Пролог
В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди.
Бытие 6:4
(Переводчик: unearthlybooks; Редактор: [unreal])
Все началось с незнакомца, стоящего среди деревьев. Он был примерно моего возраста, как раз в том коротком промежутке взросления, когда мальчик уже не ребенок, но ещё и не мужчина. Ему, наверное, было лет семнадцать. Я не могу отчетливо объяснить, откуда это знала. Мне виден был только его затылок, темные, вьющиеся от влажности у шеи, волосы. Вокруг ощущался удушливый жар, такой яростный, что, казалось, он вытягивал жизнь из всего вокруг. Небеса на востоке были окрашены в странный оранжевый цвет, а воздух заполнен тяжелым запахом гари. На мгновение, меня охватила такая печаль, что у меня перехватило дыхание. Не знаю почему. Я шагнула к незнакомцу и уже была готова позвать его, но поняла, что не знаю его имени. Под ногой хрустнула ветка, и он, кажется, услышал меня. Поворачивается. Ещё секунда и я увижу его лицо.
Потом видение оборвалось. Исчезло, стоило только мне моргнуть.
Глава 1
Предназначение
(Переводчик: unearthlybooks; Редактор: [unreal])
В первый раз, а если быть совсем уж точной, то шестого ноября я проснулась в 2 часа ночи с ощущением звона в ушах, словно крошечные светлячки отчаянно бились у меня в голове. Пахло дымом. Я встала и обошла комнату за комнатой, удостоверяясь, что пожара нигде нет. Но все было в порядке, все спокойно спали. В любом случае, запах был больше похож на запах костра, более резкий, древесный. Я отнесла случившееся на счет обычных странностей, которые в моей жизни были не так уж нередки. Снова попыталась заснуть, но не смогла, поэтому спустилась вниз. И вот, когда я уже налила себе стакан воды из под крана, без всякого предупреждения я снова оказалась среди лесного пожара. И это вовсе не было похоже на сон. Я оказалась там во плоти. Видение длилось недолго, прошло где-то около тридцати секунд, и вот я опять стояла на кухне в луже воды, потому что стакан, который я держала, упал на пол.
Я тут же побежала будить маму. Сидя на кровати, я старалась успокоиться и снова вспомнить все, что видела, а помнила не так много – пожар, парень.
– Думаю, если бы видение обрушилось на тебя целиком, для тебя было бы слишком, поэтому ты помнишь лишь отрывки, – сказала мама.
– А ты так же получила свое предназначение?
– Так получают его большинство из нас, – ответила она, ловко уклоняясь от ответа на мой вопрос.
Она не рассказывает мне о своем предназначении. Предназначение – одна из запретных тем. Меня это обижает, потому что мы близки, мы всегда были по-настоящему близки, но этой, достаточно большой частью её жизни мама со мной никогда не делилась.
– Расскажи мне о деревьях в твоем, видении, – попросила она. – Как они выглядели?
– Сосны, кажется, там были иголки, а не листья.
Она задумчиво кивнула, будто эта деталь была очень важна, но я-то думала совершенно не о деревьях, а о парне.
– Жаль, что я не увидела его лица.
– Увидишь.
– Интересно, я должна защитить его, да?
Мне нравилась мысль о том, что я буду его спасительницей. У всех, кто родился полу-ангелом есть различного рода предназначения: некоторые – посланники, некоторые – свидетели, кто-то обладает даром успокаивать, кто-то просто должен совершить что-то, чтобы стали возможны свершения других, но хранитель – это даже звучит круто. И сразу чувствуется ангельское предназначение.
– Не могу поверить, что ты уже достаточно взрослая, чтобы иметь свое предназначение, чувствую себя такой старухой, – со вздохом сказала мама.
– Но тебе, и правда, уже много лет.
С этим она спорить не могла, ведь ей уже сто с лишним лет, хотя выглядит она не старше сорока. Я же чувствовала себя как раз той, кем и являлась: бестолковой (хотя и не совсем обычной) шестнадцатилетней девчонкой, которой каждое утро надо идти в школу. Мне казалось, что во мне совершенно нет ангельской крови. Глядя на свою красивую, эффектную мать, я знала, что каким бы ни было её предназначение, она выполняет его умело, смело и с юмором.
