ПРОЛОГ
Многое можно рассказать о короле Мифрил Халла Бреноре Боевом Топоре, и многие титулы принадлежат ему по праву: воин, дипломат, авантюрист, лидер дворфов, людей и даже эльфов. Бренор немало способствовал превращению Серебряных Земель в одну из самых мирных и преуспевающих областей во всем Фаэруне. Добавьте к этому репутацию провидца, как нельзя лучше подходящую ему: ведь какой другой дворф смог бы заключить перемирие с Обальдом, правителем орочьего Королевства Многих Стрел? И это перемирие продолжалось и после смерти Обальда и поддерживалось его сыном Арлдженом, вступившим на престол под именем Обальда II.
Это было воистину великое свершение, обеспечившее Бренору место в дворфских легендах, несмотря на то что многие из подданных Мифрил Халла были против любых контактов с орками, разве что в сражениях. По правде говоря, Бренору часто поступали просьбы о пересмотре этого вопроса – из года в год. Но в конце концов очевидным для любого оставался факт, что король Бренор не только укрепил позиции Мифрил Халла и своего родного клана, но и благодаря своей мудрости изменил к лучшему облик Севера.
Но среди званий Бренора Боевого Топора были такие, которыми он дорожил больше всех прочих, – звания отца и друга. В последнем Бренору не было равных, и все, кто имел честь называться его другом, не сомневались, что король дворфов бросится навстречу летящим стрелам или в когти огра без колебаний, без сожалений, лишь будучи верен дружбе. Но что касается первого…
Бренор никогда не был женат, и у него не было собственных отпрысков, но он воспитал двух человеческих детей, как своих собственных.
И он их потерял.
– Я хотел быть лучшим, – поведал король Дзирту До’Урдену, необычному дроу, советнику трона Мифрил Халла, в один из тех все более редких дней, когда Дзирт гостил в дворфской твердыне. – Я воспитывал их, как мой отец воспитывал меня.
– Никто в том не усомнится, – уверил его Дзирт.
Дроу откинулся в удобном кресле, стоящем у камина в небольшой комнатке Бренора, и долгим взглядом окинул своего старинного друга. Густая борода короля уже не была такой рыжей, как раньше, сквозь седину пробивались редкие огненные завитки, а косматая шевелюра немного поредела. Но огонь в серых глазах горел так же ярко, как и в те давние дни их первых встреч на склонах Пирамиды Кельвина в Долине Ледяного Ветра.
Но сегодня в глазах короля поселилась печаль; правда, она не отражалась на движениях дворфа. Он двигался стремительно и, раскачиваясь в своем кресле, периодически хватал крепкими ногами какое-нибудь полено и точным броском отправлял его в огонь. Деревяшка неохотно загоралась, жалобно потрескивая и словно протестуя, но была не в состоянии вырваться из огненного плена.
– Чертовы сырые дрова! – проворчал дворф себе под нос.
Он наступил на мехи, встроенные в камин, посылая в топку долгий, непрерывный поток воздуха, обдувающего угли и пылающие головни. Бренор долго возился с очагом, то поправляя поленья, то качая мехи, и Дзирт подумал, что каждое движение друга отражает его характер. Схожим манером дворф делал все, касалось ли это удержания крепкого мира с Королевством Многих Стрел или деятельности на благо клана, пребывающего сейчас в полной гармонии. У Бренора все получилось, огонь наконец разгорелся, и король, удобнее усевшись в кресле, поднял большую кружку меда. Старый дворф покачал головой, и его лицо исказила гримаса сожаления:
– И все же нужно было убить этого вонючего орка.
Дзирт был слишком хорошо знаком с жалобами, которыми изводили Бренора со дня подписания договора в ущелье Гарумна.
– Нет, – ответил дроу более чем убедительно.
Бренор усмехнулся довольно зло.
– Ты поклялся убить его, эльф, и ты позволишь ему умереть от старости?
– Спокойнее, Бренор.
