Пролог
Стоял полдень. Эхом раздавались отзвуки топота маленьких ботиночек по мощеной дорожке: одна пара ножек бежала аккуратно, другая – спотыкалась и проскальзывала. Светловолосая девочка, которой не больше пяти лет, тащила за собой девочку с волосами цвета воронова крыла. Последняя была на пару сантиметров выше ростом и на год старше. Девочки направлялись вдоль фарватера к небольшому деревенскому домику.
Темноволосая девочка не могла набрать воздуха в легкие – каждый ее вдох сопровождался хрипом и свистом.
Она захлебывалась и тонула, находясь на суше.
Как только в поле зрения появился домик, светловолосая девочка решила закричать – позвать на помощь. Но не успела она раскрыть рта, как отворилась дверь. Навстречу им ринулась мама второй девочки. Она будто почувствовала неладное. Женщина, казалось, всегда была в курсе их проделок.
– Эви! – воскликнула мать. Она взяла дочь на руки, бережно прижала ее к груди и устремилась обратно к домику.
– Анна, – обратилась женщина к светловолосой девочке. Та чересчур долго тащила свою подружку и теперь не могла успокоить дыхание, – приведи придворного врача.
– Но…
– Ступай!
Без дальнейших пререканий девочка побежала. Ее крепкие ботиночки застучали по брусчатке все быстрее и быстрее.
Когда мать плотно затворила дверь их домика, девочка с волосами цвета воронова крыла поняла: лекарства придворного доктора ее не вылечат.
Оставалось только одно средство.
– Джианни! – позвала мать. Из спальни показалось заспанное лицо отца девочки. Во время последнего выхода в море на китобойном судне ему не удавалось поспать.
– Эви… что…
– Сломано ребро. Возможно, проколото легкое.
Мать уложила девочку на кровать, разорвала лиф ее платья до живота. Под кожей чернели синяки. Кровоподтеки расползались по маленькой грудной клетке ребенка – подобно паутине, протянутой от позвоночника к грудине. Мать заглянула в темные глаза дочери.
– Что произошло?
Девочка облизала губы и вдохнула немного воздуха, готовясь ответить.
– Я спасла Ника.
Она сказала правду. Девочка гордилась своим поступком. И улыбнулась, несмотря на боль.
Все утро они играли вместе – маленькая блондинка, девочка с волосами цвета воронова крыла и их друг-мальчик. Ребята бегали по кромке воды, омываемые волнами, залезали на камни и скалы, танцевали на песке. Затем настал день. Пришло время уходить. Мальчику нужно было возвращаться в замок, девочкам – домой. Младшей – в свою усадьбу. Эта усадьба была в десять раз больше крошечного деревенского домика темноволосой девочки.
Обгоревшие на солнце шалуны не хотели уходить. Они взбунтовались и, взявшись за руки, побежали – мальчик во главе процессии – по дорожке из валунов. Тропинка вела к пещере в скалах. Они смеялись и визжали, перепрыгивая с камня на камень. Няня мальчика же бранилась и кричала на них с берега.
Один из поросших мхом валунов оказался скользким. Нога мальчика соскользнула. Он начал падать на спину, рискуя угодить затылком прямо на выступ твердого камня.
Девочка приняла решение за доли секунды.
Она бросилась на острые зазубрины и успела раньше мальчика. Что-то в спине громко хрустнуло от удара. Ее голова откинулась назад, но волосы смягчили столкновение черепа с камнем. В эту же секунду голова мальчика упруго приземлилась подруге на живот, в складки хлопкового платья – вместо того чтобы встретиться со скалой.
То, что она успела вовремя, – волшебство, не иначе.
Затем их догнали. Няня мальчика вернула детей на пляж и строго наказала им больше никогда так не делать. Старушка схватила мальчика и потащила прочь, не дав возможности попрощаться. Подруги остались в одиночестве среди песка.
Не успели девочки сделать и пары шагов в сторону дома, как брюнетка споткнулась. Испуг уступил место боли. Она волной прокатилась по спине, охватила грудную клетку и замерла на груди под лифом платья. Девочка не могла глубоко вдохнуть, хватала ртом воздух. Светловолосая спутница пообещала проводить подругу домой. Однако к тому времени, как они дошли до фарватера, брюнетка не могла держаться на ногах и всем весом опустилась на плечи спутницы.
– Ох, Эви… – вздохнула мать. Как будто предвидела это. Не медля, женщина отправила мужа за пузырьками. Чернила. Нет, не этот – тот. Мать уложила дочь в кровать и щелчком пальцев разожгла огонь в очаге.
