Пролог
Путешествующая по двум мирам
За пределами Лас-Вегаса, Невада
15 марта
Джон Бронли приоткрыл дверь и выглянул на парковку мотеля. Яркий солнечный свет отражался от автомобильных бамперов и покрышек, слепя глаза и заставляя щуриться. Каркнула ворона, восседающая на верхушке телефонного столба, выстоявшего в бурю. Никакого движения. По крайней мере, ничего, что бы заметил Джон.
Он бы предпочел никогда не класть тот проклятый диск с записями камер наблюдения в карман. Никогда тайком не выносить его вместе с мягким конвертом, который нашел на столе Мур в Центре. И, черт побери, никогда их не просматривать.
В тот момент как будто кто-то нашептывал ему в тысячемиллионный раз одно и то же: «Продай это, и получишь кучу бабок. Их хватит, чтобы уйти на пенсию на пару десятков лет раньше, хватит, чтобы спокойно жить с Норой, хватит, чтобы отправить Кристи в свободную от оружия[1] частную школу».
Жадность была похожа на гребаного афериста, убеждающего его плюнуть на последствия – ты разбогатеешь и будешь уже далеко отсюда, прежде чем кто-то хватится – пока все не утонуло в дерьме.
Да, в большой старой куче дерьма, очередной дерьмокуче, и тогда жадности внезапно стало нечего сказать.
Кошмарные картинки, отснятые камерами наблюдения в медсанчасти, в который раз вспыхнули перед глазами. Крик женщины, бесконечно повторяясь, кружил в его голове, крик, который внезапно закончился бульканьем.
И всплеском.
Джон отчаянно хотел вернуться во времени, вернуться в Вашингтон, вернуться в ту ночь и перемотать события. Но так как не мог…
Он шагнул наружу, держа под мышкой новый почтовый пакет, на лбу тут же появилась испарина. Он поймал слабый запах «Old Spice», когда начал активно потеть. Грохот дизельного двигателя замедлившейся на шоссе у мотеля машины прокатился по напряженному горячему воздуху, словно стальная бочка по асфальту.
Он поспешил к офису мотеля, толкнул дверь и вошел внутрь.
Перегоняемый кондиционером воздух освежал. Он остановился у стойки, лысеющий мужчина, от которого воняло потом и никотином, развалился с противоположной стороны.
– Тебе помочь?
Джон положил пакет на стойку.
– У вас здесь есть почтовая служба?
– Ага.
– Отлично. – Он ткнул пальцем в пакет.
Мужчина со вздохом взял его, подошел к ящику с надписью «ПОЧТА», стоящему на ближайшем к двери краю стойки, и бросил внутрь.
Пробормотав: «Спасибо», Джон покинул офис и бросился обратно в свою комнату. Запер дверь на цепочку и на ключ, затем свалился на кровать и уставился в потолок с пятнами от воды. Ему нужен был план дальнейших действий, но мысли отказывались двигаться вперед. Вместо этого они постоянно вели в прошлое, словно собака, идущая по следу.
Джон повидал много трупов за десять лет, что проработал в межведомственной команде по очистке, а очистка в Государственном Центре Психологических Исследований казалась рутинной. Тела снаружи в снегу: пара охранников – один с разрезанным горлом, другой со сломанной шеей. Еще два тела внутри; мертвый агент и серийный убийца. Сложно сказать, что убило агента, но с плохим парнем покончили пули.
Рутина закончилась в медсанчасти.
Закончилась в исследовательской комнате, наполненной скрученными голубыми плетями с шипами.
Закончилась в луже жидкости, блестящей на кафельном полу.
Джон тяжело сглотнул. Он пытался заткнуть крик, сверлящий его мозги. Но смог только приглушить его. Продолжая думать, каково это, смотреть в бледное красивое лицо, пока ты распадаешься на части.
Мур кричала. Громко и долго, и пронзительно.
Темные мысли скользили сквозь беспокойный разум Джона: может быть, он должен был найти диск. Может, это была судьба, а не просто жадность. Его руку направляли.
Во время чистки его команда обнаружила, что молния, или нечто похожее, поразила основной трансформатор Центра. Этот всплеск выжег почти все: компьютеры, камеры видеонаблюдения и прочее. Все, кроме камер в медсанчасти; вероятно, они были подключены к другой системе.
И тогда любопытство, или жадность, или чертова судьба поманила его пальцем…
После очистки члены его команды начали умирать один за другим. Непредвиденный сердечный приступ, какая жалость! Муж поймал жену с другим мужчиной и убил ее, а потом себя. Можете поверить? Самоубийство из – за долгов, просто невероятно!
Да. Так оно и было. Невероятно.
Джон пустился в бега. Через всю страну. Мчась от одного грязного мотеля к другому, он боялся смотреть в зеркало заднего вида или даже выглядывать из окна кафе, когда проглатывал еду. Боялся тех, кого может увидеть.
Он думал отдать диск в СМИ, но понял, что они решат, будто он ненормальный, у которого слишком много свободного времени и новейшая версия Final Cut Pro[2]. Он отбросил мысль отослать диск обратно в Центр, потому что этого было бы недостаточно, да и слишком поздно. Но потом, прошлой ночью, на него снизошло озарение, он понял, кому нужно увидеть этот диск.
