Глава 1
Галстук-бабочка и игра в правду
Семиклассница Роуз Эшли стояла посередине, а вокруг нее ходили три девчонки из ее параллели. Крепко зажмурив глаза, она пыталась отгородиться от их глумливых ухмылок. Все три школьницы по очереди отпускали язвительные комментарии в адрес наряда Роуз, составленного, между прочим, с большой тщательностью.
– Только посмотрите на этот галстук-бабочку!
– А рубашка? Мой младший брат носит такую же.
– Ты что, пацан?
– Может, она из скаутов-волчат? У них на рубашках тоже карманы на кнопках. Скаутских значков не видно? – схохмила та, что упомянула младшего брата.
Роуз болезненно съежилась. Это из-за блога? Но ведь она больше месяца не публиковала новых постов. Откуда бы им знать про «Модный прикид»? Нет, конечно, про блог написали в филадельфийской газете, но кто станет читать ее в Индианаполисе? Ох, как же она могла забыть! Был еще ролик на YouTube – «Ревизия маминого шкафа, или Семьдесят пять старых шарфиков и что с ними делать». Он послужил источником множества творческих идей, в том числе с галстуками-бабочками.
Видео с шарфиками набрало больше просмотров, чем все остальные ее ролики, а следом в блоге даже образовался клуб «Бабочка месяца». На электронную почту сыпались горы писем: все хотели знать, как сделать галстук-бабочку своими руками. Роуз даже написала эссе: «Галстук-бабочка – не только для парней». Через месяц бабочками обзавелась вся женская часть ее средней школы. Только то было в пригороде Филадельфии, на Восточном побережье, а здесь Индиана – самое сердце страны. И эти три вредины почему-то выбрали Роуз своей мишенью.
Девочка с яркой неоново-синей прядью в волосах шагнула к ней. Кэрри. Низенькая и коренастая, она напоминала мопса с дурным нравом. Прищурившись, Кэрри набрала полную грудь воздуха.
– Придумала! Сыграем с ней в «правду», выясним, кто она такая и что представляет из себя на самом деле!
– Ага, будем считать, что у нас «круг правды». Сейчас все узнаем! – Кажется, эту зовут Брианной, припомнила Роуз, нервно потеребив бабочку на шее. Одна из любимых: бледно-голубая с узором в мелкий белый цветочек. Роуз смастерила ее из каких-то обрезков и завязала классическим способом «летучая мышь» [3].
– Бабочки, говоришь, не для мальчиков? Ясно, ясно, – произнесла Кэрри самым едким тоном, какой только можно представить. Значит, блог они все-таки видели! – Что еще ты выудила из мамочкиного шкафа?
Прежде чем Роуз успела открыть рот, вмешалась третья из подруг.
– Ладно, хватит про блог и дурацкие ролики на YouTube. – Лиза, местная красавица. На левой брови девочки был наклеен страз, который во время разговора подпрыгивал до линии роста волос. Кроме того, Роуз еще ни у кого не видела таких глубоких ямочек на щеках. Не забывая их демонстрировать, Лиза приблизилась к ней. – Не строй из себя Мию Райлз.
Мия Райлз! Роуз чуть не поперхнулась. Мия – тринадцатилетняя звезда YouTube, стопроцентное творение своей фанатичной мамаши, Моники Райлз. Вот уж кто не скупился на блестки! Судя по всему, для Лизы Мия – объект подражания. Моника Райлз совала дочку куда только можно, подписывая контракты во всех сферах, от социальных сетей до рекламы средств для волос и модной одежды. По мнению Роуз, выглядела Мия просто чудовищно, напоминая кукольного вида танцовщицу из группы поддержки.
– Ну что, Роуз, готова? – угрожающе спросила Кэрри.
Роуз ничего не ответила – голос словно куда-то подевался. Губы у нее задрожали, в глазах защипало от готовых пролиться слез.
– Вот я, к примеру, – продолжала Кэрри, – в детстве пописала в бассейн, и вода стала точно такого же цвета, – она показала на синюю прядь в своих волосах.