Женщина испробовала все известные ей исцеляющие заклинания.
Через несколько секунд стало понятно: ни одно из них не сработает. Дыхание девочки ослабевало, пока совсем не стихло.
Мать рыдала и сокрушалась, что ее сестры – более могущественной ведьмы – не было рядом. Целительница Королей, она врачевала властителей мира сего. Те объявили магию вне закона, но были готовы закрыть на нее глаза, когда речь шла об их собственном здоровье. Лишь репутация сестры могла заставить придворного врача прийти в их дом. Но он все равно опоздает. Как и Ханса, что находится в сутках пути отсюда и лечит очередного представителя дворянства.
Отец девочки положил руку на плечо матери и смахнул слезы с ее щек. Затем он сжал уже похолодевшую руку дочери – кровь замирала в ее жилах.
– Я приведу священника.
– Подожди, – произнесла мать. В ее голосе звенела решительность. Женщина встала у края кровати, расправила плечи и произнесла спокойным и ровным голосом:
– Я хочу попробовать еще одно заклинание.
Аккуратными движениями пальцев она нанесла чернила осьминога на щеки, шею и грудную клетку ребенка. Потом нежно опустила руки на грудь девочки.
– Не бойся, Эви.
Затем женщина произнесла слова – старинные и темные. Девочка не понимала их значения. Вдруг ее кровь забурлила и разгорелась, подобно пламени в очаге в противоположном углу комнаты. В доме стало нечем дышать. Тело матери сотрясала крупная дрожь, но та не опускала рук.
Девочка не могла ничего поделать. Она смотрела на мать. Кровь звенела в венах. Вскоре Эви почувствовала: влажные руки матери нагрелись и стали жечь кожу.
И вдруг боль отпустила. В легкие хлынул воздух. Девочка вдохнула полной грудью. Потом выдохнула медленно и спокойно.
И тогда мать улыбнулась дочери – прежде чем ее собственное тело обмякло, а глаза закатились.
Это было невозможно вынести. Грудная клетка матери опускалась, медленно высвобождая из легких воздух. Вдоха не последовало.
– Грета! Грета! – Отец девочки обхватил лицо жены руками, но тут же отдернул их – ладони стали красными и обожженными.
Сердце маленькой девочки пронзил страх. Она с трудом села. Руки матери соскользнули с груди Эви. Тело подалось вперед. Бледная женщина упала на простыни. Девочка без промедления схватила зелье матери. Эви повернула ее голову лицом вверх и быстрыми движениями пальцев размазала по бледным щекам чернила. Кожа девочки была румяная и теплая – в то время как мать стала белой как снег и горячей словно пепел.
Девочка была умна. Она много наблюдала за матерью и знала, как действуют эти заклинания. Магия основывалась на принципе обмена – нужные слова, действия, зелья в обмен на требуемый результат.
Эви опустила руки на щеки матери и стала повторять незнакомое заклинание.
Слова жизни.
– Эвелин, нет! – кричал отец, но не смел пошевелиться. Страх сковал его и не позволял сдвинуться с места у изножья кровати.
Но девочка продолжала бормотать странные слова. Вскоре ее кожа начала гореть. Боль вернулась. Дыхание стало прерывистым. Мать распахнула прекрасные карие глаза.
Сработало.
Отец переводил взгляд с жены на дочь. Слова были темными. Древними. Могущественными. Он понимал это, как понимал родной язык.
Мать зашевелила губами и сделала глубокий вдох.
– Gefa!
После этого приказа матери девочка не смогла издать больше ни звука. Страшные слова – темная магия – беззвучно слетали с языка девочки.
Но ребенок не сдавался. Тяжело дыша, Эви перешла на крик. Однако ее не было слышно. По щекам покатились черные, как ночь, слезы. Темная пелена застилала глаза. Тело девочки сотрясалось в рыданиях. Ничто не нарушало тишину.
Из последних сил мать взглянула на отца.
– Верни Хансу домой. Расскажи ей все. Пообещай мне.
Он кивнул. Женщина прошептала последнее заклинание. Оглушительный плач девочки заполнил комнату. Черные слезы падали на ее разорванное платье.
– Нет, мама, нет!
Девочка схватила мать за руку, все еще обжигающе-горячую, и увидела: свет покидает карие глаза женщины.
1
Море подобно переменчивой ведьме.
