1
Боевое искусство
Рокочущий голос прогремел из темноты:
– Она обязательно придет!
Громозвучные слова многократно отразились от глухих стен и замерли в отголосках эха.
Одинокий человек в темной комнате прислушался. Комнату освещали только слабые огоньки, мерцавшие у него в руке, – дюжина светлячков в банке. Светлячки судорожно вздрагивали в неподвижном воздухе, предчувствуя смерть.
– А отчего такая уверенность? – спросил он голосом тонким и визгливым, в сравнении с первым. – Мне она не доверяет. С чего бы ей приходить?
Громкий голос отвечал:
– Ты ее не понимаешь и никогда не понимал. Она внемлет зову свыше, недоступному твоему разумению. У нее есть вера. – Рокот сменился глубоким вздохом. – Но – увы! Что ты знаешь о вере?
– Больше, чем ты думаешь. – Ученый поднял банку, рассматривая гаснущие вспышки. – Я знаю, что по вере ее ты и сидишь тут. Я слышал, что она весьма ловко управлялась с тем мечом.
Рокот стал еще глубже, басовые ноты заставили землю вздрогнуть.
– Если ты считаешь, что она знала, что я окажусь в этой тюрьме, то ты еще больший глупец, чем можно было предполагать. – Через некоторое время, когда эхо стихло, голос стал мягким и печальным, точно скорбная виолончель. – Не волнуйся. Она придет. Ею движут силы, которых тебе никогда не понять.
Последний огонек мигнул и погас. Ученый снял с банки крышку и быстрым движением вытряхнул мертвых светлячков на пол.
– О-о-очень хорошо-о-о, – зловеще протянул он. – Посмотрим.
Вжик! Блестящий клинок пронесся у лица Билли, вспоров воздух своим смертоносным лезвием. Билли отскочил, его щеки жарко вспыхнули. Что я за идиот! Еще одна такая ошибка, и схватке конец! Он топнул ногой по кафельному полу и осторожно поднял меч – чтобы не задеть низкого потолка. Настороженно наблюдая за противником, он медленно сосчитал до десяти. Надо успокоиться. С горячей головой никогда не победить. Да и меч весит, наверное, тонну. Нечего понапрасну расходовать силы. Пот струился по лбу, заливал лицо. Глаза щипало, и свет из плафона на потолке расплывался в виде блеклого пятна. Лопасти вентилятора обдували мокрые волосы прохладным ветерком, и это было единственным спасением от жары в просторной, но душной игровой комнате.
Его противник занес меч, изготовясь к атаке. Билли проворно увернулся и врезал по опускающемуся оружию сбоку. Раздался оглушительный звон металла о металл. Противник обернулся вокруг своей оси и присел на полусогнутых ногах, готовый защищаться.
Билли испустил громкий вздох. Теперь была его очередь нападать. Тяжелая, пропотевшая одежда липла к телу, вес здоровенного клинка оттягивал руки. Но он не смел его бросить.
Его соперник, высокий долговязый человек в летах, был быстрым и проворным в начале схватки, но теперь двигался более медленно и осторожно. Однако он был боец хоть куда, и последняя атака доказывала его выдающееся мастерство.
Билли медленно поднимал меч, вспоминая слова учителя: «Рыцарь встречает врага лицом к лицу. Только трус из страха может нанести удар в спину. Если вам случится сражаться, атакуйте в лоб. Это путь доблести». Билли сделал глубокий вдох и занес меч. Соперник отбил удар, и мечи снова громко лязгнули. На этот раз Билли провел меч донизу, а потом снова вверх, описав полный круг, и выбил оружие из рук соперника, так что тот отлетел далеко в сторону. Билли бросился туда, где приземлился звенящий клинок, и наступил обеими ногами на полированную сталь. Затем он поднял собственный меч и притворно нахмурился, бросая вызов противнику.
– Отлично, Билли! – раздался молодой мужской голос.
– Эгей, Билли! Ты молодец! – вторил ему женский голос.
Жаркая волна защекотала лицо Билли. Он удовлетворенно кивнул друзьям – Уолтеру Фоли и Бонни Сильвер. Уолтер хлопнул Билли по спине и помог снять шлем.
– Я же говорил, что в моем шлеме ты победишь.
Хэмбон лизнул его на счастье.