– Ба, да он разрубил твоего друга эльфа пополам! Его копьеносцы сбили твою ненаглядную эльфийку и ее пегаса!
Дзирт бросил на дворфа взгляд, полный боли и затаенного гнева, безмолвно прося Бренора прекратить.
– И ты позволил ему жить! – не унимался неистовый дворф, стукнув кулаком по подлокотнику кресла.
– Да, и ты подписал договор о перемирии, – невозмутимо парировал Дзирт.
Его лицо и голос оставались спокойными. Он знал, что необязательно кричать, чтобы слова производили эффект, сравнимый с ударом молота.
Бренор вздохнул и опустил лицо в ладони.
Дзирт позволил ему побыть наедине со своими мыслями, но долго не выдержал.
– Ты не единственный, кто возмущен фактом, что Обальд прожил все эти годы в комфорте, – сказал он. – Никто не хотел его смерти больше, чем я.
– Но мы допустили это.
– И мы поступили правильно.
– Так ли, эльф? – со всей серьезностью спросил Бренор. – Сейчас он мертв, и орки соблюдают перемирие. Но долго ли это продлится? Когда все рухнет? Когда орки вновь станут орками и развяжут очередную войну?
Дзирт лишь пожал плечами, да и что он мог ответить?
– И ты туда же, эльф! – возмутился Бренор в ответ на этот жест. – Ты не можешь знать, и я не могу знать, но ты уговорил меня подписать этот проклятый договор, и я подписал!.. И мы не можем знать!
– Но мы знаем, что множество людей, эльфов и – да, Бренор, – дворфов получили возможность прожить свою жизнь в мире и процветании, потому что ты имел мужество подписать этот проклятый договор. Потому что ты остановил ту войну.
– Ба! – фыркнул дворф, всплеснув руками. – С тех пор они у меня поперек горла. Проклятые вонючие орки. И теперь они ведут торговлю с Серебристой Луной, Сандабаром и этими жалкими трусами из Несма! Они все должны были погибнуть в сражении, во имя Клангеддина!
Дзирт кивнул. Трудно не согласиться. Насколько ему самому легче было бы жить, если бы его жизнь на Севере оставалась бесконечной битвой! В глубине души, конечно, Дзирт был согласен с Бренором. Но разумом он понимал другое. Когда Обальд предложил перемирие, несговорчивость Мифрил Халла поставила бы клан Бренора перед десятками тысяч орков Обальда в войне, которую дворфы в одиночку никогда не смогли бы выиграть. Но если бы преемник Обальда решил нарушить соглашение, то новая война настроила бы все добрые королевства Серебряных Земель против Многих Стрел. Жестокая усмешка скользнула по суровому лицу дроу, но быстро превратилась в гримасу, поскольку он вспомнил многих орков, по крайней мере нескольких, ставших его друзьями за это время… Прочло почти четыре десятилетия.
– Ты поступил правильно, Бренор, – сказал он. – Благодаря мудрому решению подписать тот свиток многие, многие тысячи прожили свои жизни, которые были бы отобраны у них во время кровавой войны.
– Я не могу сделать этого снова, – ответил Бренор, покачав головой. – Я многого не достиг, эльф. Сделав все, что я смог сделать здесь, я не поступил бы так снова.
Он зачерпнул кружкой из открытого бочонка, стоящего между креслами, и сделал большой глоток.
– Думаешь, он все еще там? – задумчиво спросил Бренор сквозь пену на бороде. – В холоде и снегах?
– Если так, – ответил ему Дзирт, – тебе следует помнить, что Вульфгар там, где он хочет быть.
– Да, но, держу пари, его старые кости напоминают ему о его упрямстве на каждом шагу! – ответил Бренор, и эта шутка была тем глотком радости, в которой сейчас они оба нуждались. Дзирт улыбнулся дворфу, но одно слово Бренора его кольнуло: «старые». Эльф наблюдал за ходом времени, и тогда как для него, долгоживущего существа, менялись только цифры в календаре, для Вульфгара, если он все еще жив там, в Долине Ледяного Ветра, наступает семидесятый год жизни. Эта действительность глубоко поразила Дзирта.