Она может одарить тебя поцелуем, а может украсть дыхание жизни из твоих уст. Прекрасная и жестокая ведьма наделена целым спектром противоречивых качеств. Когда она щедра и благосклонна, мы едим досыта и наполняем сундуки ее дарами. Когда же волшебница зла и сердита, мы облачаемся в траур и льем горючие слезы в ее воды. Она же безразлично наблюдает за нами.
Один лишь прибой поспевает за ее переменчивым настроением – он то накатывает, то отступает под соленые ритмы волн.
Она не просто наша ведьма. Она – наша королева.
Несмотря на ее чары и приступы дурного настроения, ведьма является частью нас. Гордость королей Хаунештада, жемчужина их короны, лежащая у наших берегов. В радости и в горе.
Сегодня она облачилась в свой лучший праздничный наряд. Спрятав гнев глубоко под толщей сияющей воды, ведьма кажется спокойной. Тем не менее в воздухе ощущается напряжение. Звезды мерцают в ожидании приближающегося летнего солнцестояния и провожают последние часы шестнадцатого дня рождения Ника.
Официально: Кронпринц Асгер Николас Брюньюльф Ольденбург Третий, прямой наследник престола независимого королевства Хаунештад.
Неофициально: просто Ник.
Но назвать его «просто Ник» будет не совсем правильно. Он для меня не «просто Ник». Ник мой лучший друг. Более того – мой единственный друг.
Сейчас он танцует с Мальвиной на другом конце палубы огромного парохода своего отца. Если, конечно, можно назвать эти резкие выпады и неловкие па танцем. У меня сосет под ложечкой, когда Ник оказывается в нескольких сантиметрах от поручня и падения за борт после очередного воодушевленного пируэта Мальвины. Лучше бы она оставила попытки научиться танцевать.
Мальвина, официально Графиня Мальвина Кристенсен – верная поклонница королевских особ. Она и ее отец годами ревностно добивались благосклонности короля Асгера в надежде, что однажды тот одобрит союз графини и принца. И хотя Ник может выдержать танец с Мальвиной благодаря своему ангельскому терпению, у меня возникают сомнения, что дело дойдет до королевской свадьбы.
Я собираюсь отвести взгляд от круговорота розового шелка платья Мальвины, но замечаю в глазах Ника крик о помощи. Он умоляет меня. Сквозь расстояние я слышу, как друг безмолвно зовет меня: «Ээээвиии».
Лишь я могу спасти его. Все молодые парни и девушки города собрались на корабле. Однако никто, кроме меня, не рискнет встать на пути у Мальвины. Все боятся последствий: их не пригласят на прием; на охоте на выходных им выделят самую старую лошадь; за праздничным столом достанется место не рядом с графиней, а около чьей-то дряхлой двоюродной тетки. Меня не пугает ничего из этого. Нельзя потерять социальные привилегии в обществе, где тебя не считают человеком.
Когда пара совершает очередной опасный поворот, я выхожу на импровизированную танцевальную площадку, не обращая внимания на сопровождающий меня аккомпанемент усмешек. Зрители уже видели эту сцену. Мальвина станет жертвой. Я в роли злодея. Ник будет наблюдать и не вмешиваться. Быть доверенным лицом кронпринца – грязная работа. Как минимум придется время от времени терпеть небольшие унижения. Но я не стану извиняться за помощь ему. В дружбе нужно искать компромиссы. Я готова выдержать гнет неодобрения. Ведь даже если весь мир отвернется от меня, я знаю, что могу рассчитывать на поддержку Ника.
Я дотрагиваюсь до мощного плеча Мальвины, изображаю выражение крайней обеспокоенности на лице и указываю на обмазанное голубой сахарной глазурью восьмислойное чудище, сотворенное ее руками.
– Во имя всех святых, Эви! Что случилось? – раздраженно спрашивает Мальвина.
– На торте глазурь…
– Это фондан, – поправляет она таким тоном, будто бы я только что плюнула на могилу ее бабки.
– На фондане глазурь вздувается.
Неподдельный испуг искажает ее черты. Однако графиня не двигается с места, разрываясь между желанием продолжить танцевать с Ником и порывом спасти шедевр кулинарного искусства от превращения в бесформенную массу. Она недоверчиво смотрит на меня. Боится, что я специально все подстроила, чтобы украсть следующий танец. По мнению девушек Хаунештада – которые как раз сейчас незаметно перешептываются, обсуждая нас, – такая подлость в моем репертуаре. Что ж, в этот раз они правы.
