Предисловие
"И не введи нас в искушение,　
Но избавь нас от Лукавого".
– Уверен, что сработает?
Легион смотрит на кинжал в своей ладони, кровавые рубины которого обжигают кожу. Естественная реакция. Искупитель – одна из самых древнейших реликвий. Не каждое оружие, может убить демона. Это единственный кинжал, которым владеет Се7мёрка и который тысячелетиями скрывали.
– У меня нет другого выбора, – отвечает Легион, его грубый голос переполняет беспокойство. Прошло несколько минут с того момента, как Иден забрали от него.
Нет. Не забрали. Она ушла. Взяла Люцифера за руку и ушла. Она сделала выбор и даже не оглянулась...не сказала "прощай".
Черт подери!
Всего несколько минут. А он уже чувствует, как будто теряет, гребаный, рассудок.
Его не пугала добровольная смерть. Плевать, что придется вернуться в Ад. Легион убьет любого, кто встанет на его пути, и никто не в силах остановить его.
Черт, они даже не станут пытаться. Недаром его звали одним из самых смертоносных демонов в истории, и сегодня, он благодарен за это уродливое пятно на репутации.
Легион наблюдал, как друзья – его братья – боролись с желанием возразить. Они знали, что их сопротивление будет подавлено. Теперь, когда появился Дориан, Тёмный Король, из-за которого все переполошились и из-за которого Легиону чуть не снесли голову, они поняли, что Легион подключит все ресурсы и приложит все усилия, чтобы спасти Иден. Даже за счет своей не искупленной души. Даже за счет собственной жизни.
Он поднимает взгляд от кинжала, серебристые глаза Легиона застланы пеленой ярости и гнева. Вернуться в Ад значит развязать потенциальную войну. И когда огонь стихнет, а дым рассеется, останутся двое: Легион и Люцифер. Но лишь один восстанет из пепла.
Он пал с Небес и выжил.
Восстал из Ада и выжил.
Он сражался с Призывом, Альянсом и мучил каждую потерянную душу, которую забирал, и вот в этом дерьме с гордо поднятой головой Легион выживал на протяжении многих веков. Но отдав Иден...Дьяволу, величайшему злу...против этого он вряд ли выживет. Потому что отказывается прожить хоть один день, чертову минуту, на этой Земле без неё.
Повернувшись к Дориану, Легион смотрит в его скептически бледно-голубые глаза с расплавленной сталью, и один раз кивает.
– Уверен, колдун. Отправь меня обратно в ад.
Глава 1
Я в Аду.
Во всех смыслах этого слова.
Но то, что я ожидала – то, что вбивалось мне с детства фильмами и рассказами моей фанатичкой-матерью – выглядит совершенно по-иному. Я стою в коридоре из богатого темного дерева, стены которого украшают классические произведения искусства со всего света. Безумным взглядом я окидываю пространство, которое отныне станет моим домом. Я слишком упертая, чтобы поверить в что-то подобное, а это всего лишь специально созданная иллюзия. Жестокий трюк, созданный самим дьяволом, который хочет заставить меня поверить, что это место самое нормальное, даже роскошное. Я не позволю собственным глазам обмануть меня.
– Добро пожаловать, Иден.
Огненный шелковый узел исчезает с моей руки, и я делаю шаг назад. Люцифер внимательно наблюдает за мной, пристально смотрит ирисами испещренными сумерками.　
– Не оправдывает твоих ожиданий?
Я пожимаю плечами.
– Ни так тут и жарко.
– Для тебя, нет. Я хотел, чтобы тебе здесь было комфортно.
Не боясь его потусторонней красоты, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Теперь страх тщетен.
– Почему?
Люцифер пожимает плечами, всемогущий притворщик, симулирует беззаботность.　
– Ты здесь не пленница, твоя смертная душа все еще нетронута. И как я тебе сказал, Иден...Я хочу защитить тебя. Хочу быть с тобой.
Его взгляд кажется, почти, искренним. Но я вижу, что все это откровение приправлено доброй порцией дерьма.
– Все равно.　
Я оглядываюсь кругом, и останавливаю взгляд на картине, где изображены мужчины с мечами.
– Ночной дозор. Рембрандт. Подлинник. Все они, – поправляет Люцифер, проследив за моим взглядом. В его голосе слышится гордость, словно он о ребенке говорит. Как будто я могу поверить, что он способен на что-то, что похоже на любовь. – Я привык себя называть закупщиком редких, красивых вещей.
