Персефона стояла на оголённой вершине горы, мятое платье цвета слоновой кости хлестало её по ногам, груда белокурых кудряшек развевалась позади. Она была прозрачной, бестелесной, что-то пронеслось между валунами и врезалось в один из них. Здесь наверху, без защиты деревьев, ветер был свиреп. Мир внизу казался великолепно осенним.
Рядом с ней стоял Адам Пэрриш, засунув руки в карманы измазанных маслом широких штанов. Он выглядел уставшим, но глаза были ясными, куда лучше, чем при их последней встрече. Потому что Персефону интересовали только важные вещи, она не учитывала свой собственный возраст на протяжении долгого времени, но сейчас, когда она смотрела на Адама, её будто ударило – он был совершенно другим. Это грубоватое выражение лица, юношеская сутулость в плечах, неистовое скопление энергии внутри.
Она подумала, что это был хороший день для них. Было прохладно и пасмурно, без каких-либо помех от солнечной энергии, лунного календаря или близких дорожных работ.
– Это дорога мёртвых, – сказала она, совместив свое тело с невидимой тропой. И тут же ощутила, как что-то внутри начинало приятно рокотать, чувство, очень похожее на удовлетворение, которое приходит с выравниванием корешков книг на полке.
– Энергетическая линия, – пояснил Адам.
Она невозмутимо кивнула.
– Найди её для себя.
Он тут же ступил на линию, проведя взглядом вдоль неё так естественно, как цветок разглядывает солнце. У Персефоны заняло гораздо больше времени освоить этот навык, но тогда, в отличие от её молодого ученика, она не заключала никаких сделок со сверхъестественным лесом. Она не была сильно заинтересована в сделках. В общем-то, групповые проекты не были её коньком.
– Что ты видишь? – спросила она.
Его веки затрепетали, а пыльные ресницы легли на щеки. Потому что она была Персефоной, и потому что был хороший день для них, она могла видеть то, что он видел. Это никак не было связано с энергетической линией. Это было замешательство от разбитых статуэток на полу прекрасного особняка. Официальное письмо, напечатанное на бланке округа. Друг в конвульсиях у его ног.
– Вне тебя, – мягко напомнила ему Персефона. Она сама видела столько событий и возможностей на дороге мёртвых, что ничего не выделялось. Она была куда лучшим экстрасенсом, когда рядом с ней были две подруги, Кайла и Мора: Кайла – чтобы отсортировать впечатления, а Мора – чтобы поместить их в контекст.
Адам, казалось, обладал потенциалом в этой области, хотя он был слишком молод, чтобы заменить Мору... «Нет, это смешно, – сказала Персефона сама себе, – ты не заменяешь друзей». Она изо всех сил старалась придумать правильное слово. Не «заменить».
Освободить. Да, конечно, вот что ты делаешь со своими друзьями. Нужно ли было Море, чтобы её освободили?
Если Мора была там, на горе, Персефона должна быть способна это сказать. Но если Мора была там, на горе, то Персефоне не нужно было бы говорить.
Она глубоко вздохнула.
Она много вздыхала.
– Я вижу кое-что. – Брови Адама выражали либо концентрацию, либо неуверенность. – Больше чем одно кое-что. Как... как животные в Барнс. Я вижу кое-что... спящее.
– Грезящее, – согласилась Персефона.
Как только он привлек её внимание к спящим, они сразу же вышли на первый план в её сознании.
– Три, – добавила она.
– Три что?
– Именно три, – пробормотала она. – Чтобы их разбудить. О, нет. Нет. Два. Одного будить не следует.
Персефона никогда не была очень умело управляющейся с понятиями добра и зла. Но в этом случае, третий спящий был определенно злом.
На протяжении нескольких минут она и мальчик – Адам, напомнила она себе; было так сложно считать имена, данные при рождении, важными – оба стояли там, ощущая течение энергетической линии под ногами. Персефона бережно и безуспешно пыталась отыскать яркую нить существования Моры в запутанных потоках энергии.