– Позаботься об этом, Мальвина. Спасибо за танец. – Ник вежливо кланяется, демонстрируя безупречные королевские манеры – ни намека на неудовольствие в его чертах.
Когда Ник отворачивается, Мальвина бросает на меня взгляд: смесь откровенного презрения и страха, что я все-таки сказала правду. У нее нет необходимости высказывать вслух свое мнение обо мне. Она и не станет, потому что не хочет, чтобы Ник перестал приглашать ее на танцы. Поэтому, когда принц завершает свой поклон, Мальвина натягивает формальную улыбку, делает безукоризненный реверанс, а затем поспешно исчезает в облаке золотых волос и благих намерений.
Теперь Ник низко кланяется мне, будто я новая претендентка на его руку и сердце. Пряди темных волос спадают на его угольно-черные глаза.
– Не соблаговолите ли завершить со мной этот танец, миледи?
Мои губы расплываются в улыбке, а ноги сами собой приседают в учтивом реверансе. Миледи. Подобное обращение способно вызвать как добрые чувства во мне, так и ненависть всех присутствующих на корабле. Для них я всего лишь дочь королевского рыболова, бессовестно пользующаяся добротой принца и его высоким положением. Они не могут поверить в то, что мы просто друзья еще с тех времен, когда оба ходили пешком под стол. С тех времен, когда я не знала, кем являюсь сама и кем суждено стать ему.
– Всенепременнейше, Кронпринц Николас, – говорю я в ответ.
Мы смотрим друг на друга и не можем сдержать приступ хохота. Церемониальности и соблюдению условностей никогда не было места в нашем с ним общении – несмотря на воспитание Ника.
Мы начинаем вальсировать по палубе. Ник выше меня сантиметров на тридцать, но привык наклоняться ко мне: чаще всего нам приходится шептать что-то друг другу на ухо, чтобы поговорить.
– А ты не торопилась, – отмечает он, кружа меня под последние аккорды звучащей мелодии.
– Мне было интересно, насколько долго ты сможешь продержаться и не упасть в воду.
Он вздыхает с выражением притворного ужаса и легкой улыбкой на губах.
– Ты отправила бы своего лучшего друга плавать с русалками в его собственный день рождения?
– Русалки славятся своей красотой – не такой уж плохой подарок для шестнадцатилетнего парня.
– Да, только они любят, когда их подарки не дышат.
Я смотрю ему прямо в глаза. И чувствую, как губы начинают дрожать. Сегодня также должен был быть день рождения нашей лучшей подруги Анны. Если бы она находилась с нами, чтобы его отпраздновать. Анна была ровно на год младше Ника. Каждый из нас троих в детстве был хоть раз близок к тому, чтобы покинуть этот мир. Казалось, великая и могущественная Урда[1] хотела забрать нас к себе. Но забрала она лишь Анну. И хотя прошло уже четыре года, я склоняю голову и чувствую, как горячие слезы выступают на глазах. Ник тяжело воздыхает и убирает прядь волос с моего лица. Друг ждет, когда я взгляну на него. На его губах мягкая улыбка. Я знаю: Ник сожалеет о том, что в разгар веселья заговорил на эту тяжелую тему.
– Спасибо за то, что спасла меня, Эви. Как, впрочем, и всегда.
Хорошая попытка направить беседу в иное русло. Однако мы оба знаем, что этого недостаточно. Я делаю глубокий вдох и направляю взгляд поверх плеча Ника, старясь больше ничего не говорить.
Я сглатываю слезы и стараюсь сосредоточиться на торжестве. Все здесь подготовлено специально для дня рождения Ника – пароход, «Видтэль» [2], льющееся рекой, музыканты, двое слуг и угольщик. Этот праздник прекрасен. Я смотрю на маленькие фонарики над палубой. Их свет переливается на блестящей ткани моего единственного нарядного платья.
Мальвина резко наваливается на стол с десертами, отчаянно пытаясь разгладить растущие пузыри на глазури. Я надеюсь, что это зрелище развеселит Ника или хотя бы удостоится королевского смешка. Но его взор устремлен за левый борт – в море. Я следую за взглядом друга. Сердце начинает биться чаще, а затем замирает. Я начинаю различать очертания стремительной шхуны. На судне знакомый силуэт парня – мужчины, – натягивающего парус.
– Икер…
Его имя слетает с моих уст со вздохом прежде, чем я успеваю опомниться. Я ловлю взгляд Ника. Щеки заливаются румянцем.
– Я не знала, что он присоединится.
