Осень – время тоски и хандры? Да как бы не так! Старые знакомые заскучать не дадут! Вновь на сцену выступает Торин, и его заботливый папенька, и подруга-магиня, и какой-то непонятный альм, и знаменитый кристалл легкой победы… А бедной наемнице опять надо хватать под мышку любимого демона и с оружием наперевес нестись на подмогу. И чем эта новая заварушка закончится – ведомо только богам в мире подлунном.
Любой житель Райдассы, Йанары, да и всех сопредельных королевств знает: "Сломанный меч" – не то место, куда приходят просто так. Разумеется, забредшего с улицы рассеянного прохожего там без внимания не оставят – накормят и напоят, как полагается. Но посмотрят на него странно, не без удивления пытаясь понять, что этот чудной человек забыл в заведении, где собираются представители одной из самых непредсказуемых и опасных гильдий на грешной земле Сенаторны. И то верно – для желающих выпить, поужинать или тем паче насладиться культурной программой неподалеку найдется с десяток уютных заведений, готовых предложить все сразу и по умеренной (или не очень) цене. А небольшой кабачок под неприметной вывеской предназначен вовсе не для праздных искателей развлечений.
Впрочем, музыку там все-таки послушать можно. Если, конечно, называть этим громким словом глухие ритмичные звуки, похожие на кашель простуженной кошки и взвизги злобствующей русалки одновременно, которые извлекал из старого рассохшегося ат'тана мрачный детина откровенно разбойничьего вида. Этот был красавец с перебитым носом, редкими зубами и роскошным льняным чубом; впрочем, светлый цвет волос с трудом угадывался под густым слоем ныли и грязи. Он восседал на колченогой табуретке, стоящей на непонятном сооружении, которое трактирщиком гордо именовалось сценой, а всеми прочими – заготовкой на гроб, положив на колени свой ат'тан и крепко прижав его гриф к груди, Музыкант, надо сказать, от своего более чем сомнительного творчества был в восторге и сворачивать концерт явно не собирался, с каждой минутой терзая глухо гудящие струны все с большим воодушевлением и удовольствием. Вскоре он даже глаза закрыл, дабы никакие зрительные образы не отвлекали его от высокого наслаждения, доставляемого тонким искусством музицирования, и продолжал дергать струны на ощупь. На качество исполнения это почти не повлияло – хуже все равно было уже некуда.
Посетители изредка страдальчески морщились, но почти не обращали внимания ни на детину, ни на устрашающие звуки, ни на нахмурившегося за стойкой хозяина сего милого общественного заведения. Всем и без того было чем заняться. Такое уж место "Сломанный меч", сюда приходят не ради ужина и даже не ради музыкальной программы. Многие без раздумий заплатили бы немало серебра, а то и золота только за то, чтобы послушать некоторые разговоры, которые велись в этом трактире. Здешние стулья, табуретки и лавки помнят и лохмотья нищих, и добротные матерчатые штаны честных работяг, и тонкую замшу нарядных лосин благороднорожденных. И разумеется, скромную и непритязательную материю или потертую кожу простых одежд хранов – представителей гильдии телохранителей, наемников и убийц.
Вечерами население Каленары не любит сидеть дома, поэтому на недостаток посетителей не может пожаловаться ни одно заведение, даже такое специфическое, как "Сломанный меч". Девушки-разносчицы уже с ног сбились, таская гостям полные подносы и бегая в погреб за вином похолоднее. Кухарка, кряжистая мужеподобная тетка в белейшем фартуке и до невозможности засаленной косынке, зычным басовитым голосом поминая всех демонов Мрака вековечного, уже во второй раз отправляла свою помощницу к знакомому пекарю – докупать очередные караваи хлеба. Музыкант (вернее, вышибала, за недостатком работы по специальности взявшийся осваивать богемную профессию) и певичка также были при деле.
Старый трактирщик по имени Жун тоже не скучал. Нахохлившись, он сидел за стойкой, изредка снисходя до того, чтобы самому разливать пиво, и орлиным взором следил за посетителями. Компания в "Сломанном мече", нередко видавшем всякие подозрительные сборища, в тот вечер собралась очень и очень опасная. Честно говоря, худшую вообразить было трудно. Нет, Жун привык к тому, что в его скромное заведение время от времени захаживают аристократы, а то и благороднорожденные. Он ничего против таких солидных и платежеспособных клиентов не имел, скорее наоборот, всячески привечал и специально для них держал в погребе несколько непрозрачных бутылей дорогого вина в веревочной оплетке. Впрочем, почтенный хозяин общественного заведения не собирался чинить препятствия и своим бывшим коллегам – хранам, явившимся большой компанией отдохнуть и повеселиться в "Сломанном мече". Но – видят боги – против одновременного наплыва и тех и других он возражал. И еще как. Да только кто мог услышать так и не высказанные жалобы и мысленные причитания старого трактирщика.