«Нашла, откуда черпать вдохновение», – подумала Роуз. Из мочи и хлорки. Обе подружки Кэрри захихикали, как ненормальные.
– А у меня знаешь, что было? – вступила любительница блесток Лиза.
– Н-нет, – пролепетала Роуз.
– Прыщ! Однажды, давным-давно… – Лиза как будто взялась рассказывать сказку о прыще, который слетел с физиономии тролля и случайно приземлился на личико принцессы.
– И у меня был, – брякнула Роуз. – И я тоже один раз написала в бассейн, общественный бассейн в Медоу-Ларк, а еще…
– Молчать! – рявкнула Брианна. Кто-то, возможно, счел бы ее красивой, если принять за эталон красоты тощих супермоделей, однако глаза у нее были чересчур маленькие, и это, по мнению Роуз, придавало Брианне сходство с грызуном. Она словно бы постоянно что-то вынюхивала – хлебные крошки или объедки, или, что вероятнее, обрывки сплетен. На какого именно грызуна была похожа Брианна? Над этим Роуз особо не задумывалась. Полевка, домовая мышь, крыса – неважно, сходство с существом из подземелья в любом случае налицо. Волосы Брианны, стянутые на макушке в тугой хвост, заостряли черты ее крохотного личика до необычайной степени. «Острые как лезвия» – промелькнуло у Роуз в мыслях. Кто-то вроде говорил, что Брианна – чемпионка школы по фигурному катанию.
Брианна подалась вперед. Ее взгляд сочился ядом.
– Говорить позволено только Кэрри. Кэрри задает вопросы! – отрезала она.
– Спасибо, что уточнила, Брианна, – отозвалась Кэрри. – Опрос веду я.
Скорее, допрос, пронеслось в голове у Роуз.
– Итак, где твоя мама? – спросила Кэрри.
– Умерла.
– А отец?
– Не знаю.
Кэрри вытянула шею, точно пыталась вынюхать все секреты Роуз, но даже в этой позе оставалась заметно ниже нее.
– Твои родители развелись? Он вас бросил? Сбежал с кем-то покрасивее твоей мамаши? Или тоже того?
Роуз задыхалась от ужаса. И это только второй день в школе! Они явно подошли к сбору информации основательно – даже нашли и изучили «Модный прикид», ее блог, и все видеоролики на YouTube. Такого начала учебного года Роуз не могла представить и в страшном сне. Хоть в «Книгу рекордов Гиннесса» записывай… Менять школы ей было не впервой. Они с мамой так часто перебирались с места на место, что Роуз, можно сказать, стала «профессиональной новенькой». В Филадельфии мама работала агентом по недвижимости. Вкладывала средства в их новое жилье: въезжала, приводила в порядок, а затем продавала, – и так каждый раз. Неуловимый серийный реставратор.
Постоянные переезды и смена окружения ничуть не беспокоили Роуз, ведь мама всегда повторяла: «Я продаю не дома, а постройки. Дом – это не четыре стены под крышей, дом – это мы с тобой».
Для второго дня в новой школе Роуз подобрала идеальный ансамбль. В первый день решила не рисковать, надела старую мамину блузку и легинсы. Пару месяцев назад она смастерила под эту блузку пояс из жгутов, которые сплела в летнем лагере. Одна шестиклассница даже выразила ей свое восхищение, несмотря на скромность одежды. Впрочем, и сегодняшний наряд Роуз едва ли можно было назвать кричащим. Галстуки-бабочки и мальчишечьи рубашки с воротничком сейчас в моде. По крайней мере, так она думала раньше и потому по дороге в школу чувствовала себя вполне уверенно.
Однако на уроке преподаватель перетасовал рабочие группы, и Роуз оказалась в связке с тремя самыми противными ученицами во всей школе. Злые девчонки есть в любой школе, но до сих пор Роуз удавалось их избегать. Эти же трое выглядели особенно агрессивными и, пожалуй, напоминали гарпий – мифических созданий с женской головой и туловищем, но птичьими крыльями и когтями. А Роуз была их добычей, свежей кровью. Да, все сходится, подумала она.