– Как ты думаешь… – протянула я после почти минутной паузы, мне было нелегко задать этот вопрос, потому что не хотелось выглядеть перед ней абсолютной трусихой. – Как ты думаешь, я могу умереть, сгорев в огне?
– Клара!
– Нет, ну, правда!
– Ну что ты такое говоришь?
– Когда я стояла там, рядом с ним, я чувствовала такую печаль. Не знаю, почему.
Мама обняла меня и притянула к себе так, что я смогла слышать сильный и размеренный ритм её сердца.
– Может быть, эта печаль – признак того, что я умру, – прошептала я.
Она обняла меня ещё крепче и тихо сказала:
– Мы редко умираем.
– Но это случается!
– Мы вместе разберемся, в чем дело, – она прижала меня ещё ближе и нежным движением убрала мне волосы с лица, как она это обычно делала, когда в детстве мне снились кошмары. – А теперь тебе надо отдохнуть.
Меня окружило её привычное тепло, мама всегда была такой теплой, словно только что грелась в солнечном свете, даже если на дворе была ночь. Я вдохнула её запах: розовая вода и ваниль – старомодный аромат, вдыхая который я чувствовала себя в безопасности. Закрыв глаза, я снова видела этого юношу. Он стоял и ждал. Ждал меня. И мне почему-то казалось, что это важнее ощущения печали или возможности умереть страшной смертью в огне. Ведь он ждал меня.
Я проснулась от звука дождя и мягкого серого света, проникающего сквозь жалюзи. Маму я нашла на кухне, уже собравшуюся на работу, но с ещё влажными после душа волосами. Она выкладывала яичницу со сковороды на тарелку, что-то напевала и казалась счастливой.
– Доброе утро, – поприветствовала её я.
Она обернулась, и, отложив лопатку, подошла, чтобы обнять. В её улыбке светилась та же гордость, как в тот день, когда я выиграла конкурс на знание орфографии в третьем классе: словно она была очень горда мной, но никогда и не ожидала от меня меньшего.
– Как ты сегодня? Держишься?
– Да, все в порядке.
– А что происходит? – это в дверях показался мой братец Джеффри.
Я повернулась и посмотрела на него. Тот стоял, прислонившись к дверному косяку, как всегда ещё помятый от сна и сердитый, душ он тоже явно ещё не принимал. Жаворонком Джеффри не был никогда. А сейчас он пристально смотрел на нас. На секунду в его взгляде промелькнул страх, словно он ждал от нас неприятных новостей, что-нибудь вроде смерти знакомого.
– Твоя сестра получила предназначение, – мама снова улыбнулась, но уже не так широко, как прежде. Этакая осторожная улыбка.
Он оглядел меня с ног до головы, словно искал во мне какое-нибудь проявление божественности.
– У тебя было видение?
– Ага! Лесной пожар. – Я закрыла глаза и снова увидела склон, покрытый соснами, оранжевое небо и за всем этим клубы дыма. – И парень.
– Откуда ты знаешь, что это был не сон?
– Потому что я не спала.
– Ну и что это значит? – поинтересовался Джеффри. Информация об ангелах была ему внове. Он все ещё был том возрасте, когда сверхъестественное кажется интригующим и увлекательным, и в этом я ему завидовала.
– Не знаю, – честно призналась я. – Это как раз мне и предстоит выяснить.
Следующее видение настигло меня через два дня. Я уже пробежала половину круга в спортзале школы Маунтин-Вью[1], когда внезапно меня поглотила другая реальность. Весь знакомый мир – Калифорния, Маунтин-Вью, спортзал – просто испарились. Я снова была в лесу и ощущала в воздухе вкус пожара. На этот раз я увидела языки пламени, вздымающиеся над склоном.
А потом я почти врезалась в девушку из группы поддержки.