Создавалось впечатление, что мазки цвета пульсируют на холсте, затягивая меня в темный мир картины, обрамленной золотом. Странно... Она отличается от любой картины, которую мне доводилось рассматривать. Словно, под этими приглушенными оттенками трепещет душа.
Я отвожу взгляд. Может быть, если бы я не была такой опустошенной – может быть, если бы мне не было наплевать – я бы посчитала обсуждение искусства интересной темой для разговора. Или, по крайней мере, нашла бы красоту, спрятанную в этом многовековом холсте. Но как по мне, это фальшивка. Все здесь. Произведения искусства, гобелены, мебель... все они холодные и бесцветные. Однажды я позволила себе ощутить подобное. Я влюбилась в Легиона и его мучительное прошлое. Я превратилась в одного из тех людей, которым никогда не хотела становиться: безнадежно глупого, наивного и беззаботного. В девицу, млеющую от вида огромного члена и тающую от нескольких сахарно-розовых словечек, нашептанных в темноте. Превратилась в одну из тех, которых призирала всей душой. Я даже как-то говорила это им в лицо. Но им плевать. Они всегда популярны и милы. Носят дизайнерские шмотки и тратят папочкины деньги. Им плевать на странного человека в поношенной одежде и рваной обуви. Да и оскорбление от никчемного, с плохой репутацией, человека не имеет веса. Но мои слова... мои слова... Я качаю головой, рассеивая воспоминания. Я давно уже прошла мимо всяких сожалений. И учитывая, что линия между тем, что правильно, а что нет настолько размыта, что я даже не вижу ее, то, о чем можно действительно сожалеть? Я такая, какой мне суждено было стать.　
Люцифер переминается с ноги на ногу около меня, почти излучая нервозность. Странно. Несколько минут назад у него была целая куча дерьма для обсуждения. Сдавшись, он вздыхает.
– Ужин подадут через пару часов. Надеюсь ты присоединишься ко мне.
Я смотрю на него, при этом придавая себе самый скучающий вид.　
– Я не голодна.
– Тогда просто посидишь и посмотришь, как ем я. – Напыщенность и высокомерие исчезают, и тут же на замену приходит раздражение. – И это не просьба. – Буря зарождается в этих сумерках, а температура поднимается не менее, чем на двадцать градусов. – Как я уже сказал Иден, ты здесь в качестве моей гостьи, у меня нет в планах причинять тебе вред. Но ты будешь играть по моим правилам. Не делай глупостей, в конце концов, я не Легион. И в неповиновении я ничего милого не вижу. – Он выдыхает, снимая напряжение с плеч вместе с высокой температурой, а затем улыбается. Слова, словно яд капают с его губ. – Давай попробуем еще раз. Ужин подадут через пару часов. Ты поужинаешь со мной. Саския поможет тебе обжиться в твоих апартаментах и позаботится о твоих потребностях.
Он взмахивает рукой и из ниоткуда появляется мрачная, темноволосая женщина. С опущенными глазами в пол, она робкими, шаткими шагами подходит к нам. Страх. Эта женщина до смерти напугана.
– Саския, прошу, убедись, что Иден подготовится и оденется подобающим образом. И убедись, что ей удобно. Чтобы она не пожелала все в ее распоряжении.
– Да, Хозяин, – отвечает крошечная женщина. Её голос...такой странный. Ей трудно говорить, словно горло крепко сжимают. Голос звучит словно находится на грани крика. Словно он душит ее невидимыми тисками, которые сдавливают гортань изнутри. Чувствую, как кровь отливает от лица, но обуздав чувства, я поворачиваюсь и следую за ней. Она ничего не говорит, когда, свернув с главного фойе, ведет вниз по коридору. В уме делаю заметку, ни о чем ее не спрашивать без всякой на то необходимости.
Завернув за угол, у меня пересыхает во рту.
Прислонившись к стене, стоит парень и со скучающим видом рассматривает свои кутикулы. С ног до головы одет во все черное, что идеально гармонирует с его полуночными темными волосами, которые небрежно падают на лоб. Чуть выше среднего роста, широкие плечи и квадратная челюсть.
Саския замедляет шаг, а по ее хрупкому телу пробегает дрожь. У меня достаточно здравого смысла, чтобы догадаться и воспринять язык ее тела, как подсказку. Это кто-то из опасных.
– Дальше я сам, Саския, – говорит мужчина, не поднимая глаз от ногтей.　
Крошечная женщина трясется, ее слова также трепещут.
– Но... но хозяин... сказал...