Жила-была на свете девочка по имени Роуз Эшли, жила себе не тужила, а пять недель назад, когда ее мама погибла в автокатастрофе, вмиг осиротела. Оказалась в новой школе, в чужом городе, в доме бабушки, которую едва знает, а сейчас еще и в окружении трех невероятно злобных девиц – то есть, гарпий.
И, кажется, хищницы собирались продолжить свою жестокую игру. Роуз торопливо собирала вещи в рюкзак, собираясь улизнуть, как вдруг одна из «гарпий» негодующе взвизгнула. Подняв глаза, Роуз увидела, что в середину их кружка влетел мальчик на электрической инвалидной коляске.
– Ох, прости, Брианна, не хотел тебя задеть. Я нечаянно.
– Вали отсюда, паралитик несчастный, – прошипела в ответ Брианна.
Роуз испытала настоящий шок. Разве можно так говорить? Мистер Росс, новый классный руководитель девочки, уже предупредил ее, что она будет сидеть позади мальчика по имени Майлз, который из-за церебрального паралича передвигается в инвалидной коляске.
– Ездить научись! – огрызнулась Кэрри. Она метнула в сторону Роуз пронзительный взгляд, после чего девчонки, стоявшие в кружке, брызнули в стороны, словно мухи, которых отогнали от разложенной на пикнике еды.
– Уф-ф… спасибо, – поблагодарила мальчика Роуз. – Ты Майлз, верно? – Теперь он тоже ее одноклассник.
Майлз носил очень стильные очки в квадратной оправе; из-за толстых линз его темно-карие глаза казались больше, лоб же закрывала растрепанная черная челка. А что, симпатичный. «Пригожий паренек», сказала бы мама Роуз, а будь он девочкой, назвала бы ее «хорошенькой». У мамы в речи часто проскальзывали старомодные выражения.
– Ага, – ответил Майлз. – Мальчик в коляске. Слава бежит впереди меня. – Он поерзал, и голова слегка дернулась. Левая рука Майлза была вывернута внутрь и выглядела неподвижной; расслабленная кисть правой лежала на пульте управления коляской.
– А ты – Роуз Эшли. Новенькая. – Его речь была вязкой, точно сироп, словно бы языку приходилось выталкивать фразы силой.
– Эм-м, да, я Роуз, и спасибо, что н-наехал на них. – После автокатастрофы, в которой погибла ее мама, слово давалось девочке с трудом. В день трагедии и во все последующие ей запрещали смотреть телевизор. Пока решалось, где Роуз будет жить, за ней приглядывала Кэролайн, мамина подруга с работы. Кэролайн отсоединила и спрятала телевизионный кабель, чтобы девочка не узнала подробностей несчастного случая из новостей; и все же до Роуз долетали обрывки телефонных разговоров, которые Кэролайн вела, полагая, что бедняжка спит: «Всё в огне… Мгновенная смерть… Ничего не осталось».
«Я осталась», – думала Роуз. В завещании мама указала, что в случае ее смерти Роуз должна переехать к бабушке, а кроме того, дочери должны достаться все деньги от продажи дома.
– Точно. Ты появился как раз вовремя.
– Рад был помочь, – сказал Майлз.
Роуз поглядела вслед троице, которая переместились в дальний конец школьного двора.
– Вон та, с конским хвостом – это Брианна?
– Да, но заводила у них Кэрри. Низенькая, с крашеной прядью. Та, что похожа на Стервеллу де Вилль[4], только прядь не белая, а синяя. Кэрри считает, это очень круто и «креативно», хотя… сама понимаешь. А вон та – Лиза. Хм, обожает стразы, блестки и прочую мишуру, вот, пожалуй, и все: внешность «блестящая», а вот умом не блещет. – Майлз постучал себя по голове. – Зато она отлично ездит на лошади. Берегись ее шпор. – Он рассмеялся, и его смех чем-то напомнил бульканье.
