Глава 1
Патч Уильямс не верила в судьбу, в настоящую любовь или в то, что ее смена закончится прежде, чем у нее лопнет терпение. Постукивая кончиками пальцев по барной стойке, она мысленно считала до десяти, прежде чем ответить пожилой клиентке, глядящей на нее через стойку, выложенную стеклом. Она ненавидела это время из-за ежегодного наплыва одиночек.
– Нет, серьезно, оно действительно стоит 50 центов, и я не могу продать дешевле.
– Ба, это обычная цена. Тебе повезет, если кто-то заплатит тебе четвертак!
Старуха схватила сумку со стойки, и, пылая негодованием, развернулась в своих ортопедических туфлях, направляясь к дверям.
– Пойдем Дарси, мы все равно не даем денег, таким как она.
Как она? Каких таких она имеет ввиду? Таких, которые не хотят отдавать все даром? Или может быть таких, которые моются чаще, чем раз в месяц? О, я знаю... Таких, которые при желании могут тебя съесть.
Выдохнув, Патч закрыла глаза и попыталась справиться с раздражением, в то время как две пожилые дамы покидали здание держась за руки. Первая пятница месяца всегда означала, что пожилые люди с окружающих холмов спустятся с той части гор, где они жили – из наиболее крошечных уединенных домиков, не изменившихся с тех времен как их предки пришли на Дикий Запад в поиске любого участка земли, на который они могли бы предъявить права – чтобы приобретать необходимое, встречаться с соседями и изводить продавцов.
Хотя она понимала причину этого – приближение снегопада означало, что они еще бог знает сколько не смогут спуститься с гор, многие даже целую зиму – это не помогало ее терпению. Убирая «потертый» коричневый кошелек обратно на стойку – 50 центов за кошелек от Коуч и эта женщина рассчитывала, что я еще снижу цену? – Патч потерла виски и отправилась в заднюю часть магазина.
Она любила красивые вещи, старые вещи, вещи, которые рассказывали историю с каждым стежком или потертостью, но старики были совсем другой историей. Что-то о том, как ее обижали, как игнорировали, как недооценивали... все это выбивало ее из колеи. За занавеской она погладила кожаную маску, которую приобрела ранее. Сегодня вечером она поедет в свой клуб, сыграет и убежит из этой реальности хоть на мгновение. По крайней мере, она перестанет быть Патч, наименее значимым членом стаи, вынужденной улыбаться представителям службы поддержки клиентов. Она будет кем-то большим. Кем-то сексуальным и желанным...
Она иногда боялась того, что сделает стая, когда узнает правду о ее рейдах или уловят аромат того, чем она занималась в частном клубе, но не настолько, чтоб прекратить это. Как послушный Волк, она уважала и подчинялась приказам, которые получала, даже если их отдавал ублюдочный садист, но это не означало, что ей нравилось подчиняться. Это предполагало, что она вынуждена следовать их указаниям, но...
То, чего не знает Альфа, не сможет ей повредить.
Кроме того, пока Райкер отвлечен едва обретенной парой, а Дрю занят тем, чтобы призвать к порядку всех остальных, кто станет беспокоиться о ком-то столь незначительном, как она? Упругая кожа под пальцами заставляла ее мечтать, чтоб она посмела чаще бывать в подземелье. Ее аппетиты никогда не были удовлетворены, во всяком случае, надолго. Люди были забавными – они знали, как хорошо провести время, как заставить ее тело извиваться от наслаждения, и когда нужно было крепко шлепнуть ее задницу, чтобы вывести ее на следующий уровень, но часть ее жаждала большего. Тем более, что ее товарищи по стае начали вступать в отношения, один за другим поддаваясь соблазну спаривания. Конечно, она бы могла помечтать о мужчине, который понял бы ее и любил бы ее... даже если каждый Волк, которого она когда-либо встречала, испытывал отвращение к вещам, которые ей нравились.
Раздраженная своим витанием в облаках, она вернулась в переднюю часть магазина. Она не слышала звон колокольчика, поэтому, увидев Джи в магазине, сильно испугалась.
Если бы он был на улице, возможно, ему удалось бы скрыть свой резкий, дикий запах медведя. Но внутри здания? Когда он приходил, то просто вонял медведем. Она почувствовала его запах, когда он вошел.
– Приветик, Джи. Что я могу сделать для тебя?
Она надеялась, что ее улыбка не выглядит такой натянутой, как ей казалось. Хотя ее слова были обычной, дружелюбной болтовней продавца, она не могла заставить себя посмотреть в его глаза. Что толку быть волком, когда у тебя нет ни кусочка когтя.
– Не покидай город сегодня вечером.
Джи часто играл роль немного расплывчатого и таинственного оракула, но обычно он толкал такое дерьмо в своем баре. Пройти весь этот путь вниз по улице в магазин, чтобы прокаркать свое предсказание, было очень странным.
– Я не планировала никуда идти. – Это была не совсем ложь. Она не сказала, что она собирается его ослушаться. Однако она и не согласилась и с его требованием.
Разве Райкер не дал ей добро на посещение клуба? Уверена, он имел ввиду, что она даст ему знать, если почувствует, что подвергается опасности, но он не сказал ей не ходить в подземелье, что было почти то же, как если он разрешил ей, верно? Годы практики в крошечных нарушениях, прикрытых покорностью, которые должны были повлечь наказание, но этого не происходило, поскольку Альфа не мог контролировать все. Она не была кем-то важным. Поэтому ей следовало быть покорной, но она, конечно же, не должна была подчиняться.