– Твой хозяин не будет возражать. Если только ты не хочешь побеспокоить и спросить его. Малышка, а почему бы нам вместе не пойти и не спросить, а?
– Нет, – быстро отвечает Саския, от напряжения ее голос срывается. – Нет, в этом нет необходимости. Простите меня. – Она поворачивается ко мне, и ее темные глаза расширяются от испуга. Тихое предупреждение.
– Просто произнеси мое имя, когда потребуюсь. Я скоро вернусь, чтобы помочь тебе искупаться и одеться. – Затем, стремительно зашагав, она исчезает в коридоре, из которого мы только что вышли.
Мужчина отталкивается от стены и не сказав ни слова начинает идти. Я же не осмеливаюсь и шага сделать.
– Ну... ты идешь? Или предпочитаешь все сделать здесь, в вестибюле.
Я взвешиваю все варианты и понимаю, что у меня их просто нет. Раздраженно выдохнув и закатив глаза, я иду позади него.
– Куда ты меня ведешь? – Знаю, что лучше не показывать страх. Покажешь и тебя заживо здесь сожрут.
– В твою комнату.
"Только не с тобой", думаю я.
Но когда я оглядываюсь кругом, проходя мимо бесчисленного количества дверей в этой дворцовой тюрьме, то понимаю, что выбора у меня нет, кроме как следовать за ним. Я никогда не найду выход из этого лабиринта. Кроме того, он ничего не может мне сделать, что со мной еще бы не сделали. Меня били, унижали и обманывали. Ни одним словом не описать то, что я чувствую... ни тот уровень ярости, ни ту боль, которые вполне могут поведать об агонии в моей груди. Так что, сглотнув, я все смываю изрядной дозой беспристрастия. Эмоциям здесь не место. Не это мне нужно.
Он останавливается у двери, которая выглядит, как и все остальные – тяжелая, полированная древесина, увенчанная золотой ручкой – открыв ее, он ждет, когда я войду. Я заглядываю внутрь и почти уверена, что увижу Андреевский крест, цепи и кожу. Но я вижу лишь большую кровать цвета слоновой кости, драпированную на вид дорогим фиолетовым постельным бельем.　Шкаф с комодом стоят у дальней стены комнаты, а остальные стены украшают бесценные произведения искусства, на которые мне совершенно плевать. Никаких окон. Точно, здесь они не нужны.
Парень входит в комнату так, словно воздух в ней принадлежит ему. Проходит мимо меня и направляется к круглому столу, на котором стоит чаша со свежими фруктами. На столе из темного дерева также стоит графин с янтарной жидкостью, из которого мой незнакомец наливает себе бокал. Именно тогда я хорошенько рассматриваю его. Клянусь, я не хотела таращиться. Его лицо словно вырезано из алебастра – гладкое и неповторимое. Выразительные скулы, прямой нос, тонкие, но в тоже время чувственные губы. Он, без всякого сомнения, прекрасен. Но не от этого я стою как вкопанная на пороге.
Его глаза. Узнаю его глаза. Словно я смотрю сквозь них прямо в самую сердцевину его манящей тьмы.
Переступив порог и закрыв за собой дверь, я пересекаю комнату. Незнакомец наполняет два бокала, но мне не предлагает до тех пор, пока из одного не выпивает и снова не наполняет его янтарной жидкостью.
– Спасибо, – благодарю я, когда он протягивает мне бокал, не удосуживаясь посмотреть в мою сторону своими кристальными глазами. Он показал мне, что выпивка не отравлена. Это все, что мне нужно.
– Хочешь рассказать, почему ты здесь?
Его голос холодный, но все же в нем слышатся нотки веселья. Я делаю глоток обжигающего пойла, на вкус оно кислое, но сладкое на моем языке.
– Что ты имеешь в виду?
– Оглянись, Иден. На пляжный курорт немного не дотягивает.
Я сглатываю.
– Откуда ты знаешь мое имя?
У него хватает смелости улыбнуться мне, как будто его развлечение – это благословение. И я ненавижу признаваться в этом. Но это совершенно неестественно быть настолько непреднамеренно красивым. История моей жизни. В мире тайн и лжи – боли и страданий – меня окружают потрясающие создания, погруженные в мифы и фантазии.　
Се7мерка. Колдуны. Даже Люцифер во всем своем великолепном ужасе. Столько ужасающей красоты лежит в этом уродливом черном пятне беззакония. Как будто мне нужен еще один повод, чтобы вспомнить кто я такая – жалкий, хрупкий человек.
