Госпожа МакМартин, вне всяких сомнений, умерла. Соседи заподозрили неладное не сразу, потому что парадная дверь старого каменного дома на Линден-стрит почти никогда не открывалась, чтобы впустить или выпустить посетителя. Но все же некоторые приметы недвусмысленно доказывали на то, что в доме случилось неладное. Ржавый ящик для писем вздулся, набитый странными и диковинными каталогами, в конце концов они высыпались из открывшейся алюминиевой дверцы прямо на улицу. Огромный папоротник, свисавший с потолка веранды, почил от недостатка воды. Где-то в глубине дома три кошки госпожи МакМартин затянули душераздирающий вой, какого тихая Линден-стрит еще не слыхала. Пары дней этого всем соседям хватило сполна.
В большом белом фургоне приехали социальные работники. Люди в униформе решительно поднялись по ступеням, постучали, подождали пару секунд, а потом отомкнули замок очень полезной в таких случаях социальноработницкой отмычкой. Прошло несколько минут. Соседи, затаив дыхание, глядели через щелки в занавесках. Вскоре люди в униформе снова появились на пороге, толкая каталку, накрытую простыней. Они заперли за собой древнюю дверь и вместе с каталкой уехали.
Вскоре по улице поползли слухи о том, как же все-таки окочурилась госпожа МакМартин. Миссис Нивенс, которая с незапамятных времен жила по соседству, сказала миссис Дьюи, что все случилось в коридоре. Кто-то – или что-то – до того напугало бедняжку МакМартин, что она упала с лестницы. Мистер Фергюс же сообщил мистеру Батлеру, что МакМартин скончалась в гостиной, на ковре перед очагом, пока за каминной решеткой превращались в дым и пепел секретные фамильные бумаги. Мистер Хэнниман заявил, что соседка умерла от старости, только и всего – в конце концов, он слыхал, что ей было полторы сотни лет. А еще множились разнообразные теории на тему того, какой процент лица госпожи МакМартин успели съесть ее кошки.
Близкой родни у покойной не было. Ближайший родственник – впрочем, тоже седьмая вода на киселе – совсем недавно погиб в Шанхае от жестокой аллергической реакции на черепаховый суп с мышьяком. Некому было явиться и потребовать наследство, никто не спешил рыться на скрипучем чердаке в поисках давно потерянных сокровищ. Старый каменный дом в тесных объятиях плюща оставался полон антикварной мебели и диковинных безделушек. Единственным, что вынесли из дома, были три воющие кошки, которых с трудом распихали по переноскам трое исцарапанных и окровавленных работников приюта для животных. И вдруг, по словам миссис Нивенс, которая видела все из окна своей кухни, переноски одновременно распахнулись, и огромные кошки вылетели на лужайку, будто пушистые пушечные ядра. Взмокший хозяин приюта вытер кровь со щеки, пожал плечами и произнес:
– М-да… ну, что, пойдем перекусим?
Вскоре кое-кто услышал, что старый каменный дом продается по невероятно низкой цене, и решил его купить.
Этим кое-кем оказались мистер Алек и миссис Алиса Данвуди, чета более чем слегка чокнутых математиков. У них была дочь по имени Олив – но она к решению купить дом никакого отношения не имела. Ей было одиннадцать лет, и к ее суждениям в семье обычно не очень-то прислушивались. Стабильно низкие оценки Олив по математике убедили родителей в том, что их дочь – какое-то генетическое отклонение. С ней говорили терпеливо, словно она приехала учиться по обмену из страны, о которой никто никогда не слышал.
В конце июня мистер Хэмберт, риелтор, повел семью Данвуди смотреть дом. День выдался душный, но под сумрачной сенью старого каменного дома было прохладно. Олив плелась позади остальных, чувствуя, как по голым предплечьям бегут мурашки. А вот мистер Хэмберт весь покрылся испариной, будто кружка пива на жарком солнце. Широкая улыбка собрала его щеки в два пунцовых бугра. Он нюхом чуял, что дело выгорит – запах комиссионных витал в воздухе, словно аромат свежеприготовленного сэндвича с беконом, салатом и помидорами. Пока клиенты осматривали коридор на первом этаже, он щебетал без умолку, поддерживая светскую беседу.
– Расскажите, как вы познакомились? – спросил мистер Хэмберт чету Данвуди, дергая за цепочку пыльной висячей лампы.
– Впервые мы встретились в библиотеке Принстона, – ответила миссис Данвуди. Взгляд ее подернулся мечтательной дымкой. – Мы читали один и тот же журнал под названием «Крайняя Реалистичность Универсальности Технического Образования для Нового Поколения…»
– Сокращенно – «КРУТО», понимаете? – перебил мистер Данвуди. – «Круто». Отлично придумано.
– …и Алек спросил меня: «Вы видели опечатку на двадцать пятой странице? Там написано, что феодоровская постоянная…»
– Равняется квадратному корню из двух! – снова вставил мистер Данвуди. – Как их редакторы такое пропустили, представить себе не могу.