Прозвенел звонок. Майлз бойко отсалютовал Роуз и укатил на урок, оставив ее одну. Совсем одну. Будь мама жива, Роуз пошла бы домой и пожаловалась бы ей на противных девчонок, и мама сказала бы что-нибудь вроде: «О, в каждой школе есть злые дети», а потом поведала бы похожую историю из своих школьных лет. «Мам, ты не понимаешь», – вздохнула бы на это Роуз. Но мамы, которая постаралась бы ее понять, больше нет. Нет той, кому можно было пожаловаться, похныкать: «Ой, ма-ам, я тебя умоляю! С тех пор все изменилось». Мамы больше нет.
Покупатель на дом в Филадельфии нашелся быстро, и на другой день после оформления сделки Роуз, точно какой-нибудь багаж, погрузили в самолет на рейс до Индианаполиса, где находился особняк ее бабушки Розалинды. Кэролайн прилетела вместе с Роуз, чтобы «помочь девочке привыкнуть к новой жизни», однако привыкнуть особо не вышло – живой себя Роуз попросту не ощущала.
В первый вечер по прилете она была слишком разбита, напугана и растеряна – вообще всего как-то «слишком», – так что даже не нашла в себе сил сесть за стол. Кухарка Розалинды распорядилась подать ужин в комнату Роуз, однако та лишь вяло поковыряла еду вилкой.
Назавтра, услышав сигнал к ужину, девочка спустилась в столовую, где, к своему удивлению, обнаружила, что есть ей придется в одиночестве: Кэролайн уже улетела.
– А где бабушка? – спросила Роуз у Бетти, помощницы Розалинды.
– Миссис Э предпочитает ужинать в оранжерее, – последовал ответ.
В последующие двенадцать дней, оставшиеся до начала учебы, так все и шло: Роуз ела одна, бабушка относилась к ней с полнейшим безразличием, о маме не говорилось ни слова. Если Розалинда и скорбела по дочери, то внешне это никак не проявлялось. Розмари она упомянула лишь однажды, когда как-то вечером Роуз вышла из ванной и налетела прямо на старушку и сопровождавшую ее Бетти.
– Бетти, – обратилась к помощнице Розалинда, – я на верхнем этаже или на нижнем? И кто эта юная особа? Она очень похожа на мою дочь.
– Это Роуз, дочь Розмари, ваша внучка, – ответила Бетти, бросив на Роуз виноватый взгляд, и жестом указала на снимок в рамке на столе – фото с пляжа во Флориде. Роуз на этой фотографии было не больше пяти-шести лет. Одетая в купальник с изображением Русалочки из одноименного мультика, она прижималась к маме. Та тоже была в купальнике, причем весьма целомудренном, который сама Розмари называла «мамским». – Только на этой фотографии она еще маленькая, миссис Э, а сейчас уже почти взрослая.
– Ах, да, – кивнула Розалинда. Надежда, едва успевшая вспыхнуть в глазах Роуз, уже в следующую секунду погасла. – Кажется, когда-то у меня была не то дочка, не то внучка. Видимо, я забыла. – Старушка хихикнула, как будто речь шла о телевизионном пульте: «ох, батюшки, совсем забыла, куда я его сунула».
«Забытая» – самое подходящее слово, подумалось Роуз. К ее отцу оно тоже относилось. Еще ребенком она быстро научилась о нем не расспрашивать.
Стоило ей задать вопрос об отце, как мамины глаза не то чтобы наполнялись слезами, но как-то странно затуманивались, и в воздухе ощутимо веяло печалью. Мама будто бы растворялась в некой туманной дали, недосягаемой для дочери.
Вернувшись к бабушке после второго учебного дня, Роуз тоже чувствовала себя «забытой», оставленной не на своем месте. Дом Розалинды, отделанный штукатуркой, стоял на углу двух улиц, обрамленных деревьями. Как же сильно тут все отличалось от района, где раньше жили Роуз и ее мама! Они обосновались в пригороде Филадельфии, на Лесной улице. Мама шутила, что название – это попытка выдать желаемое за действительное, поскольку вдоль Лесной улицы не росло ни одного деревца. Все постройки были не старше десяти лет и по большей части представляли собой одноэтажные кирпичные коробки в фермерском стиле с гаражами на треть участка, четкими квадратами газонов и сурово подстриженными кустами, застывшими по стойке «смирно». Однако Роуз нравилась Лесная улица. Там был ее дом.