Билли взял у Бонни полотенце и вытер лоб, откинув набок короткие темные волосы. Бонни стояла рядом, сунув пальцы за ремни своего неизменного рюкзака. Пряди ее прямых светлых волос падали на темно-синюю рубашку. Голубые глаза сверкали, молчаливо поздравляя Билли с победой.
Билли улыбнулся. Его тренировки не пропали даром. У него прибавилось сил. Не то что тогда в горах, когда пришлось махать мечом в настоящем сражении. По правде говоря, он проиграл ту схватку с сэром Девином, убийцей драконов. В следующий раз – если тому суждено случиться – он будет готов.
– Отличная работа, Уильям! – дружески прогудел голос с сильным британским акцентом, который сразу выдавал его владельца. Это был учитель Билли, друг, тренер, а теперь и побежденный соперник профессор Гамильтон. Профессор подошел, медленно переступая длинными ногами. Тень от его высокой фигуры упала Билли на лицо. – Уильям? Что-то вы призадумались. Вы хорошо себя чувствуете?
Билли хотел ответить, что с ним все в порядке, но у него болели все мышцы, хотя это была приятная боль удовлетворения.
Он приподнял мокрую рубашку.
– У меня все тело ноет, но это пройдет. Я просто вспоминал то сражение в горах. – Он положил меч на пол и стянул перчатки. – Вы думаете, я уже готов? Я имею в виду, что мы пока не сражались по-настоящему. И у нас не то вооружение, какое было у тех ребят – подлинное боевое оружие и все такое.
– Вы правы. – Профессор поднял свой поверженный клинок и сунул его в ножны за спиной. – «По-настоящему», как вы выразились, мы дрались мечами из пенопласта в начале наших тренировок. Теперь же, когда у нас в руках металлические модели, мы вынуждены тормозить свои порывы. Пока наши тренировки требуют большой затраты сил, но наступит момент, когда вес подлинных мечей и доспехов подкрепится настоящей боевой страстью, и можно будет утверждать, что вы готовы. – Отцепив ножны, он швырнул их на ближайший диван. – Видите ли, у меня нет бронированных шлемов, и моя защита не годится для смертельных схваток. И потому я боюсь, что допускать свободный бой небезопасно.
Билли провел большим пальцем по краю лезвия. На пальце осталась лишь неглубокая вмятина.
– Но безопасно ли не готовиться по-настоящему?
Профессор снял шлем – переделанный из шлема игрока «Вашингтон Редскинз», отчего его седые волосы вздыбились наподобие частокола из тонких мокрых нитей.
– Это логичный вопрос, Уильям, но нам придется искать для вас спарринг-партнера получше. Ваш потенциальный противник вряд ли будет скрипучим стариком вроде меня. – Профессор пригладил рукой спутанные волосы и взглянул на логотип шлема. – А еще надо будет сменить доспехи. На подлинных шлемах, что мне доводилось видеть, не был изображен американский индеец.
Уолтер взял меч Билли.
– Какой классный! – Он потер гравировку на лезвии. – Здесь, кажется, нарисованы два дерущихся дракона, но что означают остальные знаки?
Профессор погладил клинок указательным пальцем.
– Эти руны могут рассказать о многом. – Он устало вздохнул и кивнул в сторону двери. – Уолтер, я надеюсь, что ваш отец не будет против, если мы разведем огонь и посидим в гостиной, пока я буду рассказывать. Хотя мы и разгорячились в бою, мы быстро остынем. Но прежде всего я должен посетить ватер… то есть ванную, чтобы немного привести себя в порядок.
Билли снова оттянул облепившую тело рубашку.
– Да и мне нужно переодеться.
– Я разведу огонь! – крикнул Уолтер, убегая.
Бонни пошла в гостиную вслед за Уолтером. Он уже поднес зажженную спичку к скомканной газете под дровами в камине. Краешек газеты вспыхнул, но пламя вскоре погасло.
Поправив ремень рюкзака, Бонни заглянула Уолтеру через плечо. Она все думала, что он видел в горах, когда помешал охотнику догнать их в тот ноябрьский день. Теперь ей представился шанс допытаться у друга правды. Не видел ли он ее драконьих крыльев? Она вежливо кашлянула.
– Послушай, Уолтер, когда я наблюдала, как сражается Билли, мне почему-то вспомнилось, как ты огрел Девина дубиной.
Уолтер взял вторую спичку.
– Подумаешь, подвиг – ударить кого-то по голове, когда тот отвернулся. – Чиркнув спичкой, он поджег край газеты.