Глаза его то и дело перебегали из одного угла помещения в другой. Ближе к дверям, по въевшейся в плоть и кровь привычке располагаться недалеко от путей отхода, устроилась большая компания хранов. Они сдвинули три стола, образовав один большой, и теперь довольно мирно обсуждали между собой какие-то свои, сугубо профессиональные дела. И то – коллегам всегда о чем поговорить найдется. Храны и Жуна к себе на посиделки звали, но трактирщик только отрицательно качнул головой, взглядом указывая на бочки с вином и пивом, которые оставить без присмотра и доверить бестолковым девушкам-разносчицам ну никак нельзя. На самом деле старому лису просто не хотелось отвлекаться от наблюдений и подсаживаться к компании, которая в таком внушающем уважение составе вполне способна голыми руками по бревнышку разобрать его заведение.
А в одном из углов устроился высокий мужчина лет двадцати пяти на вид, одетый с большой роскошью, блеском и шиком, но, правда, с отсутствием вкуса. Оставалось только гадать, как он, такой нарядный, добрался до "Сломанного меча" по улицам и подворотням стольной Каленары, славящейся своей лояльностью к представителям гильдии воров и грабителей и расплодившей этих самых представи гелей в количестве, более чем достаточном для разграбления целой страны. Черный сюртук молодого щеголя, бесспорно, был очень красив и подошел бы к любому наряду, но все остальные части его облачения находились в ужасающем диссонансе друг с другом: горчичного цвета бриджи никак не могли примириться с темно-коричневыми ботфортами из отлично выделанной телячьей кожи, а те, в свою очередь, не желали сочетаться со светло-зеленой кружевной рубашкой с плоеной грудью и повязанным поверх нее узким модным галстуком цвета дубовых опилок. Шикарные золотые запонки радовали глаз изумрудами, с тонкой цепочки на сюртуке свисала пара бриллиантов чистой воды, а пряжка роскошного широкого ремня была отделана рубинами и опалами. Лежащая рядом на лавке дорогая черная шляпа со строгой серой лентой уже не могла спасти положение. Мужчина, несмотря на нежное, чуть тронутое загаром лицо и красивые темно-каштановые кудри, выглядел просто кошмарно, и повинен в этом был, безусловно, его жутковатый наряд.
Но Жуну не нравился даже не режущий глаз костюм франта, а быстрые взгляды, которые он бросал на стол храпов. Двое из их семерки были девушками, одна из этих молодых особ, внешне слабых и беззащитных, но вполне способных в одиночку голыми руками убигь разъяренного быка, и привлекала аристократического щеголя. Она изредка отвечала ему такими же быстрыми и настороженными взглядами; эта парочка то и дело косилась друг на друга, но старательно делала вид, что незнакома и вообще не замечает никого и ничего необычного. Но что-то подсказывало старому трактирщику, что ничем хорошим такие переглядки обычно не заканчиваются. Тем более что в глазах мужчины проскальзывала грусть, а девушка иногда морщила нос в быстрой негодующей гримаске, ясно показывающей, сколь невысокого она мнения о наблюдающем за ней темноволосом щеголе. И мужчина, и девушка вели себя мирно и спокойно, но чутье Жуна, уже не первый год содержащего трактир, подсказывало, что лучше не сводить с этой парочки взгляд. А то мало ли что…
– А давайте потанцуем! – внезапно предложила одна из сидящих за столом хран, не та, что переглядывалась с богатым посетителем, а другая – светловолосая, зеленоглазая, лет на пять постарше товарки. Нежное лицо признанной красавицы и покорительницы сердец было слегка подпорчено хищным выражением готовой ко всему профессионалки, не пропадающим из недобро прищуренных глаз и с цинично искривленных губ даже во время ни к чему не обязывающего отдыха с друзьями.
