АЛИНА
Плыть под парусом к Секвойе – это не детская игра, это совершенно ясно, но никто не думал о ледяном дожде или шторме. Малейшая ошибка, и мы утонем в этой реке.
– Помогите! – кричу я, перенося весь свой вес на пятки и откидываясь назад, чтобы не дать такелажу соскользнуть.
Дождь хлещет отвесной стеной по нам и превращает палубу в ледяной каток. Лодка трещит, и ее борт все время качается. Мой кузен Сайлас, шатаясь, подходит ко мне и ловит трос. Он туго натягивает его, и я крепко завязываю конец, чтобы парус не надувался сильно, и мы не перевернулись.
– Такое в первый раз, – заключаю я. В порыве ветра мой голос почти не слышно.
Сайлас натягивает капюшон на голову. С тех пор, как мы закрепили парус, он не сказал ни слова. Никто из нас не говорил. О чем можно говорить теперь, когда убежище, где находилась то, за что восставшие едва боролись, сожжено дотла.
По крайней мере, шторм не давал нам возможности думать о грустном: о криках, о крови, о танках, о штурмующих солдатах с винтовками, о наших мертвых друзьях, лежащих в пыли. И о деревьях, о нашем настоящем лесе, который погиб на наших глазах. Едкий вкус пены все время склеивает мне горло.
Я следую за Сайлосом в каюту, где находится наша маленькая группа выживших, защищаясь от шторма. Мои ладони горят от холода. Я пытаюсь их тереть, пока не прячу их под подмышки пальто.
– Мы сделали все, как ты сказал, – докладываю я Брюсу.
Кто бы подумал, что я буду радоваться связи с отверженными? Что бы ни заставило его тогда пойти против министерства, теперь это никого не интересует. Без него мы бы никогда не смогли получить лодку, не говоря уже об ориентировании во время непогоды.
– Хорошая работа, – бормочет он и чешет бороду, даже не бросая взгляд в окно, через которое еле видно силуэты зданий.
Лодка угрожающе отклоняется от курса, и штурвал вырывается из узловатых рук Брюса. Мой живот подпрыгивает. Я регулирую вентиль на кислородном баллоне на поясе, до тех пор, пока дополнительный кислород не начинает, шипя, поступать через шланг, и я начинаю глубоко дышать носом. Пока Сайлас и Брюс возвращают штурвал под свой контроль, я сижу тихо рядом с Мод. Старая женщина обмотала вокруг себя одеяло как саван, и видны только ее голова и сухие руки.
– Ты можешь убрать все кислородные баллоны под крышу? – спрашиваю я. Без воздуха мы можем уже сейчас спокойно нырнуть в реку – результат будет одним и тем же.
– Ты что, держишь меня за сумасшедшую? Все уже готово, – она показывает в угол каюты, где аккуратно сложены бутылки. Нас семеро. Осталось еще десять. На сколько дней нам хватит кислорода? На сколько часов?
Из угла раздаются рыдания. Дориан и Зонг. Мятежники, как и я, склонились над Холли, садовницей из Рощи. Я не очень хорошо ее знаю, но каждый выживший на счету.
Я хватаю кислородный баллон и, качаясь, иду в их направлении, Холли дрожит так, что слышен стук зубов. Хотя она и жила вместе с Дорианом и Зонг в Роще, и училась обходиться без кислорода, она лихорадочно дышит.
– Она задыхается. Ей нужен один баллон.
Дориан поднимается и проводит рукой по волосам:
– Она определенно не захочет.
Я пытаюсь потрогать ее лоб, но она отбрасывает мою руку и царапает меня ногтями.
– Ей он нужен не меньше, чем другим, – хрипит Мод и приподнимается на локтях.
Держа крепко в руках штурвал, Брюс смотрит на Холли нахмуренным взглядом, и его выражение лица говорит о том, что он видит подобное не впервые. Конечно, нет. После ухудшения люди ворочались, когда содержание кислорода падало и все задыхались, ползая вокруг. Он и Мод уже пережили подобное. Но то, что здесь происходит, очень сложно воспринимается после заката. Это ужаснее чем раньше.
– С ней все будет в порядке, – ворчит Брюс.
Мод сопит, но не комментирует. Она уже не такая бессердечная, какой была.
Холли что-то бормочет.
– Что такое, Холли? – спрашивает Зонг.
