Мэри, она шлепала за Бугаем уже километров сорок.
За время жуткого путешествия девушку поразили многие вещи. Например, асфальт. Замечательная скоростная трасса, предмет зависти русских туристов, – даже таких специфических туристов, как сама Мария Тешина, – оказалась покрыта трещинами, через которые пробивались пучки травы. Идеально гладкую серую поверхность местами пронзал даже жухлый кривой кустарник.
Это выглядело ошеломляюще. Фантастично.
Вид автобана, проломленного растениями, поразил Мэри. Если сквозь полуметровое покрытие и крепкий асфальт успела прорасти трава, значит, в памяти Тешиной был не просто провал. Там зияла пропасть глубиной в годы, даже в десятилетия. С момента потери сознания минул большой срок.
Спокойно прикинуть размеры этого срока и осознать случившееся не удалось: события после пробуждения понеслись вскачь.
Девушка очнулась в Инчхоне на сгоревшей дотла пристани. Судя по обугленным доскам и каким-то оплавленным обломкам, вокруг бушевал сильный пожар.
Как же все-таки могла уцелеть одежда, да и само тело, если в том месте, где Тешина лежала, все сгорело?..
Пробравшись сквозь остов будки, мисс Мэри выбралась на гранитную мостовую. Мостовая, с первого взгляда, выглядела так знакомо – совсем недавно она служила милым местным жителям для семейных прогулок…
Недавно?..
Милым?..
Один из «милых» аборигенов здесь ее и встретил. Это был Бугай. Кроме него вокруг никого не было.
Умерли? Ушли? Не проснулись?..
Увидев девушку, Бугай бросился к ней. Молча, страшно. Мэри рванула прочь, но он быстро догнал, сбил с ног и ударил кулаком в голову.
Раз. Другой… Мэри кричала, отбивалась, но он был гораздо сильнее ее…
После жестокого избиения, отключившего сознание на несколько страшных минут, мисс Мэри почувствовала острую боль в голове и груди. Пришла в себя. Бугай вновь начал бить. Она снова отключилась…
Очнулась голая. Теперь боль стучала не только в голове и груди, но и в низу живота. Мэри свернулась калачиком и часто задышала. Неприязнь, злость, бессилие – все смешалось в единый пульсирующий клубок.
Сколько она провалялась в отключке на этот раз?..
Бугай стоял рядом.
Он окинул Мэри оценивающим взором и бросил ей свою байковую рубаху. Мэри кое-как надела ее, улучила момент и хотела сбежать, но была снова повалена наземь и избита. На этот раз Бугай стянул бечевкой ее запястья, украсил шею собачьим ошейником и нацепил петлю из синтетического жгута.
Мэри заплакала, но после чудовищных побоев слезы не помогли даже сбросить напряжение.
Бугай дернул за веревку, и началась мучительная дорога. Сорок километров пешком от изуродованного, пустого Инчхона к голодающему, но еще живому Сеулу…
Мэри ковыляла по автобану, оглядываясь по сторонам. С Бугаем они не разговаривали. Она видела все сама.
Сеул уже не был тем чарующим городом, в который мисс Мэри приехала вдохновленной студенткой. Зеленовато-серые, черные, карие полутона и оттенки пропитали великолепный некогда Мегаполис от приямков дорог до вершин полуразрушенных небоскребов. Чахлый кустарник, еле живая трава, с невероятными усилиями пробившаяся сквозь бетон и асфальт, уродливые деревья, не срубленные на дрова лишь по никчемности и безлюдью, плесень, мох, лужи, земля, нанесенная рваным ветром, сырой глинозем – вот что отныне дарило цвет великому городу. Вернее, его трупу, медленно разъедаемому временем и людьми – двумя самыми безжалостными падальщиками в мире.
По кварталам, в которых совсем недавно – относительно глубины памяти Мэри – проживало одиннадцать миллионов мужчин и женщин, будто прокатилась ковровая бомбардировка. Однако единственными боеприпасами, падавшими на беззащитные улицы, были… мгновения. Мириады мгновений. Секунды, сцепленные в минуты и часы, переплетенные днями и годами.
Всё рухнуло в пропасть: привычные социальные связи, экономика, валюта, коммуникации, закон и порядок. Здесь, в Сеуле, остались лишь разломанные куски цивилизации, стремительно дробящиеся на крохотные осколки, готовые, в конце концов, стереться в мелкий песок.
Небоскребы, от которых захватывало дух, перестали существовать. Их мрачные остовы, похожие скорее на готические иллюстрации к картинам безумного художника, чем на останки отелей и бизнес-центров, внушали мисс Мэри мистический ужас. Когда она украдкой поднимала голову, чтобы увидеть вершину любого из гигантов, в душу заползало нечто холодное и липкое. Это нельзя было назвать просто страхом. Душа пасовала вовсе не перед смертью и разрушением. Душа трепетала перед чем-то более тяжким и неподъемным.
Перед катастрофой. Перед безумной помесью конца и начала Истории.
Это был ужас – слепой, всеобъемлющий, выписанный исполинскими буквами ветхих небоскребов.
Выпавшие стекла. Перекошенные рамы. Пустые глазницы эпохи, обрамленные мрачными скулами руин и щербатым ртом эстакады. Все это смотрело на мисс Мэри с укором. Городские стоки занесло мусором, канализация сгнила или забилась. По улицам Мегаполиса текли бурные ручьи. На парках и площадях дремали болота. Ухоженные пруды превратились в озера, покрытые зеленым ковром ряски. Перепачканные оборванцы, больше похожие на заключенных концлагерей, только что выпущенных на свободу, лакали воду из луж, подобно диким животным.
Через весь этот пугающий мир Бугай вел ее на убой.
Она знала.
Чувствовала.
Несколько раз пыталась сбежать, но получала такие зверские удары, что в глазах темнело.
Бугай… Почему она про себя назвала его именно так? Вероятно, за широкие плечи и коренастое тело, сидящее на крепких коротких ногах. Когда он шел впереди, и мисс Мэри видела его спину, Бугай казался ей этаким Квазимодо: мощным, но низкорослым.
Впрочем, Бугай редко двигался впереди. Обычно он топал за спиной девушки, что гарантировало ему, во-первых, отличный вид, а во-вторых – возможность пинать и понукать жертву, ускоряя ее неуклюжие после побоев движения.
То ли Бугай всегда был садистом, то ли после катастрофы внутри у него слетел какой-то предохранитель и пробудилось изуверское начало – неизвестно. Но факт оставался фактом: он совершенно открыто упивался властью над беззащитной пленницей, делая ее существование невыносимым не только в силу необходимости, но получая громадное удовлетворение.
Вот так – в компании с осатаневшим торгашом – они шагали по трассе.
Людей было немного. В основном, завидев бредущую пару, местные отходили на обочину и скрывались в мрачных подъездах. Никто не пытался напасть и отобрать товар. То ли боялись Бугая, то ли голод еще не окончательно доконал жителей этого района. Скорее – первое.
Автобан, поросший кособоким кустарником и вялой травой, усыпанный ржавыми останками машин, петлял между серыми от старости магазинами, между остовами мертвых многоквартирных домов, между заболоченными площадями…
Автобан рассекал пробудившийся Сеул – Мегаполис страха.