Рядом с ней Адам снова отступил внутрь себя, то, что было всегда наиболее интересно для него, но и наиболее непостижимо: его собственное сознание.
– Вне, – напомнила ему Персефона.
Адам не открывал глаза. Его слова были такими мягкими, что ветер почти разрушил их.
– Я не хочу быть груб, мадам, но я не знаю, почему это стоит изучать.
Персефона не была уверена, отчего он думал, что такой разумный вопрос мог быть невежливым.
– Когда ты был ребёнком, что делало обучение говорить стоящим?
– С кем я учусь контактировать?
Она была рада, что он сразу ухватил идею.
Она ответила:
– Со всем.
МЕЖДУ
Кайлу поразило количество дерьма, которое Мора держала в своей комнате на Фокс Вэй 300, и она сказала об этом Блу.
Блу не ответила. Она перекладывала бумаги у окна, склонив голову от раздумий. С этого ракурса она выглядела в точности как её мать, невысокая, спортивная и крепко стоящая на ногах. Она была странно прекрасна, даже притом что неравномерно подстригала свои темные волосы и носила футболку, на которую напал мотоблок. Или, возможно, благодаря всему этому. Когда она стала настолько симпатичной и настолько взрослой? При этом не став выше? Возможно, так происходит с девочками, когда они живут только на одних йогуртах.
Блу поинтересовалась:
– Ты вот эти видела? Реально хороши.
Кайла не была уверена, на что смотрела Блу, но она ей верила. Блу была не из тех девочек, что раздаривают ложные комплименты, даже своей матери. Не смотря на то, что она была доброй, она не была милой. И это тоже хорошо, потому что милые люди Кайлу раздражали.
– Твоя мать – женщина многих талантов, – проворчала она. Бардак забрал годы её жизни. Кайле нравилось то, на что можно было бы положиться: системы учёта документов, тридцатиоднодневные месяцы, бардовая помада. Море нравился хаос. – Таких, как надоедать мне.
Кайла подняла подушку Моры. Её атаковали ощущения. Она чувствовала всё сразу: где подушка была куплена, как Мора подкладывала её под шею, количество слёз, впитавшихся в наволочку, и содержание снов за пять лет.
Экстрасенсорная горячая линия зазвонила в соседней комнате. Сосредоточенность Кайлы развеялась.
– Чёрт, – ругнулась она.
Она была психометриком... Простое прикосновение могло часто показать, как возникновение объекта, так и чувства его хозяина. Но эта подушка держалась в руках так часто, что содержала слишком много воспоминаний, чтобы их можно было рассортировать. Если Мора была там, Кайла была бы в состоянии легко отделить из них полезные.
Но если Мора была там, ей это было бы не нужно.
– Блу, иди сюда.
Блу театрально хлопнула рукой по плечу Кайлы. И сразу же её естественный талант усиления увеличил возможности Кайлы. Она видела, как оптимизм Моры не давал ей уснуть. Чувствовала отпечаток затенённого подбородка мистера Грея на наволочке. Видела содержание последнего сна Моры: зеркальное озеро и отдалённо знакомый мужчина.
Кайла ухмыльнулась.
Артемус. Давно ушедший бывший любовник Моры.
– Есть что-нибудь? – спросила Блу.
– Ничего полезного.
Блу убрала руку, ведь известно, что Кайла могла подхватить чувства от девушек так же, как и от подушек. Но Кайле не нужны были экстрасенсорные силы, чтобы предположить, что разумное и приятное выражение лица Блу противоречило огню, который неистово горел внутри. Школа была неизбежна, любовь витала в воздухе, а мать Блу исчезла ради каких-то таинственных личных поисков больше месяц назад, оставив позади своего недавно приобретенного хахаля-убийцу. Блу была ураганом, затаившимся недалеко от берега.