Глядя на разгорающийся огонь, Бонни спросила:
– А… а интересно… как это ты очутился в поле как раз тогда, когда мы наткнулись на спасателей? Ты шел за нами вниз с горы?
Уолтер зажег третью спичку, поднес ее к газете и ждал, пока она займется.
– Я заметил ваши следы на снегу. Это было нетрудно.
Бонни опустилась на корточки у очага.
– А ты видел, как мы спускались? Или ты просто шел по следам?
– Ойй! – Уолтер затряс рукой и сунул обожженный палец в рот. – Я так потом струхнул, что все выскочило из головы. Я особо ничего и не помню. А какая разница?
Бонни встала и сложила руки за спиной.
– Когда ты встретил нас внизу тропы, ты не заметил… ничего такого? Я хочу сказать, ты всегда появляешься как-то неожиданно в нужный момент, так что…
– Значит, тебе интересно, не заметил ли я чего-нибудь «такого»? – Уолтер вытер палец о джинсы и улыбнулся. – А может, я ангел? Может, Бог посылает меня в нужное время в нужное место?
Бонни улыбнулась в ответ.
– Ты думаешь?
– А почему бы и нет? Разве что я без крыльев. – Уолтер ткнул себе за спину большим пальцем. – Это было бы классно. – Сунув пустой коробок в карман, он направился к двери. – Папа, кажется, покупал недавно лучину для растопки. Я сейчас сбегаю за ней, а заодно прихвачу новый коробок спичек. – В холле он чуть не врезался в Билли. – Я скоро вернусь! Надо принести что-нибудь для растопки.
Билли, в свежей футболке с длинными рукавами и любимых штанах с большими карманами по бокам, откинул назад влажные волосы. Заметив кучу обгоревших спичек перед камином, он подмигнул Бонни и мотнул головой в сторону двери. Потом сел на корточки, наклонился к упрямо не желавшим разгораться дровам и подождал, пока Бонни встанет к двери. Бонни подперла спиною дверь, охраняя самый большой секрет Билли – его драконье качество, унаследованное от отца. Каким бы отличным другом ни был Уолтер, Билли не хотел, чтобы тот узнал о его драконьем наследии. Пока не хотел.
Набрав воздуха, Билли выдул струю огня на кучу дубовых поленьев, равномерно распределяя пламя. И нескольких секунд не прошло, как поленья вспыхнули и затрещали. В дымоход потянулся дым.
– Тук-тук.
Бонни обернулась.
– Уолтер?
– Можно войти?
Билли вскочил, а Бонни отшатнулась от двери.
Уолтер неторопливо вошел с пакетом пропитанной керосином щепы и положил его возле камина.
Увидав занявшиеся дрова, он улыбнулся:
– Ну вы даете! У вас спички, наверное, лучше, чем у меня?
Бонни прикрыла рот рукой, пряча улыбку, а Билли, сложив руки на груди, согласно кивнул:
– Можно и так сказать.
Вошел профессор. Он умылся и расчесал седые волосы на прямой пробор. На боку у него висел меч. Он уселся в мягкое кресло перед камином. Его лицо сияло.
– Уильям, я должен повторить, что горжусь вашими успехами.
– Да, – поддержал Уолтер. – Ну ты крутой перец!
Билли зарумянился:
– Спасибо.
Профессор, прищурясь, посмотрел на Уолтера:
– Крутой перец?
– Ну да… крутой перец. То есть он классный.
– Это не все равно, что кошачья пижама? – спросил профессор.
– Кошачья пижама? – переспросил Уолтер. – А что это?
– Это американская идиома. Так называли человека который пользовался всеобщей любовью из-за своих достижений. Однако я вижу, что она вышла из употребления. – Профессор жестом предложил своим троим ученикам придвинуться поближе. – Давайте поговорим о мече. – Он положил меч к себе на колени и указал на выгравированные надписи. – Некоторые из них выполнены на одном из древнеанглийских диалектов, – начал объяснять он, проводя пальцем по клинку. – Здесь, например, написано: да пребудет непорочность Девы с тем, кто достоин владеть этим мечом.
– Девы? – спросила Бонни. – Какой девы?
– Озерной Девы. Легенда гласит, что она вручила Экскалибур королю Артуру.
Бонни потерла пальцем выпуклый рисунок на деревянной рукояти.
– То есть эта дева дала ему меч? Разве женщина сумела бы совладать с таким тяжелым мечом?