– Смотри, куда прешь, идиотина! – зашипела она.
Я отклонилась в сторону, чтобы дать дорогу. Тяжело дыша, я оперлась на кучу складных стульев и попыталась вернуть видение. Но это было все равно, что пытаться вернуть сон после того, как уже полностью проснулся. Видение ушло безвозвратно.
Черт! Никто раньше не называл меня идиотиной, а это знаете ли производная от идиота. Ничего в этом хорошего.
– Не останавливаемся! – крикнула миссис Шварц, наша учительница физкультуры. – Нам нужны точные данные о том, насколько быстро вы можете пробежать милю. Клара, я к тебе обращаюсь!
В прошлой жизни она точно была сержантом строевой подготовки. Снова послышался её крик:
– Если ты не справишься с дистанцией меньше, чем за десять минут, то придется бежать опять на следующей неделе!
Мне ничего не оставалась, кроме как снова бежать, стараясь сосредоточиться на насущной проблеме и ускориться, стараясь нагнать упущенное время. Но мысли мои вновь и вновь возвращались к видению. Очертания деревьев, лесная земля, усыпанная камнями и хвоей под ногами. Парень, стоящий ко мне спиной, наблюдающий за приближением пожара. Ощущение отчаянно колотящегося сердца.
– Последний круг, Клара, – крикнула миссис Шварц.
И я вновь ускорилась.
Даже не закрывая глаз, я видела его образ, словно пожар выжег его на сетчатке. Почему он там? Удивится ли он, увидев меня? Голова моя кишела вопросами, но самым главным из них был один – кто он?
В этот момент я с неимоверной скоростью пронеслась мимо миссис Шварц.
– Отлично, Клара! – крикнула она, а минутой позже воскликнула. – Быть такого не может!
Уже замедлившись, я подошла к ней, чтобы узнать свое время.
– Я успела меньше, чем за 10 минут?
– Я засекла время в 5−48, – кажется, она, и правда, была шокирована. Выглядела она так, как словно с ней тоже приключилось видение. И в этом видении я вступала в школьную легкоатлетическую команду.
Упс. Я не концентрировалась, не сдерживала себя. И если об этом узнает мама, то мне здорово влетит. Я пожала плечами:
– Должно быть, с часами что-то не в порядке, – хоть какое-то объяснение и я надеялась, что она купится на него, хотя это и означало, что мне придется пробежать дурацкую дистанцию ещё раз на следующей неделе.
– Да, – кивнула рассеянно миссис Шварц. – Наверное, я неправильно запустила секундомер.
Вечером, когда мама вернулась домой, я как раз развалилась на диване и смотрела повторы «Я люблю Люси».
– Что, все так плохо?
– Это запасной вариант на тот случай, если не могу найти «Прикосновение ангела», – сарказм из меня так и сочился.
Мама вытащила из пакета и поставила на стол банку мороженого «Чабби-Хабби», нет, она будто мои мысли читает:
– Ты просто богиня!
– Ну, не совсем.
Она вынула из того же пакета книгу: «Деревья Америки. Пособие для идентификации в полевых условиях».
– А вдруг мое дерево не из Северной Америки?
– Ну, по крайней мере, начнем поиск.
Положив книгу на кухонный стол, мы вместе склонились над ней в поисках дерева, похожее на то, что было в видении. Если бы кто-то взглянул на нас в этот момент, то увидел бы просто мать, помогающую дочери с домашним заданием, а не никак не пару полу ангелов, занимающихся сбором информации для миссии небес.
– Вот оно, – я, наконец, указала на изображения дерева и довольная собой, откинулась на спинку стула. – Красная сосна.
– Изогнутые желтоватые иглы, растущие парами, – зачитала мама из книги. – На деревьях были коричневые овальные шишки?
– Да я как-то на шишки не засматривалась, мам. Деревья похожи, ветки у них начинались чуть выше по стволу, мне кажется, но они определенно похожи, – ложка с мороженным мешала мне ответить внятно.