Ах, Мора! Живот Кайлы перевернулся. Я говорила тебе не уходить.
– Коснись вот этого, – Блу указала на большую чёрную чашу для гадания. Она криво стояла на коврике, нетронутая с тех пор, как Мора её использовала.
Кайла не думала много о гадании, зеркальной магии или о чём-то, что должно было бы проложить трубы по таинственному эфиру пространства и времени для того, чтобы фактически безобразничать на той стороне. Технически гадание не было опасно; это просто созерцание зеркальной поверхности. Но практически оно часто предполагает отделение души от тела. А душа была уязвимым путешественником.
Последний раз, когда Кайла, Персефона и Мора спутались с зеркальной магией, они случайно заставили сводную сестру Моры, Нив, исчезнуть.
По крайней мере, Кайле Нив никогда не нравилась.
Но Блу была права. Чаша для гаданий, возможно, содержит множество ответов.
Кайла сказала:
– Хорошо. Но не касайся меня. Я не хочу, чтобы ты сделала всё сильнее, чем оно есть сейчас.
Блу подняла руки, как бы доказывая, что у неё нет оружия.
Неохотно Кайла дотронулась до края чаши, и темнота тут же накрыла её через видения. Она спала, грезила. Падала в бескрайнюю чёрную воду. Зеркальная версия её взлетела к звездам. Металл уколол её щеку. Волосы прилипли в уголке рта.
Где во всем этом была Мора?
Незнакомый голос бубнил в её голове, скрипуче, насмешливо и певуче:
«Королевы и короли,
Короли и королевы.
Синяя лилия, лиловая Синь.
Короны и птицы.
Мечи и вещи.
Синяя лилия, лиловая Синь».
Внезапно она сфокусировалась.
Она снова была Кайлой.
Теперь она видела то, что видела Мора: трёх спящих – светлого, темного и промежуточного. Знание, что Артемус был под землей. Уверенность, что никто не покидал тех пещер, если не был вызван. Понимание, что Блу и её друзья были частью чего-то более огромного, чего-то безбрежного, растягивающегося и медленно просыпающегося...
– БЛУ! – взревела Кайла, так как она поняла, почему её усилия внезапно стали настолько успешными.
Конечно же, Блу касалась её плеча, усиливая всё.
– Привет.
– Я просила не трогать меня.
Блу не выглядела извиняющейся.
– Что ты видела?
Кайла всё ещё пребывала в другом сознании. Она не могла избавиться от мысли, что она готовилась к бою, который, так или иначе, уже вела.
Она не могла припомнить, когда побеждала в последний раз.
НИЖЕ
У Моры Сарджент было мучительное чувство, что время остановилось. Не в том смысле, что оно перестало идти. Только будто оно перестало бежать вперёд в том смысле, о котором она привыкла думать как об «обычном способе». Минуты складывались с минутами, составляя часы, а затем дни и недели.
Она начинала подозревать, что, должно быть, использовала одну и ту же минуту снова и снова.
Это, возможно, беспокоило некоторых людей. Кто-то, наверное, и вовсе ничего не замечал. Но Мора была не некоторыми людьми. Она начала видеть будущее, когда ей было четырнадцать. Она разговаривала со своим первым духом, когда ей было шестнадцать. Она использовала дистанционное наблюдение за другой стороной мира, когда ей было девятнадцать. Время и пространство были ванной, в которой плескалась Мора.
Таким образом, она знала, что существовали в мире невозможные вещи, но она не верила, что пещера, где время остановилось, была одной из них. Была ли она здесь час? Два? День? Четыре дня? Двадцать дней? Батарейки в его фонарике не сели.
Но если время не двигалось здесь, они тоже не садятся, не так ли?
Она исполосовала фонариком от пола до потолка, пока кралась через тоннель. Ей не хотелось разбить себе голову, но также и не хотелось упасть в бездонную расщелину. Она уже наступила в несколько глубоких луж, и её потёртые ботинки промокли и промёрзли.