– Ты все еще любил бы ее, эльф? – внезапно спросил дворф, имея в виду свою потерянную дочь.
Дзирт вздрогнул, как от пощечины, и знакомая вспышка гнева промелькнула в его казавшихся безмятежными глазах.
– Я все еще люблю ее.
– Если бы моя девочка была сейчас с нами, – уточнил Бренор, – она была бы уже стара, так же как и Вульфгар, и многие сочли бы ее уродливой.
– Многие говорят это о тебе, и причем с тех пор, когда ты был молод, – съязвил дроу.
Действительно, Кэтти-бри тоже шел бы уже седьмой десяток, если бы она не погибла в дни Разорванной Пряжи Мистры двадцать четыре года назад. Она была бы старой, как Вульфгар, – но уродливой? Дзирт никогда бы не смог так подумать о своей возлюбленной Кэтти-бри. За все свои сто двенадцать лет жизни дроу не видел ничего более прекрасного, чем его супруга. Ее отражение в лавандовых глазах Дзирта не имело несовершенств, независимо от разрушительного действия времени, независимо от шрамов, полученных в битвах, независимо от цвета ее волос. Кэтти-бри всегда была в глазах Дзирта такой, как в тот день, когда он понял, что любит ее, в той давней поездке в далекий южный город Калимпорт, куда они мчались спасать Реджиса.
Реджис. Дзирт вздрогнул, вспомнив хафлинга, еще одного дорогого друга, потерянного в страшное время хаоса, когда Король Призраков, предвестник великой тьмы, которая распространилась по всему Торилу, прилетел в храм Парящего Духа, уничтожив одно из самых удивительных строений в мире.
Дроу когда-то получил совет проживать свою долгую жизнь сериями из коротких отрезков времени, жить непосредственно с людьми, которые окружают его здесь и сейчас, чтобы потом идти дальше и найти ту жизнь, ту жажду, ту любовь снова…
Это был хороший совет, Дзирт чувствовал это сердцем, но за четверть века, с тех пор как он потерял Кэтти-бри, пришло понимание, что иногда совет легче выслушать, чем исполнить.
– Она все еще с нами, – поправился Бренор некоторое время спустя. Он опустошил свою кружку и бросил ее в очаг, где она разлетелась на черепки.
Дзирт ничего не сказал на это и устремил невидящий взор в огонь.
И он, и Бренор просили Джарлакса, владеющего многими хитростями, найти Кэтти-бри и Реджиса – найти хотя бы их души, поскольку видели, как души их потерянных любимых друзей уезжают на призрачном единороге сквозь каменные стены Мифрил Халла тем роковым утром. Богиня Миликки забрала их обоих, Дзирт верил в это, как и в то, что она не могла быть столь жестокой, чтобы удерживать их. Но видимо, даже Миликки не смогла отнять у Келемвора, бога мертвых, его законную добычу. Дзирт вспоминал о том ужасном утре, как будто это было вчера. Он был разбужен криками Бренора от сна, полного любовных ласк с женой, которая, казалось, вернулась к нему из глубин отчаяния.
И в то ужасное утро она лежала подле мужа холодная и равнодушная к его прикосновениям.
– Нарушь перемирие, – тихонько прорычал Дзирт, обращаясь мысленно к новому королю Многих Стрел, орку, не столь умному и дальновидному, как его отец.
Рука Дзирта рефлекторно потянулась к бедру, хотя сейчас он был безоружен. Дроу снова захотел ощутить тяжесть своих смертельных клинков. Мысль о битве, зловонии смерти, пусть даже собственной, не беспокоила его. Не в это утро. Не тогда, когда образы Кэтти-бри и Реджиса проплыли перед его мысленным взором. И память о собственном бессилии горьким комком встала в горле.