Моему отцу Марку Кингу, который учил меня, что в мире бывают разные герои. Моему агенту Хелен, которая не отказалась от карпатцев. Особая благодарность Аллисон Льюс и моей дочери Билли Джо Фихан, которые влюбились в Жака и дали мне много полезных советов, и, конечно, моему сыну Брайану, который по моей просьбе читал сцены из романа по многу раз.
Глава 1
Была кровь, реки крови. И боль. Море боли. Неужели это никогда не кончится? Его тело сотрясалось в конвульсиях, ожоги горели огнем, а вокруг смеялись — так, словно его мучения будут длиться вечно. Он не мог даже представить себя таким беспомощным, не мог поверить, что его сила и власть уничтожены и теперь он слаб, как ребенок, убогий калека. Настала ночь, и он послал телепатический призыв, но никто из его народа не пришел на помощь. Страданиям не было конца. Где они? Где его семья? Друзья? Почему они не пришли и не положили конец кошмару? Неужели это заговор и они бросили его на растерзание мясникам, с наслаждением пускавшим в ход факелы и ножи? Кажется, он знал предателя, но теперь ничего не мог вспомнить, оглушенный нескончаемой болью.
Он не знал как, но его схватили и парализовали: тело все чувствовало, но не шевелилось, даже голосовые связки не слушались. Он стал абсолютно беспомощным, уязвимым для этих людишек, наносивших ему увечья. Слышал издевательства, одни и те же вопросы, когда мучителей озлобляло то, что он не обращает на них внимания. И боль. Хотелось умереть, и он принял бы смерть с радостью. Глазами, холодными как лед, он не отрываясь и не моргая смотрел в их лица, словно хищник, затаившийся в надежде на жестокую расплату. Это бесило нападавших, но они не отваживались нанести последний удар.
Время больше ничего не значило в этом мире, который словно сжался, стал совсем маленьким, но в какую-то минуту он ощутил чье-то присутствие в своем сознании. Кто-то издалека. Женщина. Совсем молодая. Странно, что он мог так неосторожно слиться с ее сознанием, и теперь она разделяет его мучения, чувствует каждый ожог, удар ножа, то, что он истекает кровью, вместе с которой уходит жизнь. Он пытался понять, кто она. У них должно быть что-то общее, если она смогла проникнуть в его сознание. Но она так же беспомощна, как он сам, и может лишь разделить с ним боль. Он попробовал закрыть свое сознание, но понял, что слишком слаб для этого. Поток боли перетекал из его сознания в сознание женщины, и он ничего не мог с этим поделать.
Ее мучения потрясли его, как удар тока. В конце концов, он мужчина-карпатец. Его первейшая обязанность — всегда ставить защиту женщины выше собственной жизни. Но сейчас он не мог этого сделать, и отчаяние только усилилось. Мысленно он уловил мимолетное изображение женщины: маленькое, хрупкое тело корчится в болевых спазмах, изо всех сил пытаясь сохранить рассудок. Она показалась ему незнакомой, и все же он видел ее в цвете, чего не случалось ни разу за последние несколько столетий. И он не мог погрузить в сон ни ее, ни себя, чтобы спасти обоих от этой муки. Он только улавливал обрывки ее мыслей: она отчаянно звала на помощь, пытаясь понять, что происходит.
Его кожа стала сочиться кровью. Красной кровью. Он ясно видел, что кровь красного цвета. Это означало что-то важное, но он был не в состоянии понять, что именно. Сознание затуманилось, словно на мозг опустилась мутная завеса. Он не мог вспомнить, как его схватили. Мучительно пытался увидеть предателя, представителя своего вида, но картина расплывалась перед глазами. Боль, только боль. Ужасная, бесконечная боль. Он не смог издать ни звука, даже когда сознание разлетелось на миллионы осколков, и так и не вспомнил, кого или что изо всех сил старался защитить.
Шиа О'Халлоран свернулась клубком на кровати и зажгла лампу, чтобы почитать медицинский журнал. Она переворачивала страницу за страницей, мгновенно запоминая прочитанное, — этому она научилась еще в детстве. Шиа заканчивала ординатуру и была самым молодым ординатором в клинике, что оказалось настоящим испытанием. Она хотела быстрее дочитать журнал и немного поспать, пока есть такая возможность.
Боль пришла неожиданно, врезавшись в нее, отбросив на кровать. Тело сотрясали конвульсии. Шиа хотела закричать, броситься к телефону, но лишь сползла на пол и скорчилась в позе эмбриона. Пот выступил на лбу крупными каплями, из пор сочилась темно-красная кровь. Эта боль была ни на что не похожа: ее словно резали ножом, жгли, пытали. Сколько это продолжалось, несколько часов или несколько дней, Шия не знала. Никто не приходил на помощь, да и некому было помочь, ведь она жила одна и друзей у нее не было. В конце концов боль стала невыносимой, и Шиа потеряла сознание.