Он не прикасается к ней. Вместо этого он прижимает худые загорелые руки к собственному сердцу, словно он разделяет ее чувства. В его глазах стоят слезы и боль. Эти двое вместе? Романтические отношения между мятежниками строго запрещены, но, вероятно, это правило исполнялось менее строго, чем я думала. Сайлас и Инджер тоже были близкими друзьями.
– Воздух, – стонет Холли. Зонг хватает кислородный баллон, но Холли качает головой. – Свежий воздух, – говорит она, как будто есть выбор.
Дориан вздыхает.
– Мы не движемся из-за погоды, – словно подтверждая его слова, лодка качается назад.
– Давай подождем, пока она пройдет, – успокаивает ее Зонг.
Холли смотрит на свои сапоги, на которые прилипла высохшая черная пена.
– Я хочу наружу, чтобы почувствовать воздух, – она прикусывает нижнюю губу и дергает себя за брюки. – После этого мы можем вернуться и помыться, чтобы согреться.
Я завидую Холли и ее выдуманному миру. Я тоже хотела бы сделать небольшой тайм-аут в реальности, чтобы то, на что мы вынуждены смотреть, больше не приносило боль.
– Я возьму ее ненадолго с собой, – говорю я. – Может быть, от этого будет толк.
Холли встает и натягивает капюшон на короткие темные кудри. Нос и уши покраснели от холода.
– Где прячется Петра? – хочет знать она.
Я беру ее ладонь и веду к двери каюты.
– Она еще в убежище, заботится о деревьях, – говорю я.
Не совсем ложь. Вместо того, чтобы спасаться вместе с нами, наша предводительница выбрала умереть рядом с деревьями. Петра не смогла поступиться главной задачей своей жизни. И заплатила за это высокую цену.
Я думаю о Джаз, которая тут же бросилась к дереву, только чтобы быть рядом с Петрой – и мое горло будто сдавливает. Джаз была всего лишь ребенком. Она не заслужила смерти. Никто этого не заслужил.
– Алина? – спрашивает Дориан за моей спиной.
– Пару минут, – при этом я облокачиваюсь на дверь против ветра.
Холли и я поворачиваемся спинами к хлещущему дождю и двигаемся в направлении носовой части. Я освобождаю ее руку, и она хватается за поручни, наклоняется вперед и улыбается. Она подставляет лицо едкой бурлящей пены, чтобы вода стекала вниз по ее шее. Лодка качается на могущественных волнах, мои голые руки держатся за перила, Холли просто отпускает свои. Это была ошибка, прийти сюда.
– Идем, нам нужно вернуться в каюту.
Холли смотрит в расплывчатую даль, ее нижняя губа дрожит.
– Я знала, что мы потеряем в войне, – говорит она. Бушующий ветер и волны звучат как шепот.
Я не пытаюсь убедить ее, что мы ничего не потеряли, так как это было бы ложью. Теперь мы ничем не лучше извергнутых. Беглецы на пути к Секвойе в надежде найти кров. Ничего не осталось от нашей жизни, и я сомневаюсь, достаточно ли будет этого. Как будто прочитав мои мысли, Холли поднимается до нижней поперечного поручня и поднимается на другую сторону, пока не встает в полный рост на носовой части. Я быстро хватаю ее.
– Холли, ты что делаешь? Спускай свою задницу назад.
Лодка наклоняется вперед, и девушка начинает всхлипывать.
– Отпусти меня.
Теперь мои ноги поскальзываются.
– Помогите! – кричу я.
За несколько секунд все собираются вокруг нас, и с помощью Зонг я перетаскиваю Холли через перила назад. Едва она оказывается на полу, как он встряхивает ее.
– Что за фигня? Как ты додумалась до такого? – он опускает голову на живот Холли и начинает плакать. Холли гладит густые локоны Зонга и пристально смотрит в облака.
– Мы отнесем ее внутрь, – говорит Дориан и пронзает меня взглядом.
– Как я могла предвидеть, что она задумала? – говорю я.
Дориан качает головой и берет Холли под руки.
Хотя дождь все еще стучит по палубе, шторм успокаивается, и паруса слегка опускаются. Дориан, Холли и Зонг сидят в углу. Брюс и Мод шепчутся и гладят морщинистые руки друг друга. Сайлас стоит за штурвалом. Я иду к нему наверх и смотрю через открытое окно каюты. Руины вдоль берега, заброшенные десятилетия назад, рассыпаются уже на камни.
– Ты позволила бы ей просто прыгнуть вниз?
– Ты серьезно? – я тяжело сглатываю. – Это настолько невероятно, что мы выживем?