– Под такую музыку? – брезгливо приподнял брови сидящий рядом с ней мужчина лет сорока на вид. Он был самым старшим в компании веселящихся хранов и держался с большим достоинством, ясно свидетельствующем о более чем солидном и обширном жизненном опыте. В этот момент музицирующий амбал как раз взял особенно громкую и пронзительную ноту, и все сидящие в трактире дружно поморщились, явно борясь с горячим желанием заткнуть уши. Или оборвать руки, способные извлекать из несчастного инструмента столь гадостные звуки,- Да под эти жуткие стоны и взвизги даже пьяный орк вприсядку пойти не сможет!
Жун понял все и без непосредственного обращения к своей персоне. Не дожидаясь, пока не слишком довольные посетители прицепятся лично к нему или, чего доброго, еще драку затеют, он быстро подозвал к себе одну из девушек, носящихся на подхвате с подносами, и услал ее за музыкантами. Вообще-то они сегодня были выходные, чем и объяснялся стихийный концерт вышибалы. А сам Жун поспешил к опасным посетителям:
– Ну, мои дорогие, всем довольны?
Голосом старого лиса можно было смазывать тележные колеса, чтобы не скрипели. Храны многоголосо заверили его, что все выше всяческих похвал. Вот если бы еще музыку соответствующую да менестреля…
– Сейчас все будет! – клятвенно заверил Жун, бросая быстрый настороженный взгляд в сторону странного молодого человека, сделавшего большой заказ, но так и не притронувшегося ни к одному из принесенных ему яств. А ведь некоторые из них трактирщик, испытывавший любовь к кулинарии и умеющий отлично готовить, стряпал лично! Поэтому такое невнимание к плодам его кухонного творчества еще не было прямым оскорблением маэстро, но уже сильно смахивало на него.- Не будет ли еще каких пожеланий?
Хмурая девушка с криво подрезанными пепельными волосами и недобрым тяжелым взглядом исподлобья шевельнула губами, но так и не издала ни звука, только удобнее уселась на лавке и рассеянно растрепала и без того пребывающие в полном беспорядке пряди. Жун страдальчески поморщился. Эту посетительницу он не любил. Отчего-то она с трогательным постоянством ухитрялась влипать в разнообразные неприятные истории и тянула за собой этакий гремящий скандальный хвост, состоящий из сплетен, слухов и домыслов. Кроме того, пять из шести ее посещений "Сломанного меча" оканчивались если не крупномасштабной дракой, то серьезной потасовкой, после которой девуш- ки-разносчицы вениками выметали из углов выбитые зубы в таких количествах, что, задайся они целью обзавестись оригинальными украшениями, то уже давным-давно все щеголяли в ожерельях и браслетах из чужих клыков и резцов.
– Чего-чего? – наклонился к этой неприятной особе Жун, страстно мечтая, чтобы она сказала что-нибудь типа: "Скучно у вас тут как-то сегодня, пойду-ка я, пожалуй, в другое место", убралась из его скромного заведения куда подальше и не появлялась в нем еще лет десять. Но увы, девушка лишь вскинула на него мрачные темно-шоколадные глаза и отрицательно качнула головой. Мол, все в порядке, лучшего и пожелать нельзя.
Внезапно она, с ледяным равнодушием, сделавшим бы честь всем ветрам Холодных гор, проигнорировавшая очередной взгляд разряженного в пух и прах темноволосого мужчины, с любопытством потянулась к своей сотрапез- нице:
– Ой, Лиса, а что это у тебя? А ну показывай!
– Да, право, ерунда,- жеманно отмахнулась Лиса, доставая тем не менее заинтересовавший ее подругу предмет.
– Какая прелесть! – восторженно выдохнула та, вертя в руках плоское кольцо с острыми, заточенными до полупрозрачности краями. Радиус странного предмета был примерно с два безымянных пальца девушки.- Как называется это чудо?
– Чакрам,- с гордостью отозвалась зеленоглазая, перехватив очередной взгляд щеголя из угла и подчеркнуто медленным, кокетливым и томным движением поправляя белокурый водопад волос. Тот, правда, ею не заинтересовался, продолжая поглядывать на занявшуюся новой игрушкой скандалистку, и Лиса обиженно надула губки. Она была очень хороша собой и не привыкла, чтобы ее так откровенно игнорировали.
– У Ролника заказывала? – понимающе поинтересовалась пепельноволосая, рассмотрев и узнав маленькое, едва заметное клеймо на внутреннем крае кольца.
– У него, дорогого,- подтвердила Лиса.- Разве Айранэт так сделает?