– Ну, хорошо, – мама снова вернулась к книге. – Кажется, здесь говорится, что красная сосна растет исключительно в Скалистых горах, а так же на северо-западном побережье США и Канады. Индейцы любили делать из стволов красной сосны основные опоры для своих вигвамов. В общем-то, от краснокожих сосна и получила свое название. И, – продолжила она, – здесь сказано, что шишкам, для того, чтобы раскрыться и выбросить семена, нужна очень высокая температура, например, такая как во время лесного пожара.
Я усмехнулась:
– Все это та-а-ак познавательно, – хотя, мысль, что какое-то дерево может расти только на выгоревшем пепелище, показалась мне странно увлекательной. Было в ней нечто судьбоносное.
– Прекрасно, теперь мы примерно знаем, где всё случиться, – отметила мама. – Теперь осталось только сузить круг поисков.
– А потом? – я рассматривала изображение дерева, неожиданно представив ветви, объятые пламенем.
– Потом поедем туда.
– Поедем? Ты имеешь ввиду, переедем из Калифорнии?
– Да, – просто ответила мама и, кажется, была абсолютно серьезна.
Я нервно сглотнула:
– Но как же школа? Мои друзья? Твоя работа?
– Ну, пойдешь в новую школу и там, я думаю, заведешь новых друзей. А я буду искать новую работу или найду способ работать дома.
– А как же Джеффри?
Она тихонько рассмеялась и погладила меня по руке, словно это был самый глупый вопрос, что я могла задать:
– Конечно же, Джеффри тоже поедет.
– О, да. Он будет просто в восторге, – я подумала о Джеффри с его бесконечным парадом друзей, бейсбольных матчей, соревнований по борьбе, футбольных встреч и прочего. У нас с Джеффри здесь имелась собственная насыщенная жизнь. В этот момент я в первый раз я поняла, что получила намного больше, чем рассчитывала. Мое предназначение изменит всё.
Мама закрыла книгу и взглянула на меня через кухонный стол, в её взгляде было что-то торжественное:
– Это очень важно, Клара. Видение, твое предназначение – для этого ты была рождена.
– Знаю, просто не думала, что нам придется переезжать.
Я посмотрела в окно и увидела двор, в котором выросла, играя; старые качели, которые мама все никак не могла собраться и снять; розовые кусты вдоль забора, которые росли здесь, сколько я себя помнила. А вдалеке, за забором, едва различимые, виднелись горы, всегда служившие своеобразной границей моего мира. Если бы я прислушалась, то услышала бы привычное громыхание электрички, пересекающей бульвар Шорлайн и музыку из парка Грейт Америка – ведь он всего в двух милях. Я и подумать не могла, что мы когда-нибудь переедем отсюда.
Мама сочувствующе улыбнулась:
– А ты думала, что просто сможешь слетать туда на выходные, исполнить свое предназначение и прилететь обратно?
– Ну, наверное, да, – я смущенно отвела взгляд. – Когда ты скажешь о переезде Джеффри?
– Я думаю, это подождет, пока мы не разберемся, куда же мы, собственно, переезжаем.
– А можно я буду присутствовать, когда ты ему скажешь? Я запасусь попкорном.
– Когда-нибудь настанет и очередь Джеффри, – сказала мама, и глаза её наполнились грустью, всегда появляющейся от мысли, что мы взрослеем слишком быстро. – Когда он получит свое предназначение, тебе придется пройти через то же самое.
– И нам снова придется переехать?
– Мы поедем туда, куда поведет нас его предназначение.
– Безумие какое-то, – я покачала головой. – Это все немножко пахнет сумасшествием, тебе так не кажется?
– Неисповедимы пути ангельские, Клара, – она ухватила мою ложку и зачерпнула из коробки мороженое. Затем улыбнулась, на моих глазах снова превращаясь в веселую, озорную маму, которую я всегда знала. – Неисповедимы пути.
Следующие две недели видение повторялось раз в два-три дня. Только что я занималась своими делами и вдруг, бах, и я уже фактически в копии плаката «Берегите лес от пожара!». Видение настигало меня, где только можно и нельзя: на пути в школу, в душе, за обедом. Иногда ко мне приходили только ощущения, без картинок: жар, запах дыма.