Доктору Роберту Уэллсу.
Даже после того как Уэллс ушел на пенсию из Центра и из ФБР и переехал в Орегон, Джон поддерживал с ним связь. Его маленькая девочка, его медноволосая Кристи была жива и здорова благодаря генетической работе Уэллса, которую тот проделал, когда обреченный малыш с отклонениями был еще внутри матки Норы. Поэтому Джон остался безмерно обязан доктору. Он надеялся, что содержимое диска поможет Уэллсу подготовиться к грядущему будущему, найти способ выжить.
Кроме того, Плохое Семя было созданием Уэллса. И если кто-нибудь и мог знать, как остановить Данте Прейжона или С, каким бы ни было его долбаное имя, это был док.
Джон закрыл горящие глаза и помолился, чтобы его отъезд спас Нору и Кристи.
В дверь постучали.
Глаза Джона распахнулись, сердце заколотилось сильнее и быстрее. Тени закрыли потеки на потолке. Свет ушел из комнаты. Он заснул. Снова раздался стук, и голос, низкий и проникновенный, произнес его имя:
– Бронли? Это Кортини. Открой дверь. Нужно поговорить.
Сердце Джона громыхало. Он вскочил с кровати и пропустил волосы сквозь пальцы, пытаясь думать. Кортини. Он представил ее: волосы до плеч темно-кофейного цвета, ореховые глаза, миниатюрное лицо, стройная фигура. Привлекательная. Ходили слухи, что она вампир. Или возлюбленная вампира.
Он узнал о существовании вампиров, когда вступил в команду чистильщиков. Удивительно, как быстро он привык к этой реальности, от которой когда-то скривился, как от сока грейпфрута.
Но, вампир или нет, проблема была не в этом. А в том, что Катерина Кортини подчищала концы. И он был длинным концом. Как там говорится? Если ты видишь Бога, то ты уже на небесах; если видишь дьявола, то ты уже в аду; а если видишь Кортини, то ты труп.
Дверная ручка снова задребезжала.
– Бронли, нам действительно нужно поговорить.
– Минутку, – прохрипел он. – Мне нужно найти штаны.
Джон встал и пробрался в ванную комнату, тихо закрыв дверь. Встал на унитаз и с усилием открыл окно. Схватившись за гладкий кафельный подоконник, он подтянулся и вылез. И хотя сумерки брезжили на горизонте, жар разгоряченной от солнца парковки ударил ему в лицо. Он с трудом вдохнул воздух с запахом горячего бетона, песка и выхлопных газов. Затем спрыгнул на тротуар.
– Похоже, ты нашел свои штаны.
Джон развернулся. Кортини стояла на асфальте, выставив бедро, руки в перчатках висели по бокам. Его сердце снова начало колотиться в груди. В глазах потемнело, ноги подогнулись. Рука схватила его за бицепс, удерживая на месте.
– Дыши, – произнесла она. – Медленный глубокий вдох.
Не имея другого выбора, Джон сделал то, что сказала Кортини. Постепенно его зрение прояснилось, сердце замедлилось. Он выпрямился, но Кортини не отпустила его. Сжимающие пальцы были крепки, как сталь. Он заметил выпуклость от кобуры под ее светлым пиджаком.
– Ты знаешь, почему я здесь? – спросила она.
Джон подумал соврать. Подумал сделать невинный вид. Но, глядя в глаза Кортини, осознал, что это бессмысленно.
– Почему я это сделал, значения не имеет?
– Нет. Не очень.
Джон кивнул. Тяжело сглотнул.
Кортини скользнула рукой внутрь пиджака.
– Но я думаю, имеет значение, что большинство из твоей команды мертвы, потому что ты это взял.
Слова Кортини ударили по нему, словно хук справа в челюсть. Он закрыл глаза. Снова кивнул.
– Я сожалею.
– Обязательно скажи это им, когда снова увидишь.
Что-то в ее голосе заставило Джона открыть глаза; какая-то усталость, печаль и раздражение. Ее пальцы соскользнули с его руки. Она достала из-под пиджака пистолет с глушителем.
– Давай зайдем внутрь и поговорим, – сказала она.
Сообразив, что ему больше нечего терять, Джон ринулся прочь, его кеды шлепали по асфальту, когда он бежал через парковку. Он споткнулся, упал на утрамбованную грязь, песок и кустарники рядом с шоссе. Кровь стучала в его ушах. Дыхание скрежетало в горле.
Звук дизельного двигателя фуры, несущейся по шоссе, прогремел сквозь ночь. Фары залили дорогу светом, как два солнца, становясь ярче с каждым шагом. Никто не схватил его, чтобы остановить. Кортини не прокричала его имени. Он бросился на шоссе перед этими огромными светящимися фарами.
Звуки визга тормозов и шин были недостаточно громкими, чтобы стереть крик, все еще вертящийся в его памяти, последний всхлип Джоанны Мур.
Ждет ли его та же участь?
Запах горящей резины забился в ноздри. Глаза заволокло светом. Джон, пошатываясь, остановился, повернулся лицом к фуре и закрыл глаза.