– Думаю, что сильная женщина сумела бы, – ответил профессор, подавая ей меч. – Попробуйте.
Бонни сжала рукоять обеими руками и подняла меч, расставив согнутые в коленях ноги, будто готовясь к нападению. Затем она продемонстрировала несколько боевых приемов, в то время как глаза профессора неотрывно следили за движениями клинка в воздухе.
– Вам, кажется, не доставляет труда обращаться с ним, – заметил он.
Бонни вернула меч профессору.
– Просто я думала, что он будет тяжелее.
Профессор вложил меч в ножны.
– Вероятно, он не такой тяжелый, как настоящий Экскалибур, но тоже весит немало.
– Мне он показался тяжелым, – сказал Билли.
– Так и должно быть, Уильям. Вы работали с ним почти час без перерыва. Однако я полагаю, что мисс Сильвер значительно сильнее, чем кажется с виду.
Лицо Бонни вспыхнуло.
– Извини, Билли. Я не хотела…
Билли махнул рукой:
– Ну что ты. Я тебя понял.
Уолтер взял богато украшенные ножны и стал их рассматривать. Посередине была вырезана фигура ангела, а по бокам стояли рыцари – благоговейно преклонив колено.
– Вы верите в рассказы о короле Артуре, профессор?
Лицо профессора приобрело мечтательное выражение, в глазах отражались языки пламени.
– Артур – это суть всех легенд, поиски Священного Грааля, величие Камелота. Трудно выделить правду среди всех этих сказаний. – Приняв от Уолтера ножны, он снова превратился в ученого. – Похоже, что каждый новый рассказчик старался превзойти предшественника, не заботясь о том, правдива его история или нет. В конце концов, легенды не предназначены для изучения исторических фактов. Я, к примеру, сомневаюсь, что существовала Озерная Дева, но у меня нет сомнений в том, что Артур когда-то владел великим и таинственным Экскалибуром.
Он снова погладил ножны, и его пальцы задержались на изображении одного из величественных рыцарей.
– Эта копия передавалась из поколения в поколение, ее образ основан на легендах и книжных описаниях. Многие пытались изготовить точную копию Экскалибура, но никто не смог воспроизвести его силу.
– У него была сила? – Брови Бонни удивленно выгнулись.
Профессор взялся за рукоять и вынул меч на дюйм или два.
– Он обладал непостижимой силой. Сражавшийся этим мечом был непобедим, пока оставался чист сердцем. И его разрушительная мощь в руках праведника была устрашающа.
Бонни сцепила руки за спиной и спросила, поднявшись на мыски:
– А сейчас Экскалибур существует?
Профессор посмотрел сначала на Билли, затем на Уолтера и на Бонни, словно искал что-то в глазах у каждого.
– В этом нет никаких сомнений, мисс Сильвер. Я разыскивал его по всему миру, исследовал разные слухи и невразумительные истории. Если бы я нашел его, то считал бы, что жизнь моя состоялась. Можно сказать, что для меня это что-то вроде Священного Грааля.
– А как насчет того меча, который тот тип взял в кабинете Уиттиера? – напомнил Уолтер. – Там тоже были какие-то символы.
Билли закусил губу, чтобы не засмеяться. Он вспомнил рассказ Уолтера об их с профессором Гамильтоном приключениях в кабинете директора. Один из сообщников убийцы пришел, чтобы забрать из тайника меч, пока Уолтер и профессор тайно наблюдали за ним. Когда несколько дней спустя Уолтер рассказывал об этом, он разыграл все в лицах. Вместо меча у него была бейсбольная бита, а Хэмбона он уломал исполнить роль профессора.
Профессор задвинул меч обратно в ножны.
– Ваша память вам не изменяет, Уолтер. Тот меч внешне весьма походил на Экскалибур, но, разумеется, точно сказать нельзя. Мне бы хотелось продолжить изыскания в этом направлении, но в подходящее время. – Его взгляд снова остановился на Билли и Бонни. Он так долго не отводил глаз, что Билли стало не по себе. Профессор сказал:
– И я подозреваю, что среди моих знакомых есть люди, которые могли бы просветить меня относительно его местонахождения.
Билли покрутил ботинком, будто давил на ковре таракана. Как профессор мог догадаться о происходящем? Его не было, когда они с Бонни сражались с убийцей в горном лесу, и никто не говорил ему, что Бонни уронила меч, улетая с места сражения.