Бабушкин дом располагался на пересечении Норт-Меридиан-стрит и Сорок Шестой улицы. Как и соседние здания, это был массивный особняк, не более и не менее величественный, чем остальные, и все же в нем одном ощущалось что-то потустороннее, мистическое, словно он принадлежал другой эпохе, другой вселенной. Плющ, увивавший стены, на фоне бледно-желтой штукатурки казался дырчатым зеленым покрывалом. В мыслях Роуз сравнивала дом с картой мира, где плющ был поверхностью океана, а пятна штукатурки образовывали континенты. Да, пожалуй, это похоже на одну из древних карт с изображением неведомых морей, в которых обитают монстры, и подписью: «Здесь обитают драконы», только подпись иная: «Здесь обитает бабушка». Бабушка Розалинда.
Интересно, о каком обустройстве в новом доме могла идти речь, если для того, чтобы попасть внутрь, Роуз приходилось звонить, как гостю? Освоиться это явно не помогало. Когда они жили на Лесной улице, у Роуз имелся собственный ключ. Все здесь не то и не так!
Преодолев три ступени крыльца, Роуз позвонила в дверь. В то же мгновение на широкую верхнюю ступеньку прыгнула кошка. Шубка у нее была коричневато-рыжая, цвета опадающих листьев.
– Откуда ты взялась, киска? – шепотом спросила Роуз. Она заметила, что у животного недостает одной лапы. Кошка склонила голову набок и смерила девочку недоумевающим взглядом, точно безмолвно задавала ей тот же вопрос. В ясных зеленых глазах сверкнули золотые щелочки. В этот прохладный сентябрьский день зверек казался живым олицетворением осени. «Сентябрь, вот как надо тебя назвать», – подумала Роуз. Громко щелкнул дверной замок, и кошка моментально исчезла. На пороге показалась Бетти.
– А, Роуз, здравствуй. – Она недоуменно моргала, будто Роуз была незнакомкой, пришедшей собирать пожертвования или подписи в защиту ареала обитания редкого вида жаб. А может, Бетти на миг приняла ее за нежданную гостью, каковой Роуз безусловно и являлась меньше двух недель назад.
– Ой, Бетти, знаете, тут только что была такая милая кошечка!
– А, трехногая. Да, шныряет поблизости. Лично я считаю, что кошек подкармливать не следует, иначе потом от них неприятностей не оберешься. – Поджав губы, Бетти неодобрительно покачала головой.
А вот Роуз считала, что кошек нужно и подкармливать, и тискать. Ну, какие от них могут быть неприятности? Тихие, ласковые, пушистые и, как правило, покладистые создания. До чего приятно, когда котик прыгает тебе на колени! Роуз часто размышляла о том, каким образом кошкам удается успокаивать людей без единого слова, как хорошо они умеют слушать и понимать. Когда Роуз была еще совсем маленькой, мама купила ей котенка, и девочка придумала питомице довольно глупое имя – Лунный Свет. Впрочем, четырехлетнему ребенку простительно. Они с мамой звали кошку просто Луной. Но три года назад Луна умерла. Как выяснилось, она болела кошачьей эпилепсией. Приступы становились все сильнее и чаще, пока однажды кошка, шатаясь, не пришла на кухню, где затряслась с ног до головы и рухнула замертво. Роуз в этот момент не было дома, однако девочка в подробностях выпытала у мамы, как все произошло. Потом они вдвоем сидели на диване, мама обнимала Роуз за плечи, и обе долго плакали.