– Я не Дрю. Я не приказываю, я прошу тебя не покидать город сегодня вечером. Что-то в воздухе... Я не доверяю этому. Не пытайся провернуть одну из твоих обычных махинаций, девочка. Будь умницей. – Джи не ждал от нее ответа.
Типично. Никто не удосужился спросить ее, чего она хочет, что ей нужно. Дела стаи, дела города, дела оборотней – ничего из этого не является достаточно важным, чтоб обсуждать с маленькой волчицей-сабмиссивом, у которой нет ни клыков ни когтей.
Стиснув зубы, она поняла,что ее раздражение вызвало острый приступ головной боли. Она устала от игнорирования, устала от того, чтобы не быть кем-то достаточно важным, чтобы о нем беспокоиться, устала быть сабмиссивом без доминанта. Чувствуя растерянность и нарастающую головную боль, она решила перевернуть табличку на «закрыто», запереть дверь и принять душ.
Если сегодня не следовало покидать город... Ладно, если кто-то решит остановить ее, то и черт с ними. Она собирается поехать и реализовать свое извращение, и к черту последствия.
***
Кеннеди Лори сбросил рюкзак на пол домика Огра. Знакомые запахи дома – домашнего пива, потных спортивных носков и сигаретного дыма, перекрывавшие аромат сосен на улице – были не совсем теми, что он помнил. Тиш повсюду оставила свои метки, казалось, в том числе и в пещере его приятеля, привнеся что-то цветочное, без сомнения, в женской попытке заставить домик меньше вонять. Отличие заставило его использовать неожиданные слова для приветствия.
– Я не останусь надолго.
– Да, да, да, бродяга и перекати-поле. Слишком занят, чтобы навестить семью, друзей, одинокая душа, вечно в странствии... Кажется, я слышал эту песню. Или десять ее версий. Бросай свою фигню и захвати для нас обоих пиво из холодильника. – Огр пнул свой шезлонг, чувствуя себя как дома в его обществе.
Захватив пиво, он привалился своей задницей к холодильнику и подумал, что его давний друг ему роднее, чем кровные родственники.
– Иди на фиг, мудак. Серьезно, я направляюсь на север. Возможно, на Аляску. Я слышал много хорошего об Аляске.
Будто бы там километры ничейной территории. Будто человек может там потеряться. Он мечтал потеряться, похоронить то, что знал в километрах дикой природы и притвориться, что он больше не человек. Все, что угодно, лишь бы остановить кошмары, которые преследовали его последние несколько лет.
– Ты знаешь, что там мужчин больше чем женщин? Я читал где-то...
– В интернете? Потому что ты же знаешь, не все что пишут в интернете – правда.
Огр, наконец, сдался, выбрался из кресла, и потопал за своим пивом.
– Нет, идиот, я прочитал это в книге. Ну, я так думаю.
Отвернув крышку стеклянной бутылки, он запустил ее в Кеннеди, прежде чем вернуться и снова усесться в свое потертое кресло.
– Так что если ты не решил, что ты один из этих, вряд ли Аляска тебе подойдет.
Кеннеди фыркнул и сделал еще один глоток пива, наслаждаясь тем, как прохладная жидкость с одного глотка освежала и возрождала сотни воспоминаний о том, как они с Огром разделяли пиво.
– Нет уж, это не мое. Я все еще предпочитаю женщин.
Однако некоторые вещи, которые он хотел бы проделывать с женщинами, пугали его. Он всегда был садистом, с давних пор. Тем не менее, он не хотел причинить вред женщине случайно, а только так, чтобы в конечном счете доставить удовольствие. Однако он продолжал мечтать... хотя подумывал, а не толкнула ли его война на тот путь, где рядом с ним не будет никого и никогда, включая женщин. Возможно, особенно женщин.
– Не то чтобы у меня кто-то был в последнее время.
– Приходи в клуб сегодня вечером. Даже если ты будешь только смотреть, все равно хорошо проведешь время. Может, вспомнишь, почему ты не хочешь затеряться на холодном севере. – Красная бровь Огра изогнулась над уверенным голубым взглядом. – Вспомнишь, что ты там, где тебя принимают таким, как есть, хоть ты и вонючий мудак. Вспомнишь, что ты больше не там, теперь ты дома.
Часто моргая, Кеннеди прочистил горло и отвернулся. Запах сосен, влажный холод гор перед снегопадом, все это напоминало ему другого человека – того, кем он был до армии. Прежде чем он увидел дерьмо, которое он никогда не забудет и прежде, чем он оказался внутри кого-то, кем он не стремился стать.
– Я пойду, но я не обещаю, что останусь.
Или попробует с собой, не спросив, хочет ли она. До тех пор, пока он себе доверяет...
Возможно, он никогда не сможет себе доверять, предположив, что какая-то странная женщина захочет однажды попробовать.
– Мы хорошо проведем время. Вот увидишь.
Прислонившись к стене и закрыв глаза, Кеннеди подумал, верит ли он еще в хорошее времяпрепровождение – или это означает больше, чем найти способ забыть хоть ненадолго.