Друзья, конечно же, заметили, что я выпадаю из реальности и дали мне прозвище Кадет, как в этом дурацком шоу «Космические кадеты». Ну, что ж, могло быть и хуже. Заметили и учителя. Но я исправно делала домашние задания, и мне не слишком доставалось за то, что каракули в моих тетрадях все меньше и меньше напоминали конспекты.
Если бы несколько лет назад вы заглянули бы в мой дневник, пушистый и розовый с изображением Китти на обложке и золотым замочком, на который я запирала его от загребущих лап Джеффри, вы увидели бы бессвязные записи совершенно обычной девочки. Корявенькие цветочки и принцессы, записи о школе и погоде, о фильмах, что мне нравились, о музыке, под которую мне хотелось танцевать, о мечте получить роль Феи Драже в Щелкунчике, о том, как Джереми Моррис послал одного из своих друзей спросить, не хочу ли я быть его подружкой и я, конечно же, сказала «нет», потому что с какой стати я буду встречаться с трусом, который не осмеливается меня спросить об этом сам?
А потом я начала вести дневник ангела. Перекидная тетрадка с обложкой цвета полуночного неба с изображением безмятежной женщины-ангела, до странности похожей на маму, рыжеволосой с золотыми крыльями, стоящей на фоне серебряной луны и звезд, с нимбом вокруг головы. В нем было записано все, что мама мне рассказывала об ангелах и полу-ангелах, каждый факт или кусочек информации, который мне удавалось из неё вытянуть. Там же я делала записи о всех проведенных мной экспериментах. Однажды, например, я порезала запястье, чтобы посмотреть пойдет ли у меня кровь (крови была уйма) и тщательно записала, сколько времени ушло, чтобы исцелиться (где-то около 24 часов от пореза до полного исчезновения тонкого розового шрама). Или о том случае, когда я заговорила с мужчиной в аэропорту Сан-Франциско на суахили (представляете, как удивились мы оба?), или что я могу сделать в балетной студии 25 гран жете назад и вперед и даже не запыхаюсь. Как раз в то время мама начала со мной серьезные разговоры о том, чтобы сдерживать свои силы, хотя бы при людях. Именно тогда я начала осознавать себя не просто как Клару-девочку, а как Клару-полу-ангела, сверхъестественную Клару.
Теперь же в моем дневнике (простом черном молескине) я делала записи исключительно по своему предназначению: рисунки, пометки, детали видения, особенно если они касались загадочного юноши. Он постоянно присутствовал где-то на периферии моего сознания, за исключением, конечно, тех странных моментов, когда в видениях ему доставалась центральная роль.
Я все лучше узнавала его через свое духовное зрение. Знала очертания его плеч, взъерошенные волосы, теплого темно-коричневого оттенка, достаточно длинные, чтобы закрывать уши и касавшиеся воротника, когда я видела его со спины. Руки он всегда держал в карманах куртки из черного, чуть пушистого материала – может, шерсть? Стоя, он переносил весь свой вес на одну ногу, словно собирался уйти. Выглядел худым, но сильным. Когда он начинал поворачиваться, мне становилось видна линия его щеки, в этот момент сердце мое всегда начинало биться чаще, а дыхание перехватывало. Интересно, что он обо мне подумает?
Мне хотелось быть волнующей. Когда я явлюсь ему в лесу, когда он, наконец, обернется и увидит меня, хотелось бы выглядеть хотя бы отчасти ангелом, быть такой же светящейся и легкой, как мама. Нет, я знаю, что выгляжу неплохо. Все полу-ангелы достаточно привлекательны. У меня хорошая кожа, а губы естественно розовые, поэтому я никогда не пользуюсь ничем, кроме блеска. У меня красивые коленки. Ну, мне об этом говорили, но я слишком высокая и тощая, и это не гибкая фигура супермодели, а скорее ближе к «суповому набору». А глаза у меня, хотя и становятся при разном освещении то цвета грозового неба, то голубыми с золотистыми крапинками, слишком велики для моего лица.