– О, мы так смеялись, – вздохнула миссис Данвуди, бросив на мужа зачарованный взгляд.
– С эдакими родителями ты, должно быть, первая в классе по математике, а? Я прав? – спросил мистер Хэмберт, наклонив потное лицо к Олив.
Мистер Данвуди потрепал дочь по плечу.
– Математика – это не ее. Олив у нас очень… творческая девочка, правда, Олив?
Олив кивнула и уставилась на свои кеды.
Мистер Хэмберт продолжал улыбаться, сияя круглыми щеками.
– Ну и молодец, – сказал он и, остановившись у дверей темного дерева, украшенных квадратными панелями, театральным жестом распахнул их и объявил: – Библиотека.
За порогом обнаружилось просторное пыльное помещение размером с небольшую бальную залу. Паркетный пол был слегка поцарапан, а вокруг гигантского камина кое-где отставал, но эти крошечные изъяны только придавали огромной комнате уютный вид. Казалось, еще вчера в ней кипела жизнь. Длинные полки, все еще уставленные тиснеными кожаными томами, простирались от пола до самого узорного потолка. На них опирались стремянки на колесах, с которых можно было дотянуться до самых высоких уголков библиотеки. Олив раньше такие только на старых картинах видела. Книг были сотни, возможно, даже тысячи – несомненно собирало эту коллекцию не одно поколение МакМартинов.
– Управляющие имуществом решили продать дом вместе со всем содержимым. Само собой, вы можете распорядиться им, как считаете нужным, – сообщил мистер Хэмберт сочувственным тоном, словно такая масса книг в доме была ужасным бременем.
– Идеальное место, чтобы работать, редактировать и писать статьи… как ты считаешь? – мечтательно спросила миссис Данвуди у мужа.
– О да, здесь очень уютно, – согласился тот. – Знаешь, мне кажется, мы уже готовы принять решение… не правда ли, дорогая?
Мистер и миссис Данвуди снова обменялись зачарованными взглядами, и мистер Данвуди объявил:
– Мы его покупаем.
Лицо мистера Хэмберта приняло оттенок сочного помидора. Он забулькал, засиял и принялся трясти руку мистера Данвуди, потом миссис Данвуди, а потом опять мистера Данвуди.
– Прекрасно! Прекрасно! – прогремел риелтор. – Мои поздравления – это отличный дом для семьи! Столько места, такая история… Давайте быстренько заглянем на второй этаж, а потом можно будет вернуться ко мне в офис и подписать бумаги!
Компания во главе с радостно пыхтящим мистером Хэмбертом затопала наверх по вытертому ковру. Мистер и миссис Данвуди шли рука об руку, глядя на высокий потолок с такой улыбкой, словно там была написана какая-то восхитительная арифметическая теорема. Олив плелась позади, ведя по перилам рукой и собирая густую пыль. Добравшись до верхней ступеньки, она скатала пыль в комочек и сдула его с ладони. Он неторопливо спланировал вниз, за перила, мимо старомодных стенных светильников, и опустился в темный холл.
Ее родители исчезли в одной из спален, только слышно было, как мистер Хэмберт то и дело восклицает: «Прекрасно! Прекрасно!»
Стоя в одиночестве на лестничной площадке, Олив прислушивалась к ощущениям. Огромный каменный дом окружил ее со всех сторон. «Это наш дом», – сказала она себе, просто чтобы попробовать слова на язык. – «Наш дом». Слова повисли в воздухе, будто дым свечи. Но не успела девочка их толком осознать, как они уже растворились в нем без следа.
Она медленно повернулась вокруг своей оси. Кажущийся бесконечным коридор простирался и в один конец дома и в другой, теряясь во тьме. Тусклый свет единственной висячей лампы очерчивал силуэты картин на стенах. За спиной, у лестницы, висело особенно большое полотно в толстой золотой раме. Олив нравилось рисовать, но обычно она изображала выдуманных существ, о которых читала в книгах. Однако ничего подобного ей никогда в жизни рисовать не приходилось.
Олив вгляделась в картину. Это был пейзаж с ночным лесом. Голые ветви деревьев сетью оплетали темное небо. Между облаками высунула круглое лицо луна, проливая свет на дорожку из белого камня, которая вела в темную чащу и там исчезала. Но Олив показалось, что где-то – быть может, на краю этой белой дороги, или уже во тьме, до которой лунные лучи не могли дотянуться – где-то там на этой картине было еще что-то иное. Что-то, что она почти видела.
– Олив? – Из дверного проема дальше по коридору высунулась голова миссис Данвуди. – Разве ты не хочешь посмотреть на свою комнату?
Девочка медленно отошла прочь от картины, то и дело оглядываясь на нее. Она еще разберется во всем этом, пообещала себе Олив. Для этого у нее будет достаточно времени.