– Дориан утверждает, что знает, где находится Секвойя, но когда я подсунул ему под нос карту, его указания были довольно туманны. Насколько я могу судить, радиус поисков около пятнадцати километров.
– Мы найдем дорогу. Мы уже через многое прошли, Сайлас.
– Я не уверен в этом. На сколько еще хватит нашего кислорода, твои оценки? – я кошусь вниз на Мод и Брюса, которые тяжело дышат в кислородные маски. Мод смотрит вверх и посылает мне абсолютно незаслуженный темный взгляд. После всего, что мы прошли вместе, мы все еще холодны друг с другом.
– Хватит еще на пару дней, – говорю я.
– Хочется верить, – говорит Сайлас, направив взгляд на палящее солнце.
– Есть предложение получше? – спрашиваю я. Не потому, что у меня настроение поругаться, а потому, что я надеюсь на его острый ум.
Он качает головой.
– Если мы не хотим жить как Извергнутые, нам остается только добраться до Секвойи. Если у нас получится, то сможем и дальше выращивать наши растения и сможем связаться с папой и мамой в Куполе, – он замолкает и смотрит на меня. Его веки очень красные, я не могу теперь точно сказать, от чего они такие: от пены или от усталости.
Я беру Сайласа за руку.
– С Хэрриет и Гидеоном определенно все в порядке, – говорю я. Даже если в Куполе гражданская война, мои тетя и дядя слишком хитры, чтобы позволить просто себя поймать и убить.
Сильный порыв ветра швыряет лодку на береговой откос, и Сайлас резко выворачивает налево. Я теряю равновесие и оказываюсь на полу лицом вниз. Жесткий, металлический вкус наполняет мой рот.
– Извини, – говорит Сайлас. – Все в порядке?
– Все хорошо, – я поднимаю маску и вытираю кровь рукавом. В такие моменты не горюют, если разбивают губу.
Мод вскакивает.
– Стоп!!!
Я хочу свистнуть старухе – она что не видит, что Сайлас из кожи вон лезет, чтобы удержать лодку? Но затем я поворачиваюсь и вижу, что Холли пытается сбежать через дверь. Я бегу следом за ней.
– Холли, нет!
Она уже в носовой части, рядом с поручнями. Когда я настигаю ее, она уже добралась до ограждения и идет, покачиваясь, из стороны в сторону. И она улыбается. Слова Сайласа снова звучат у меня в голове: "Ты должна дать ей спрыгнуть, ей нужно уйти". Но я не делаю этого. Она не в себе.
– Утром все будет по-другому, Холли, – я хватаю ее за руку.
– Утром ничего не изменится, – она слегка оборачивается и отвечает на мой взгляд.
– Мы должны надеяться, – говорю я.
Холли грустно улыбается.
– Мои запасы надежды иссякли, – говорит она и отпускает пальцы.
Я наклоняюсь вперед, цепляюсь за ее руку, но она такая тяжелая, что я не могу долго ее держать. Большая волна поднимается высоко под килем и полностью окатывает ее водой. Все же взгляд, который она бросает на меня снизу, не может быть принят. Мои пальцы горят.
– Ты делаешь мне больно, – говорит она.
И тогда происходит это: ее мокрая рука выскальзывает из моей хватки.
Холли падает в воду и исчезает. И это могу видеть только я. Тяжелые шаги громыхают по палубе.
– Холли! – шумит Зонг. Он перегибается через поручни и осматривает волны, которые ударяются о карму. Но Холли больше нет. Я отворачиваюсь.
Все поднялись на палубу и смотрят на меня, все, включая Брюса.
– Я не могла больше ее держать, – говорю я.
– Холли? – шепчет Зонг.
Дориан обнимает его одной рукой и оттаскивает от перил.
– Мы пришвартуемся на ночь, – объявляет Сайлас. – А теперь внутрь, но все вместе.
Молча, мы идем друг за другом в каюту. Я опускаюсь на пол. Один из коричневых сапог Холли все еще лежит рядом с кислородным баллоном с развязанными, изношенными шнурками.
Но в этот раз я не виню себя. Я просто не могла больше ее держать. Она осознано шла на смерть. Я закрываю глаза и прижимаю подушечки пальцев к векам.
Я больше не чувствую холода. Ничего больше не чувствую.
– Бедная девочка проиграла борьбу, – говорит Брюс, ни к кому не обращаясь.
А я только могу спрашиваться сама себя: за что вообще мы боремся?