Но худшей частью была скука. Бедное детство в Западной Вирджинии оставило Мору с сильной уверенностью в своих силах, высокой толерантностью к дискомфорту и чёрным чувством юмора.
Но это однообразие...
Невозможно рассказать шутку, когда ты один.
Единственный признак того, что время куда-то движется, который был у Моры, заключался в том, что иногда она забывала, кого здесь искала.
Артемус – вот цель, напоминала она себе. Семнадцать лет назад она позволила Кайле убедить ее, что он просто сбежал. Может, она хотела быть убежденной. Глубоко внутри она знала, что он был частью чего-то большего. Знала, что она была частью чего-то большего.
Возможно.
До сих пор единственным, что она нашла в этом тоннеле, было сомнение. Это было не то место, которое бы выбрал любивший солнце Артемус. У неё была половина мысли, что это место, где кто-то вроде Артемуса мог бы умереть. Она начинала корить себя за записку, которую оставила позади. В целом, там было так:
«Глендовер под землей. Как и я».
Тогда она чувствовала себя вполне самодовольно; записка должна была привести в ярость и вдохновить, в зависимости от того, кто её читал. Конечно, она писала её, думая, что вернётся на следующий день.
Теперь она исправила записку в мыслях:
«Ушла в пещеру, где нет времени, в поисках бывшего бойфренда. Если будет похоже, что я пропущу вручение диплома Блу, пошлите помощь.
P.S.: Пирог – это не еда».
Она продолжала идти. Впереди было черным-черно и позади было черным-черно. Диапазон её фонарика освещал детали: торчащие сталактиты на неровном потолке. Вода блестела на стенах.
Но она не была потеряна, потому что существовал лишь один вариант: глубже и глубже.
Она ещё не была напугана. Потребовалось бы многое, чтобы устрашить ту, которая играет во времени и пространстве, как в ванной.
Используя скользкий от грязи сталагмит как опору, Мора передвигалась через узкую щель. То, что открылось на противоположной стороне, сбивало с толку. Потолок в шипах, пол в шипа, и это бесконечно, такое невозможно.
Тогда крошечная капля воды пускает рябь по изображению, моментально разрушая иллюзию. Это было подземное озеро. Тёмная поверхность отражала золотые сталактиты на потолке, заставляя их казаться тем же количеством сталагмитов, тянущихся со дна озера.
Реальное дно озера было скрыто. Воды могло быть два дюйма, два фута или бездна.
Ах. Итак, вот оно, наконец. Ей это снилось. Она все ещё не была совсем испугана, но её сердце пропустило тревожный удар.
Я могу просто уйти домой. Я знаю дорогу.
Но мистер Грей был готов рисковать своей жизнью ради того, что он хотел, и конечно, она тоже может быть столь же храброй. Она задавалась вопросом, был ли он ещё жив. Её саму удивило, насколько отчаянно она надеялась, что был.
Она исправила записку в мыслях.
«Ушла в пещеру, где нет времени, в поисках бывшего бойфренда. Если будет похоже, что я пропущу вручение диплома Блу, пошлите помощь.
P.S.: Пирог – всё ещё не еда.
P.P.S.: Не забудьте взять машину для замены масла.
P.P.P.S.: Ищите меня на дне зеркального озера».
Голос прошептал ей в ухо. Кто-то из будущего или из прошлого. Кто-то мёртвый, живой или спящий. Это не был настоящий шёпот, осознала Мора. Он был просто хриплым. Голос кого-то, кто взывал долгое время, но не получал ответа.
Мора была хорошим слушателем.
– Что ты сказал? – спросила она.
И снова шёпот:
– Найди меня.
Это был не Артемус. Это кто-то ещё, кто заблудился или в данный момент блуждал, или собирался заблудиться. В этих пещерах время не было прямой линией; оно было зеркальным озером.
«P.P.P.P.S.: Не будите третьего спящего».