Когда показалось, что мучители решили прекратить пытку и дать ему умереть, начался настоящий ад. Кошмарная, жуткая мука. Склонившиеся над ним злобные лица. Внутри все перевернулось. Проходили секунда за секундой. Должно же это когда-нибудь кончиться. Он чувствовал, как деревянный кол протыкает его плоть, разрывая мышцы и сухожилия. Молоток стучал, и кол входил все глубже и глубже. Боль была чудовищная, такую он даже не мог себе представить. Женщина в его сознании отключилась, и это было милостью для них обоих. Он ощущал каждый удар, пробивающий внутренности, кровь била струей, и он становился все слабее. Жизненная сила уходила, и он был уверен, что умирает. Смерть совсем рядом. Он умирает. Но этого не должно было случиться. Он мужчина-карпатец, бессмертный, его не так легко уничтожить. Желание выжить оказалось таким сильным, что он стал бороться, хотя тело просило прекратить страдания.
Глазами он нашел двоих, забрызганных его кровью с головы до ног. Собрал в кулак всю свою волю до последней капли, захватил их пристальные взгляды, гипнотизируя. О, если бы зло вернулось к ним, усиленное во сто крат! Один из проклятых мучителей вдруг резко отодвинул приятеля. Молча и быстро они закрыли ему глаза какой-то тряпкой, больше не в силах видеть, что обещали эти глаза, испугавшись того, кто становился все слабее с каждым мгновением. Смеясь, они приковали его и подняли вертикально уже в гробу. Он услышал собственный крик, но лишь у себя в голове, этот вопль отозвался эхом внутри черепа. Пришлось подавить его, чтобы они не услышали. Это уже не имело значения, но у него еще оставалось чувство собственного достоинства, хоть и изорванное в клочья. Они не будут праздновать победу. Он карпатец. Пока его замуровывали в стену подвала, он слышал каждый звук, ощущал каждую лопату земли. Полная темнота. Тишина, словно ударили по ушам.
Он существо ночи. Темнота — его дом. Но теперь она враг. Ему остались только боль и тишина. Раньше он сам выбирал темноту, получая исцеление от земли. Теперь же он погребен под землей, но она вне досягаемости. Земля совсем рядом, но доски гроба мешают с ней соприкоснуться, излечить раны.
К боли прибавился голод. Время ничего не значило. Ужасный, неутолимый голод нарастал, пока не заменил для него весь мир. Боль. Голод. И ничего больше.
Скоро он понял, что в состоянии погрузить себя в сон. Но возвращение этой способности не обрадовало. Он ничего не помнил. И сон заменил все. Он просыпался только тогда, когда чувствовал приближение живого существа. Боль накрывала с головой, стоило сердцу начать биться. Он старался тратить как можно меньше сил, притягивая пищу. Но все эти существа были слишком маленькие и находились очень далеко. Даже насекомые не приближались к нему.
В бесконечные минуты болезненного бодрствования он шептал свое имя.
Жак.
У него есть имя. Он существует на самом деле. Живет в аду. В темноте. Часы превращались в месяцы, а потом и в годы. Больше не было воспоминаний о другом образе жизни, другом существовании. Не было никакой надежды, никакого другого мира, никакого выхода И не было конца. Только темнота, боль, ужасный голод. Время, которое текло мимо, ничего не значило в его тесном мире.
Оковы на запястьях оставляли немного свободы, и каждый раз, стоило какому-нибудь живому существу приблизиться и разбудить его, он царапал стены гроба, тщетно пытаясь выбраться наружу. Сила сознания возвращалась, и он все-таки мог уговорить добычу прийти к нему, но этого хватало только для выживания. Не было иного способа вернуть силу и власть — только восполнить огромную кровопотерю. Но ему не попадалось достаточно крупного существа. Каждый раз, стоило только проснуться, сила начинала покидать его через открытые раны. Без необходимого количества крови, чтобы заменить утраченную, у него не было шансов исцелиться. Круг замкнулся, превращаясь в вечность.
И Жак стал исступленно мечтать. Он просыпался от голода, и это был единственный способ заполнить пустоту. Женщина. Он узнал ее, чувствовал, что она там, живая, без оков, не погребенная под землей, и никто не ограничивает ее свободу. Правда, он не мог дотянуться до нее своим сознанием, разве что слегка прикоснуться. Почему она не приехала к нему? Он не мог вспомнить ни ее лица, ни ее прошлого, было только знание, что она где-то есть. Он звал ее. Просил. Умолял. Бушевал. Где она? Почему не приезжает? Почему позволила мукам продолжаться, когда одно ее присутствие в его сознании могло ослабить это ужасное одиночество? Что он совершил, чтобы заслужить такое?
0