Мама устроила кошке пышные похороны. На поминки позвала друзей Роуз, подала домашний лимонад и кексы. На столе стояли фотографии Луны и букетик цветов. Похоронили питомицу на заднем дворе, над могилкой установили надгробный камень, на котором, по маминой просьбе, была выбита надпись: «Здесь лежит наш дорогой друг, кошка Лунный Свет. Яркий лучик, светивший нам от начала до конца. Покойся с миром». По случаю похорон Роуз облачилась в настоящий траурный наряд, разумеется, черный. Она смастерила его из маминой сорочки и карнавального костюма ведьмы, который надевала на прошедший Хэллоуин. Сплошь драпировки, и в дополнение – черная соломенная шляпка (добытая в комиссионке), к которой Роуз прикрепила черную вуаль. Шляпку она носила три дня, пока не надоело. Мама тогда сфотографировала дочь у могилки Луны и еще вроде бы сказала, что Роуз похожа на миниатюрную Джеки Кеннеди на похоронах мужа[5].
Всего три года спустя свет в жизни Роуз потух совсем, и теперь она тут, в доме номер 4605 по Норт-Меридиан стрит, Индианаполис, штат Индиана.
Маму не хоронили – хоронить оказалось нечего. Провели только панихиду. Роуз даже не помнила, во что была одета в тот день, сама ходила полуживая. Ей все время казалось, будто священник говорит о какой-то незнакомой женщине, а не ее маме.
– Бабушка сейчас в оранжерее, – сообщила Бетти. – Почему бы тебе не поздороваться с ней? Или хочешь сперва подняться к себе и освежить внешний вид?
Освежить внешний вид? Разве кто-нибудь сейчас так говорит, кроме стариков? Роуз кивнула – не столько соглашаясь, сколько хватаясь за повод улизнуть, – и шагнула в полумрак просторного вестибюля. Из высоких окон на натертые деревянные полы то тут, то там падали полоски янтарного света. Наверх вела внушительная лестница с прелестными изогнутыми перилами, которые так и манили по ним скатиться. Но и тут детские надежды разбивались в прах: к перилам крепилось кресло-лифт, из-за которого съехать вниз становилось невозможно. С его помощью бабушка поднималась на верхние этажи дома, где находилась ее спальня, а также многочисленные гостевые комнаты, кабинет и небольшая библиотека, заполненная, в основном, книгами о растениях и садоводстве.
– Видишь ли, дорогая, в оранжерее твоя бабушка чувствует себя лучше всего. Стоит ей повозиться с растениями, и ум ее проясняется, – поведала Бетти, закрывая за Роуз парадную дверь.
– Не называй это «возней», Бетти! – В арочном проеме под лестницей, опираясь на ходунки, появилась бабушка. – Возня к садоводству отношения не имеет.
Розалинда куталась в несколько слоев шалей. На груди болтались очки для чтения, привязанные на шнурке; жидкие седые волосы выглядели так, словно их сперва взбивали щипцами для салата, а потом закрепили при помощи китайских палочек. Ее глаза были водянисто-голубыми, почти выцветшими; фигура – не худой и не толстой, а какой-то бесформенной. Однако больше всего Роуз поразили бабушкины ноги в старомодных, наглухо зашнурованных черных туфлях: отекшие щиколотки нависали над верхним краем обуви, словно подошедшее дрожжевое тесто в тесной кадке.
– Идем, голубушка, – промолвила Розалинда. – Бетти велит Кук подать нам что-нибудь из еды.
Роуз еще раньше обратила внимание, что кухарку, постоянно проживающую в доме, называют исключительно Кук, но пока не разобралась, фамилия это или нет[6].
В предыдущие двенадцать дней Розалинда Эшли никак не реагировала ни на приезд внучки, ни на гибель дочери, а теперь, значит, «идем, голубушка»? Роуз отрицательно покачала головой.
– Мне нужно делать уроки.
«Зачем я ей понадобилась?» – недоумевала она. Почти две недели бабушка практически игнорировала присутствие внучки, а про дочь говорила так, словно та куда-то уехала, а не умерла. Горюет ли Розалинда вообще? По ней явно не скажешь. Неужели возраст и старческое слабоумие дают право не испытывать никаких чувств?
Розалинда уже развернула ходунки в направлении оранжереи.
– Идем, идем, мы всего на минутку.
Однако минуткой дело не обошлось, ибо это был первый раз в жизни Роуз, когда время, по выражению бабушки, начало идти вкривь и вкось. Именно там, в оранжерее, оно как-то странно искривлялось.