– Так или иначе, – продолжал профессор, – мой меч подходит для тренировок юного Уильяма. Поскольку это ценная и символичная копия, она будет способствовать его развитию. Его боевое искусство вскоре ему понадобится. И не стоит заботиться о сохранности оружия, оно практически неразрушимо.
Билли отошел от гаснущего огня. Пламя прогрело ему спину и высушило волосы.
– Когда же вы мне все объясните? Я имею в виду, для чего я тренируюсь?
– Когда настанет время, Уильям. А пока что я сам пытаюсь разобраться.
Профессор поднялся и зашагал по комнате, небрежно положив меч на плечо.
– Поскольку ожидалось, что вы надолго выйдете из строя, я отослал нашу таинственную книгу моему другу, специалисту по древностям. Он уже закончил свое исследование и вернет книгу к нашему уроку в понедельник. Полагаю, что когда мы прочитаем ее, то много узнаем.
Билли потер ноющие бицепсы. Стоило ему подумать об этой книге и о том, как она им досталась, как у него свело все печенки. Тогда, на горе, Билли стоял у дерева, связанный по рукам и ногам. Убийца драконов открыл книгу и заявил, что, прочитав из нее, вызовет дракона, которого хотел убить. Поэма звучала вроде как по-английски, но Билли не понял ни слова. Это был древний зашифрованный и бессмысленный для него текст. Клефспир, отец Билли в теле дракона, показался прежде, чем окончилась поэма, так что оставалось неясным, сказалось ли ее действие или он, почувствовав, что сын в опасности, сам прилетел на помощь.
Поскольку Билли был серьезно ранен в последовавшей затем суровой схватке, подробностей его память не сохранила, но он помнил удивительное мастерство профессора в обращении с арбалетом, которое в тот день спасло ему жизнь. Как этому морщинистому старику удавалось быть таким бесстрашным и проворным? Он умел стрелять из арбалета, долго и без устали рубиться мечом, но еще более он преуспел в интеллектуальных занятиях. Этот вежливый профессор удивлял его все больше и больше.
Профессор остановился, посмотрел в камин и, вздохнув, обернулся к своим ученикам.
– Уильям, я надеюсь, что вы и мисс Сильвер серьезно задумаетесь о том, чтобы рассказать мне, что вам известно. Я вижу, что вы сбиты с толку и напуганы, и я хорошо вас понимаю. На вашем месте я бы тоже испугался. Вы оба получили серьезные ранения, но исцелились от них в поразительно краткий срок. Это одна из тех многих тайн, которые предстоит разгадать. – Профессор выпрямился и вскинул голову. – Я надеюсь, что вы решитесь доверить мне ваши секреты. Откровенно говоря, я считаю, что заслужил ваше доверие. – На его морщинистом лице появилась улыбка, хотя в глазах затаилась грусть. – Спокойной ночи.
Он повернулся и быстро вышел из комнаты. Вскоре щелкнула, открываясь, входная дверь, а затем раздался приглушенный хлопок.
Билли уселся в кресло и шлепнул ладонями по подлокотникам. Бонни со вздохом опустилась на диван. Она хмурилась, отчего на лбу у нее образовалось три глубоких морщины. Уолтер устроился на дальнем конце дивана, положив скрещенные ноги на кофейный столик. Он поскреб ногти, перевязал шнурки на кроссовках, то и дело косясь на Билли и Бонни, и, наконец, вскочил в нетерпении.
– Пойду проверю, не замерз ли Хэмбон.
Билли приложил руку к уху.
– Бонни, это не Хэмбон там скулит?
Бонни с улыбкой покачала головой:
– Ничего подобного.
В глазах у Бонни мелькнули искорки, хотя в комнату проникал лишь сумеречный свет из окна, да в камине еще тлело несколько угольков. Билли вздохнул.
– Либо Уолтер общается с этим псом при помощи телепатии, либо он знает больше, чем мы предполагаем.
– Угу, я думаю, он кое-что знает.
– Да ну? Почему?
– Потому что он мне такие вещи сегодня говорил… А профессор вскоре тоже во всем разберется.
– Да. Рано или поздно разберется. – Билли подошел к маленькому окну, и его мысли полетели за далекий горизонт, где холмы сменялись лесистыми горами. Он представил себе усыпанное листьями поле боя и дышащую пещеру.