Лучшее во мне – волосы. Яркое золото с отблесками рыжины, длинные и волнистые. Когда я иду, они развеваются за мной, как шлейф. Но и с ними тоже проблема – уж очень они непослушные и вечно спутываются, цепляются за что попало: молнии, ручки у машин, еду. Зачесать их или заплетать косу не помогает. Словно они живое существо, рвущееся на свободу. Иногда мне удается их победить и уложить аккуратными локонами у лица, но спустя несколько часов, прическа все равно растрепывается. С моими волосами слово «неуправляемый» поднимается на совершенно новый уровень значения.
С моей дурной удачей, мне ни за что не удастся вовремя спасти парня в лесу, потому что я точно зацеплюсь волосами за сучок за милю или две от нужного места.
– Клара, твой телефон звонит! – крикнула из кухни мама. Я подпрыгнула от неожиданности. Передо мной на столе лежал дневник. На раскрытой странице был тщательный набросок юноши: его затылок, шея, взъерошенные волосы, едва видное очертание щеки и ресниц. Не помню, чтобы я рисовала.
– Слышу, – закричала я ей в ответ. Затем закрыла дневник и сунула его под тетрадь по алгебре, а потом сбежала по лестнице вниз. В доме пахло выпечкой. Завтра День Благодарения и мама во всю пекла пироги. На ней был перепачканный мукой старомодный передник времен 50-х (который она приобрела как раз в 50-х, хотя в то время и не была домохозяйкой). Мама протянула мне телефон.
– Это твой отец.
Я подняла брови в немом вопросе.
– Не знаю, – ответила она, отдала мне телефон и вышла из комнаты.
– Привет, пап, – выдохнула я в трубку.
– Привет, – и пауза. Как обычно. Три слова и у нас заканчиваются темы для разговора.
– Что случилось?
И снова пауза на несколько секунд. Я вздохнула. Годами я репетировала речь о том, как я зла на него за то, что он бросил маму. Когда они расстались, мне было три года. Я не помню их ссор. Все, что осталось в моей памяти от того времени, когда они были вместе – лишь несколько кратких воспоминаний. День рождения. Полдень на пляже. Вот папа бреется, стоя у раковины. А затем, ужасный день, когда он уехал. Я стояла рядом с мамой, которая держала на руках Джеффри и плакала, глядя вслед его машине. За это я не могу его простить. Не могу простить ещё за очень многое. За то, что сбежал от нас на другой конец страны. За то, что не звонил. За то, что не знал, что говорить, когда все-таки звонил. Но больше всего – за то выражение лица, что появляется у мамы, когда она слышит его имя.
То, что произошло между ними, мама обсуждает с не меньшей неохотой, чем свое предназначение. Но вот что я знаю: моя мама настолько близка к образу идеальной женщины, насколько это только возможно в этом мире. Она, между прочим, тоже полу-ангел, хотя мой отец и не знает об этом. Она красива, умна, у неё есть чувство юмора. Она просто волшебная, а он бросил её. Всех нас бросил.
И поэтому в моих глазах папа всегда был полнейшим дураком. Наконец, он сказал:
– Я просто хотел узнать, что у тебя все в порядке.
– А почему, собственно, что-то должно быть не в порядке?
Он кашлянул:
– Ну, я знаю, подростком быть нелегко. Школа. Парни.
А вот сейчас разговор перешел из категории необычных в разряд очень странных.
– Ну, да, – сказала я. – Иногда бывает нелегко.
– Мама говорит, с отметками у тебя все хорошо.
– Ты разговаривал с мамой?
Опять пауза.
– Ну и как там жизнь в Большом яблоке[2]? – спросила я, чтобы увести разговор подальше от себя.
– Как обычно. Яркие огни. Большой город. Вчера в Центральном парке видел Дерека Джетера[3]. Ужасная жизнь.