– Не скажи, он отличный мастер. Разве что… – Ее собеседница грустно вздохнула и сделала быстрое движение рукой около шеи, обозначающее любовь к обильным возлияниям. Храны не особенно суеверны, но о некоторых вещах и проблемах они предпочитают не говорить вслух, словно боясь накликать их на свою голову.- А в последний год он вообще сдал.
Сидящие за столом мужчины печально покивали и тоже потянулись к необычному кольцу, стремясь рассмотреть оружие поближе, но темноглазая не собиралась так просто отпускать попавшую в ее цепкие руки игрушку. Она привстала, быстро обежала взглядом трактир и остановилась на длинных плетенках чеснока и лука, висевших на толстых потолочных балках над стойкой.
– Жун, можно? – и, не дожидаясь ответа, легко метнула кольцо в сторону приглянувшейся ей связки. Трактирщик испуганно охнул – он прекрасно понимал, что может натворить девушка, непривычная к новому виду оружия. Храны, надо сказать, тоже переполошились и на всякий случай даже пригнулись к столу, явно опасаясь, что кольцо, на манер бумеранга, иногда используемого в бою гномами, может вернуться к бросившим его рукам да заодно пройтись по головам соседей.
Но чакрам, свистнув в воздухе, стремительным стальным оводом расчертил весь зал, начисто срубил длинную плетенку чеснока и вонзился в стену над стойкой. На прибитой рядом полке слегка покачнулась большая бутыль дорогого толканского вина, словно прикидывая, не познакомиться ли ей с напольным покрытием, но падать и разбиваться все-таки раздумала.
Чеснок с тихим шелестом рухнул вниз. Прямо на голову одной из девушек-разносчиц, словно специально выбрав самую бестолковую и взбалмошную из всего обслуживающего персонала "Сломанного меча". Та, естественно, тут же выронила поднос, полный грязной посуды, и дико завизжала:
– Змея, змея! – чем во мгновение ока повергла в большое смятение и едва ли не панику почти половину посетителей, которые, как выяснилось, только с виду такие сильные да отважные, а на самом деле орать умеют еще громче и пронзительнее девушек.
Пепельноволосая звонко хохотала, уперев руки в боки и с явным удовольствием взирая на поднявшееся в трактире волнение. Ее веселым гоготом поддерживали все сидящие за ее столом храны, и даже Лиса, пораженная таким небрежным обращением с ее новым оружием, которое она, если честно, и сама еще толком не освоила, согласно похохатывала, слегка взвизгивая и демонстративно вытирая вроде бы слезящиеся глаза.
Жуну было не до смеха.
– Те-э-энь… – страдальчески простонал он, мысленно давая себе самые страшные клятвы никогда больше не подпускать эту скандалистку и возмутительницу спокойствия ближе, чем на арбалетный выстрел к своему солидному, почтенному, достойному всяческого уважения заведению. Наглая особа ответила ему бесшабашным, безнадежно-веселым взглядом давно уставшего от развлечений человека и нахально поинтересовалась:
– Ну и где же обещанные музыканты? Мы танцевать хотим! Правда?
Сидящие за столом мужчины поддержали ее согласным, хотя и нестройным хором. Жун безнадежно всплеснул руками и, прекрасно зная, что слухи о бешеном нраве большинства хранов почти не преувеличены, поспешил перевести беседу с опасной темы на что-то более спокойное:
– Жуть-то какая! Нет, меня этот чакрам не устраивает, мне метательные звезды больше по сердцу. Или уж дротики да кинжалы, на самый крайний случай.
Старый трактирщик знал, о чем заговаривать: храны тут же отвлеклись от неприятной темы, сблизили головы и принялись с увлечением обсуждать все виды знакомого им метательного оружия. Из-за высокой квалификации и немалого боевого опыта сидящих за столом беседа эта грозила затянуться до рассвета. Жун, поняв, что с присущим ему тактом и дипломатичностью сумел справиться и с этой проблемой, облегченно перевел дух и отправился разбираться с последствиями учиненного Тенью безобразия. Чакрам так и остался торчать в стене, слегка поблескивая своими хищно заточенными гранями в свете многочисленных магических светильников, в изобилии развешанных под потолком.
Молодой щеголь за угловым столиком перевел неописуемо печальный и одухотворенный взгляд с остатков плетенки и двух головок чеснока, сиротливо покачивающихся под потолочной балкой, на стол хранов и испустил долгий, протяжный, преисполненный тоски и уныния вздох. Впрочем, нечуткие окружающие и не подумали посочувствовать страдальцу. Его попросту никто не услышал.