Бонни подошла и встала рядом. Они вдвоем смотрели на приближение зимы – серые густые облака, холодный ветер, срывающий листву и гнущий голые деревья, одинокие снежинки, предвещающие прилет миллионов своих подруг позже ночью.
В стекле появилось призрачное отражение Бонни, мирное и улыбающееся. Глядя на него, Билли сунул руки в карманы и сказал:
– Думаю, мне лучше поговорить с папой. Я только раз его и видел с тех пор, как меня ранили, и я уже почти ничего не соображал. Я так и не спросил его о разных непонятных вещах.
Бонни оперлась руками о подоконник.
– О разных вещах? То есть?
– Типа меча, которым ты рубилась в горах. Что с ним такое? И куда исчез охотник и этот дурацкий кэндлстон. Если я захочу все рассказать профессору, то прежде надо спросить разрешения у папы. Тебе не кажется? Я знаю, что профессор засыплет меня вопросами, к которым надо подготовиться заранее. – Сложив руки на животе, Билли округлил губы и выдул кольцо дыма идеальной формы. – Кроме того, – прибавил он, глядя, как кольцо плывет в воздухе, расширяясь и увеличиваясь, – я тренируюсь в огнеизвержении и хочу ему показать, чего я достиг.
Бонни продела руку в кольцо, разгоняя остатки дыма.
– Ты попросишь маму полететь с тобой завтра в горы?
– Ага. Если получится. Теперь наверху есть что-то вроде взлетно-посадочной площадки. Проще будет взлетать и опускаться.
– А можно мне с вами?
– Это было бы здорово, но разве завтра не особый для тебя день? Завтра истекает тридцатидневный срок.
Бонни шлепнула себя ладонями по бедрам.
– Как же я могла забыть! Мистер Фоли хочет скорее закончить эту бумажную волокиту. Судья сказал, что он подпишет, пусть даже завтра воскресенье.
– Мистер Фоли? Не пора ли тебе начать звать его папой?
Бонни пробежалась пальцами по волосам, подтянула рюкзак на спине и потупилась.
– Пока не могу. Сначала надо привыкнуть. Папой я звала своего отца… пока он нас не предал.
Видя слезы в глазах Бонни, Билли ощутил, как ее боль буравит ему сердце. Немыслимо, как родной отец мог отдать такое чудо, как Бонни, в руки убийцы драконов? Но зато теперь ее удочерят двое прекрасных людей – родители Уолтера, которые, правда, пока не в курсе, что она дракон, но они должны будут это понять. Если ее настоящий отец не вмешается, судья быстренько лишит его родительских прав и даст добро на удочерение. Это ожидание, должно быть, ужасно для Бонни. Вроде того, как ждать, пока Вильгельм Телль пошлет стрелу в яблоко у тебя на голове. Билли выбил игривую дробь на стекле.
– Как же я тебя понимаю! Завтра мне самому лететь в горы и звать огромного дракона папой. – Он положил руку на плечо Бонни и ткнул пальцем в окно, будто показывал ей что-то вдалеке. – Видишь? Буду идти и кричать: «Папа, папа!» А он как заревет в пещере, как плюнет огнем, а я ему: «Папа! папочка! вот ты где!»
Они оба рассмеялись, и Билли сейчас только заметил, что его рука лежит на ее плече, касаясь пальцами ремня рюкзака. Когда их глаза встретились, ее улыбка сменилась искренним, испытующим взглядом. Билли опустил руку и кашлянул.
– В общем, если завтра у тебя праздник, то ты лучше сиди дома. Я вернусь к вечеру или послезавтра утром.
Они сели на диван, и Бонни сложила руки на коленях, нервно потирая большие пальцы.
– Но что, если объявится мой отец? Я просто не знаю, что буду делать без вас! Вдруг он захочет забрать меня к себе.
Билли посмотрел на улицу, где стоял почтовый ящик.
– Завтра воскресенье, и почта не работает. Значит, если ему захочется вмешаться, то он будет звонить тебе по телефону, так?
– Наверное. А что?
Билли потер подбородок.
– Не знаю. Может, тебе действительно полететь с нами? Хотя, наверное, не важно, дома ты будешь или нет. Если он позвонит, то разговаривать с ним будет мистер Фоли. – Он обернулся к Бонни и вздохнул. – Но я понятия не имею, найдется ли у мамы время и какая завтра будет погода. Нам наконец-то начали строить новый дом, и она постоянно занята.
– А когда она вернется?
Билли взглянул на часы – старые ходики с кукушкой и гирями.