– Я тоже не знал. – Ник пожимает плечами и вскидывает бровь. – Но Икер не из тех людей, которые отвечают на приглашения и сообщают о своем намерении присутствовать. Он прогулял этот урок в школе принцев. Как и лекцию о пунктуальности.
– Кажется, в светских кругах принято немного опаздывать, – говорю я.
– Наверное. Я не в курсе, – с усмешкой отвечает Ник.
Маленькая шхуна приближается. Я замечаю, что Икер один на борту – он не взял с собой команду матросов из Ригеби Бэй. Хотя я и не ожидала от него ничего иного. Икер – закаленный в бурях рыбак, угодивший в сети общества, которое требует, чтобы он носил шелка и ел икру. Парень мастерски управляется с гротовыми парусами. Его мышцы напряжены, пока он ведет свое судно прямо к кораблю двоюродного брата.
Ник шепчет мне на ухо.
– Теперь я могу попрощаться со своим партнером по танцам.
Я толкаю его локтем.
– Может, и нет.
– Может, и нет. Но я-то знаю, как ты смотришь на него еще с тех пор, когда на моем именинном торте было на десять свечей меньше.
Я закатываю глаза, но не могу сдержать улыбки. В чем-то он прав. Сейчас, конечно, не лучший момент, чтобы спорить о том, что я впервые испытала к Икеру не братские, а совершенно иные чувства вовсе не десять лет назад, а всего четыре года.
Я откашливаюсь.
– Думаю, Мальвина будет только рада – она почти что закончила возиться с тортом, – сказав это, я киваю в сторону голубого чудища, но не свожу глаз с Икера. Он как раз готовится пришвартоваться к пароходу.
Ник крепко обнимает меня и шепчет мне в ухо: «Ты необычайно верный друг».
– Была, остаюсь и буду.
– Это правда. – Ник широко улыбается, а затем машет своей длинной рукой над головой.
– К нам пожаловал не кто иной, как принц из Ригеби Бэй!
– А я хотел сделать тебе сюрприз, – ухмыляется в ответ Икер. – Но, очевидно, нельзя застать врасплох человека на собственном пароходе, который, как смотритель маяка, высоко сидит и далеко глядит.
Ник смеется, выпрямляясь во весь рост.
– Нельзя, если я смотрю в нужную сторону.
Икер хохочет еще громче. Его волосы слиплись от морской соли. Мужественный подбородок обрамляет двухдневная щетина. Тем не менее он вышагивает по палубе со свойственной принцу элегантностью. Икер окидывает меня беглым взглядом, в котором читаются сомнения относительно моих физических возможностей, прежде чем бросить мне швартовый канат. Я ловлю его и закрепляю с помощью узла – этому я научилась у отца.
Икер забирается по канату на корабль. Ему удается приземлиться аккурат между мною и Ником. За нашими спинами уже собралась целая толпа.
– С днем рождения, братец! – Глаза Икера горят озорным огнем. Он хлопает Ника по спине, а затем заключает своего на вид тщедушного (на самом деле сильного) двоюродного брата в медвежьи объятия.
Закончив с Ником, Икер обращает свой взор на меня. Цвет его ясных голубых глаз напоминает о прозрачных льдах древних северных фьордов.
– Эвелин, – Икер приветствует меня учтиво, как и положено по этикету. И вдруг резко притягивает меня к себе и обнимает.
Я боюсь пошевелиться и смотрю на Ника. Как и все присутствующие, кронпринц изумленно уставился на нас. Икер, кажется, этого не замечает – или ему попросту наплевать. Юноша еще крепче прижимается ко мне, обхватив руками за талию. Его мышцы все еще не остыли после напряженной работы с парусами. От Икера пахнет солью и лаймом. Его рубашка усеяна капельками воды. Они как темный оникс на серой накрахмаленной ткани – след, оставленный морем.
Несколько мгновений спустя Икер отпускает меня. Его рука медленно скользит по моим плечам. Я стараюсь игнорировать звенящий в голове вопрос. Им, я уверена, задаются все присутствующие. Почему я? Мы знаем друг друга с малых лет, но Икер никогда не выказывал мне подобной симпатии. Я не в его вкусе. Я ни в чьем вкусе. Но Икер продолжает вести себя как ни в чем не бывало. Он разворачивается к Нику и толпе и демонстрирует им очаровательную улыбку.
– Почтенные жители Хаунештада, – его голос звучит громко, но искренне. Икер улыбается еще шире. – Давайте устроим нашему принцу такой душевный праздник, чтобы он навсегда его запомнил.