– Ты действительно думаешь, что попала сюда случайно? Вопрос заключался лишь в том, когда это произойдет. Честно говоря, я надеялся, что у тебя будет немного больше самоуважение к себе. Такая досада.
Его ухмылка становится грубой...смертельно угрожающей. Я должна была догадаться, что ослепительный незнакомец больше зверь, чем человек. Может это подарок. Может он вырвет мне глотку и избавит от уготованного мне здесь.　
– Надежда удел слабых, – твердо говорю я, а затем делаю еще глоток янтарного напитка. Он не обжигает. Я ничего не чувствую. – Ты ошибся.
– Так ты веришь, что сильная. – сардонически произносит он. – Хорошо. Ты должна быть такой, если хочешь достаточно долго прожить здесь и выбраться, мать твою, одним куском.
– А если нет?
Он пожимает плечами, когда подносит хрустальный бокал к губам.
– Тогда нам всем крышка. И многие из нас погибнут просто так.
Он опустошает бокал и бьет им по столу, посылая ударную волну напряженности по всей комнате. Она отскакивает от стен и ложится между нами липкими, всклокоченными молекулами. Тревога настолько плотная, что я ощущаю ее вкус на языке.
– Я никогда не выберусь отсюда, – шепчу я пять коротких слов, вызывающие презрительное предчувствие.
– Ну уж точно не в таком виде.
Он скользит взглядом сверху вниз по моему телу. И тогда я вспоминаю про свой растрепанный вид. Всего несколько часов назад я ехала по грязным улицам Чикаго, глупо улыбаясь и глядя на мужчину...демона...в которого влюбилась. Затем в вспышке яркой мести и искореженного метала, Ягуар Легиона обернулся вокруг передней части кузова броневика. По крайней мере, именно так сказал Люцифер, после того как вытащил нас и связал внутри бетонной комнаты. Моей комнаты. Комнаты из моих кошмаров, где я пытаю и калечу приемную сестру и других невинных людей. И все ради того, чтобы Люцифер был счастлив. Ради того, чтобы насытить это темное желание насилия, которое прячется глубоко во мне и жаждет бойни. Но я обменяла тьму на жизнь сестры. Мой последний самоотверженный поступок на Земле. Хотелось бы верить, что он был – самоотверженным. Но по правде говоря, моя тьма и рядом не стояла с той болью, которую я испытала, узнав, что для Се7мерки я была всего лишь пешкой. И я хорошо справлялась с этой ролью. Шах и мат.
Теперь вот она я – добровольный узник Ада.
Мрачный незнакомец подходит к шкафу и даже не коснувшись его пальцами, открывает дверцу, демонстрируя множество блесток, кружев и шелка – все это, без сомнения, нелепо дорогое. Он подбирает платье цвета мерцающего рубина и протягивает его мне.
– И что мне с ним делать?
– А как ты, черт возьми, думаешь? – отвечает он со зловещим блеском в глазах. – Надевай.
– С чего вдруг?
– Потому что нашему другу нравятся красивые вещи. И прямо сейчас, ты его самая новая игрушка. Давай подыграем ему еще немножко. Он становится мягко говоря невыносим, когда начинает скучать.
Не могу поспорить с ним. И все же, я не понимаю, почему ... почему этот странный, до безумия привлекательный парень помогает мне? Какой ему в этом прок?
Я допиваю остатки напитка и ставлю бокал на стол, перед тем, как направиться туда, где он стоит с такой непоколебимой в себе уверенностью, что ее почти можно ощутить. Вздернув подбородок и не отводя взгляда с этих ослепительных глаз, цвета аквамарина, я резко выхватываю красный шелк с блестками из его рук.
– Не пытайся проскользнуть в мой разум. – касается он пальцем виска. – Здесь это не сработает и скорее всего ты умрешь.
От волнения я прищуриваюсь.
– И кто ты? Моей злой крестной фей?
Он выгибает черную бровь.
– Можно и, так сказать. Но я надеялся, что мы сможем стать...друзьями.　
Слово «друзья» скользит по моему позвоночнику, оставляя следы горящего холода на своем пути.
– Так...кто ты? – больше требую я, чем спрашиваю.
Он улыбается, обезоруживая своей неестественной красотой, и шагает вперед, сокращая между нами расстояние. Его леденящее дыхание целует мои щеки, прежде чем спускается на грудь.
– Ты уже знаешь кто я, Иден, – отвечает он, его улыбка становится потрясающе соблазнительной, и я к этому точно не готова. – Николай Скотос. Но ты можешь звать меня, Нико.