– Еще нескоро. Она весь день обучала пилота-новичка, который будет возить скайдайверов. А как приедет, так сразу сядет за бумаги. Она очень беспокоилась, как у нее пойдет обучение. Папа этим занимался.
Бонни снова подошла к окну, Билли последовал за ней. Он поднял раму, впуская в комнату холодный свежий воздух. Уолтер и Хэмбон играли в мяч на усыпанной листьями траве. Старый пес был в свитере, так что, наверное, был не прочь немного размяться в этот зябкий январский денек. Владелец собаки, охотник Арло Хэтфилд, живший в горах, никогда так не наряжал своих гончих. Хэмбон тявкнул, подскочил и помчался по листьям за обтрепанным мячиком.
Билли высунулся в окно:
– Эй, Уолтер! Совсем загонял собаку!
Уолтер с Хэмбоном прервали игру. Пес уселся, свесив длинный язык.
– Он тебе позирует! – закричал Уолтер. – Он знает, что ты рисуешь его портрет!
Бонни поежилась, потирая плечи.
– Ты рисуешь его портрет?
Билли опустил раму.
– Ага. Хочешь взглянуть?
– Конечно!
Билли повел Бонни в небольшую кладовую, которую отец Уолтера переоборудовал в художественную студию. В дальнем углу стоял мольберт, несколько свернутых постеров и пустая рама. Гэндальф, кот Билли, лежал, свернувшись на стуле под обогревателем, так что Билли не стал садиться. Приподняв уголок альбома, он полистал его, ища рисунок.
– Вылитый Хэмбон! – прищелкнула языком Бонни. – Ах, эти большие печальные глаза и длинные уши!
– Спасибо. Думаешь, мистеру Хэтфилду понравится?
– Должно понравиться. Прекрасный рисунок! Похож на черно-белую фотографию. Пес как настоящий!
Билли сунул руку в глубокий боковой карман штанов, где всегда держал бумагу, ручки и карандаши. Вытащив карандаш, он поставил в нижнем углу подпись – свой фирменный знак: две буквы «Б» спиной друг к другу.
– Ну хоть что-то сделаю для него. Он ведь одолжил мне свою лучшую гончую.
– Ты подаришь ему рисунок, когда полетишь повидать папу?
– Попытаюсь. У мистера Хэтфилда нет телефона, так что я не могу позвонить ему и узнать, дома он или нет.
В комнату танцующим шагом вошел Уолтер, делая вид, что держит в руках телефон, и гнусавя тонким голосом, в подражание жителю гор:
– Алле? Девушка, под каким номером проживает Арло Хэтфилд? Какой город? Чертигдевиль. Знаете, поворотя из чащи направо. Ага, у меня для него картинка. Читать-то он не умеет, так я ему картинку нарисовал.
Уолтер загоготал. Бонни зажала рот рукой и покраснела как рак. Глядя на нее, Билли тоже еле сдерживал смех, хрюкая и раздувая щеки.
Уолтер опять загнусавил:
– Не, нету у него телефона. Да на кой мне его телефон? Разве по телефону картинки посылают? Вы что – меня за дурака считаете?
Билли выхватил у Уолтера воображаемую трубку и поднес ее к уху.
– Прошу прощения, мэм. У него сегодня обострение. Сейчас мы быстренько сплавим его в комнату электрошока.
Бонни сложила руки на груди, закрыла глаза и вздернула нос с притворно-снобистским видом. Ее губы дрожали то ли от негодования, то ли от сдерживаемого смеха.
– Что ж, пока вы, гм, джентльмены, решаете, у кого из вас обострение, я отправляюсь в свою комнату писать сочинение. Предлагаю вам заняться тем же самым. Сегодня уже суббота, а сочинение задали на понедельник.
Вид у нее был суровый, как у строгой учительницы, но долго она не выдержала, расхохоталась и выбежала из комнаты.
Бонни щелкнула выключателем настольной лампы. Поскольку мать Билли до сих пор не вернулась с работы, каждый ужинал сам по себе. Принесенные с кухни сэндвич и салат Бонни поставила на промокашку, а рядом высокий бокал с водой. Хотя время было позднее, Бонни не снимала рюкзака, предпочитая скорее терпеть неудобство, чем рисковать, что кто-нибудь заглянет к ней в комнату и увидит, что она сидит на стуле, как гигантская летучая мышь.