Да, он может быть и очаровательным. Мне всегда хотелось разозлиться на него, сказать, чтобы не утруждал себя попытками наладить со мной отношения, но у меня никогда не получалось. Последний раз я видела его в то лето, когда мне исполнилось четырнадцать. Всю дорогу я практиковалась в своей фирменной речи под названием «Я тебя ненавижу!»: в аэропорту, в самолете, на выходе из самолета, в зале прибытия. А потом я увидела, что папа ждет меня у багажной ленты, и вдруг стала дико счастливой, бросилась к нему в объятия и стала рассказывать, как дико скучала.
– Я вот думаю, почему бы тебе и Джеффри не приехать ко мне в Нью-Йорк на эти выходные.
Мне было прямо смешно, он не мог выбрать более неудачного момента:
– Я была бы рада, но у меня тут, типа, происходит кое-что важное.
Ну, например, мы тут пытаемся определить, где случится лесной пожар. Который, кстати, является одной из причин моего рождения здесь, на Земле. Но я и за тысячу лет не смогу всего этого отцу объяснить.
Он молчал.
– Мне жаль, – сказала я и удивилась от того, что мне было действительно жаль. – Если что-нибудь изменится, я обязательно дам тебе знать.
– А ещё мама мне сказала, что ты сдала экзамен на курсах вождения, – кажется, он старался сменить тему.
– Да, я прошла экзамен, выполнила параллельную парковку и все такое. Мне 16. Я авто-совершеннолетняя. Только вот мама не дает мне водить машину.
– Ну, может быть, пришло время нам подумать о собственной машине?
У меня просто челюсть отвисла. Мой папочка полон сюрпризов.
И тут я снова почувствовала запах дыма.
Наверное, в этот раз пожар был дальше от меня. Я не видела огня, не видела загадочного незнакомца. Порыв сухого ветра ударил мне в спину, растрепав волосы, собранные в хвост. Я закашлялась и отвернулась, от чего волосы упали на лицо. И тут я увидела серебристый пикап. Я стояла всего в нескольких шагах от того места, где он был припаркован, на кузове серебряными буквами было написано «Аваланш». Большой пикап с коротким крытым кузовом. Каким-то образом я знала, что это машина того самого парня из видения.
«Посмотри на номера», – сказала я самой себе, – «сконцентрируйся на этом».
Номер был довольно красочный, почти весь синий: небо в облаках. С правой стороны изображены горы с плоскими вершинами, которые выглядели смутно знакомыми. Слева – силуэт ковбоя, сидящего верхом на лошади, вставшей на дыбы, и поднявшего в воздух руку со шляпой. Я видела такой раньше, только не могла вспомнить, какому штату он принадлежит. Затем я постаралась рассмотреть цифры на номерах. Но сначала смогла разглядеть только крупные цифры на левой стороне номеров – 22, а затем и остальные четыре знака с другой стороны от ковбоя: 99CX.
Казалось, я должна быть безумно счастлива, безмерно рада, что мне так легко достался столь важный кусок информации, но видение все продолжалось. Я повернулась и быстро пошла от грузовика в заросли деревьев. По земле стелился дым, где-то рядом раздался хруст, будто сломалась ветка. А потом, как и всегда, я снова увидела моего незнакомца, стоящего ко мне спиной. Внезапно взвившийся огонь полыхнул над горами. Опасность была столько очевидна и близка. Печаль поглотила меня стремительно, словно кто-то опустил занавес. Перехватило горло. Мне хотелось позвать его по имени, и я шагнула к нему…
– Клара! С тобой все в порядке? – раздался голос отца.
Я снова оказалась в реальном мире. Облокотившись на холодильник, я смотрела, как кружится колибри у кормушки, повешенной на окне мамой, наблюдала за мельтешением его крылышек. Птичка стремительно подлетала к кормушке, хватала кусочек и столь же стремительно отлетала назад.
– Клара? – в его голосе звучала тревога.
Все ещё в ошеломлении, я поднесла трубку к уху.
– Пап, думаю, я лучше тебе перезвоню.