Скинув носки и туфли и переодевшись в удобный спортивный костюм, она села к столу и выбрала мягкий фломастер из своей коллекции маркеров, которые держала в среднем ящике. Прежде чем начать, она взглянула на настенный календарь, висевший прямо перед ней, и аккуратно зачеркнула текущий день, вторую субботу января. Следующая клеточка – воскресенье – была уже занята. Там торчала веселая рожица в окружении наклеенных розовых и желтых цветочков. Подпись внизу гласила: «День удочерения!»
Бонни положила фломастер обратно в ящик и вынула толстую тетрадь, скрепленную тремя пружинами. Первая сотня страниц была исписана ее плавным почерком – дневниковые записи, кое-какие письменные задания, а также много сказок и стихов. Билли и Уолтер писали свои сочинения на компьютере, но Бонни любила, когда шуршит ручка, без помех переводя ее мысли на бумагу. Почерк отражал ее настроение: когда она тревожилась, у нее выходили темные буквы с нажимом, радость скакала по странице в виде летучих завитков и островерхих «м». Бумага передавала ее красноречие в сто раз лучше, чем любой компьютер. Стук клавиш был ей не по сердцу. Компьютеры производили слишком много шума, тем самым отвлекая, не давая сосредоточиться, что так необходимо для серьезной работы. Нет, гораздо приятнее плавное скольжение красивой серебристой ручки по хрустящей белой бумаге.
Сочинение называлось «Подсчитывая цену». Чем дальше Бонни писала, тем кривее ложились строчки, соскакивая с линеек. От усталости она то и дело зачеркивала и переписывала, покрывая бумагу черными кляксами. Ужин стоял почти нетронутый. Глаза слипались. Она выглянула в окно на густеющий туман. Промелькнул ясный ветреный вечер, и прохладное одеяло сырого горного воздуха плотно окутало долину. Зимнее солнце зашло рано, а мгла поглотила остатки сумерек. В спустившейся темноте даже фонарь на крыльце выглядел размытым пятном.
Веки у Бонни, словно налитые свинцом, опускались. Но она резко вздернула голову и широко распахнула глаза, когда до нее долетел далекий голос. Кто-то звал ее по имени. Протяжный звук замер умирающим эхом. Он был ласковый, но все же настойчивый, как звон колокольчика в любящей руке, зовущего ее на обед из поля, куда она ушла и заигралась. Или как будто ветер подхватил этот призыв и донес его обрывки до ее ушей, искаженные, но все же такие знакомые – мамин голос.
Бонни огляделась. В комнате никого не было.
За последние недели она несколько раз слышала этот голос, но думала, что это капризы ее воображения. Она так истосковалась по маме, что временами ей начинало казаться, будто та где-то рядом, в соседней комнате стелит ей постель, или готовит обед на кухне, или сидит в кресле-качалке с книгой в руках, чтобы прочитать ей на ночь сказку. Вот только от этого голоса, хотя он и походил на мамин, веяло каким-то могильным холодом.
Понимая, что за столом она просто уснет, Бонни встала и открыла окно. Туман прокрался в комнату, потянул к ней свои холодные пальцы, дыша в лицо промозглой сыростью. В воздухе висел слабый запах древесного дыма, верный знак, что с гор уже потянуло свежестью и вскоре туман рассеется.
Сонливость как рукой сняло. Несмотря на темноту, летать было пока рано. Обычно Бонни ждала ночи, чтобы все уснули, но сегодня ее скроет туман. Она выбралась из окна на крышу – трюк, отработанный за последние недели до совершенства. Поскольку ее спальня на втором этаже была единственной комнатой в доме, окна которой выходили на задний двор, она идеально подходила для тайного вылета.
Бонни набрала в легкие сырого холодного воздуха, огляделась, чтобы убедиться, что никто не подсматривает, и раскрыла рюкзак, позволив ему болтаться, пока ее гибкие крылья сами его не сбросят. Как только драконьи крылья освободились, они раскрылись у нее за спиной, в два раза превосходя длину ее тела. Ночные прогулки по крыше были временем уединения, неспешного созерцания и молитв. Бонни села, подтянув колени к подбородку, и залюбовалась окружающим. Ей было радостно видеть, как верхние ветви деревьев пьют серый парящий туман.
В темноте, объявшей ее тело, она вспоминала знакомые стихи. Особенно ей нравились строчки одного Давидова псалма, положенные на мелодию, которую она придумала сама во время одного из своих ночных бдений на крыше: