Пролог
Свобода воли.
Кто-то назвал это величайшим даром, ниспосланным человечеству. Нашу способность управлять тем, что с нами случается, и как именно это происходит. Мы хозяева своей судьбы и никто не может навязать нам свою волю, если мы сами этого не позволим.
Другие скажут, что свобода воли – это испорченный миф. У нас есть предначертанная судьба, и не имеет значения, что мы сделаем или как будем бороться за это, жизнь все равно повернёт все так, как должно случиться. Мы лишь пешки этой великой силы, мозги которых никогда даже не смогут начать понимать это или осмыслить.
Мой лучший друг Ахерон как-то раз объяснил мне это так. Судьба – это товарный поезд, следующий по установленному маршруту, который знает только машинист. Когда мы в своей машине оказываемся у железнодорожного переезда, у нас есть выбор: остановиться и подождать, пока проедет поезд или попытаться проскочить перед ним, сбив парня, стоящего на той стороне.
Выбор и есть свободная воля.
Если мы выберем прорваться вперед, возможно машина заглохнет на рельсах. Тогда мы сможем выбрать между попыткой ее завести или дождаться, пока в нас врежется поезд. Или мы можем выйти, чтобы бежать, либо противостоять судьбе в виде наезжающего на нас поезда и убьющего нас на месте. Если мы выберем бежать, наши ноги могут застрять в рельсах или мы может поскользнуться и упасть. 
Мы даже могли бы сказать себе, "я не настолько туп, чтобы противостоять поезду", и держаться подальше, чтобы спокойно переждать. Тогда следующее, с чем мы сталкиваемся, это грузовик, пинающий нас сзади и бросающий прямо на пути.
Если нам суждено быть сбитыми поездом, мы будем сбиты. Единственное, что мы можем изменить, это то, как именно поезд превратит нас в котлету.
Лично я не верю в эту чепуху. Я утверждаю: моя судьба и моя жизнь – в моих руках. И ничто не управляет мной извне. Никогда.
Я стал таким, какой я сейчас, из-за вмешательства другого человека с его тайнами. Если бы не это, моя жизнь была бы совершенно другой. Я не оказался бы там, где я сейчас, и вел бы достойный образ жизни вместо того кошмара, в который моя жизнь превратилась.
Но случилось иначе, в стремлении сохранить свои личные секреты, мой лучший друг предал меня и оставил в объятиях мрака. Наши судьбы и пути сплело воедино одно странное происшествие, случившееся когда я был еще мальчишкой, и я проклинаю тот день, когда назвал Ахерона Парфенопиуса своим другом.
Я Ник Готье.
И это моя жизнь и вещи которые происходят со мной…
ГЛАВА 1
Я всеобщее посмешище.
"Николас Амброзиус Готье! Следите за своей речью!"
Ник только вздохнул в ответ на резкое замечание матери, стоя посреди кухоньки и разлядывая ярко-оранжевую гавайскую рубашку. Цвет и стиль были довольно скверными. То, что ее покрывали огромные розовые, серые и белые форели (или лососи?) было еще хуже. "Мама, я не могу надеть это в школу. Это выглядит…" – он остановился, чтобы подобрать слово, которое могло бы его больше всего в жизни обидеть – "уродливо". Если меня в этом кто-нибудь увидит, сочтет чудаком, обреченным на судьбу неудачника.
Как всегда, она посмеялась над его упрямством. "Ну-ка, утихни. Это нормальная рубашка. Ванда в магазине Гудвилл сказала мне, что она поступила из тех особняков, что в Садовом районе. Рубашка принадлежала сыну приличного состоятельного человека, а поскольку я из тебя такого и воспитываю…"
Ник скрипнул зубами. "Я лучше буду хулигаганом которого никто не дразнит"
От недовольства она глубоко вздохнула, сделав паузу и переворачивая бекон на сковородке. "Ники, никто не собирается тебя дразнить. В школе насчет этого строгие правила."
Ну да, конечно. Они не стоят и гербовой бумаги, на которой написаны. Особенно потому, что все задиры – неграмотные идиоты, которые все равно не сумели бы его прочесть.
Черт. Почему она не слышит его? Это конечно не похоже на то, что он в одиночку ежедневно входит в логово льва и преодолевает жестокости высшей школы, будто минное поле.
Он настоящий неудачник из низов и никто в школе не даст ему забыть об этом. Ни учителя, ни директор и уж, конечно, ни остальные студенты. Почему этот ночной кошмар средней школы не может проскочить мимо меня?
Потому что его мама не позволит ему. Только хулиганы "вылетают" из школы и она работала так много, не для того, чтобы вырастить ещё одного бестолкового подонка, – одна и та же волынка, периодически выносящая его мозги. Это произносилось примерно в таком порядке:
– Будь хорошим мальчиком, Ники. Закончишь учебу. Поступишь в колледж. Найдешь хорошую работу. Женишься на хорошей девушке. Подаришь мне много внуков и никогда не будешь пропускать день святого причастия в церкви.
Его мамочка уже тщательно спланировала его будущее, не допуская никаких отклонений или остановок.
Но в конце концов, он любил свою маму и высоко ценил все, что она делала для него. За исключением этого ее "делай, как я говорю, Ники. Я не слушаю тебя, потому что я знаю лучше" и прочей фигни, которую она говорит ему всё время.
Он не был тупым и старался не ввязываться в неприятности. Она понятия не имела с чем он сталкивался в школе, и каждый раз когда он пытался объяснить ей, она отказывалась слушать. Это так разочаровывало.
Боже, не мог бы я подцепить свиной грипп или что-то такое? Только на ближайшие четыре года, пока он закончит школу и не начнет жизнь, которая не будет состоять из постоянных унижений? Наконец, грипп же убил миллионы людей в 1918 и ещё немного во время вспышек болезни в семидесятые и восьмидесятые. Разве он о многом просит, всего лишь новая мутация болезни, которая сделает его недееспособным на несколько лет?
Может быть неожиданный приступ парвовируса… Ты не собака, Ник.
Верно, собака не встретит смерть, одетой в такую рубашку. С этим пролет, нужно что-то другое…
Вздыхая в бесполезной тревоге, он посмотрел на хренову рубашку, отчаянно желая, чтобы она сгорела. Хорошо, отлично. Он будет вести себя как обычно, будто бы его мамочка не вырядила его как жуткого идиота.
Он примирится с этим.
Я не хочу мириться с этим. Я выгляжу невероятно глупо.
Выше нос, Ник. Ты справишься с этим. Ты справлялся и с худшим.
Ну да, конечно. Отлично. Дай им повод поржать. В любом случае он не сможет остановить это. Если бы не было рубашки, они нашли над чем ещё приколоться. Его ботинки. Его стрижка. А если с этим выходил облом, они высмеивали его имя. Ник – хрен, или Николас с маленьким членом. Не важно, что сказал или сделал, те кто высмеивали его, могли приколоться над чем угодно. Некоторые люди просто просто не могли жить без того, чтобы не мучить окружающих.
Его тетя Мениара всегда говорила, что никто не может унизить человека, если он сам не позволит этого сделать.
И проблема в том, что он позволял это и даже большее, чем хотел бы.
Его мама поставила треснутую голубую тарелку рядом с кухонной плитой, местами покрытой ржавчиной. 
– Садись, мой мальчик, и покушай. Я прочитала в журнале, который кто-то оставил в клубе, что дети получают высшие балы в тестированиях и вообще лучше учатся, если они завтракают.
Она улыбнулась и показала ему упаковку бекона.
– И посмотри. Срок годности у него ещё не вышел.
Он улыбнулся, хотя это на самом деле не было ничего веселого. Один из парней, которые посещали мамин клуб, был местным бакалейщиком, и он отдавал им мясо, когда у того истекал срок годности, тогда как все остальные такие продукты просто выбрасывали.
"Если съесть это быстро, то ничего не случится".
Ещё одна мамина прописная истина, которую он ненавидел.
Подхватив хрустящий бекон, он взглянул на их крошечное жилище, которые они называли домом. Это был один из четырех, подлежащих сносу давно обветшалых домов. Он состоял их трех маленьких комнат: кухни/гостиной, маминой спальни и ванной, – не так уж и много, но это был их дом и его мама гордилась этим, он тоже старался гордиться. В основном.
Он поморщился глядя на свой угол, его мама отделила ему часть комнаты, повесив темно-синие одеяла, после прошедшего дня рождения. Его одежда хранилась в старой корзине из прачечной, стоящей на полу, рядом с его матрасом, застеленным бельем с изображениями из Звездных воин. Это белье было у него с девяти лет: ещё один мамин подарок, который мама урвала на местной распродаже.
– Однажды, мама. Я куплю нам по-настоящему прекрасный дом. 
В нем будут по-настоящему прекрасные вещи.
Она улыбнулась, но ее глаза говорили о том, что она не верит его словам.
– Я знаю, что ты это сделаешь, детка. Я не хочу, чтобы ты прозябал как я.
Она сделала паузу, горечь промелькнула на ее лице.
– Ты четко видишь, чем это обернется для тебя.
Чувство вины пронзило его. Из-за него его мама вылетела из школы. Как только ее родители узнали о том, что она беременна, они предложили ей один вариант.
Избавиться от ребенка или покинуть их прекрасный дом в Кеннере, а также учебу и семью. По правде он до сих пор не понимал, почему она выбрала его.
Об этом Ник никогда не позволял себе забывать. Однажды он вернет ей все сполна. Она заслужила это, и для нее он будет носить это уродскую рубашку.
Да если это убьет его.
Он будет улыбаться сквозь боль, до тех пор пока Стоун и его дружки будут выбивать ему зубы.
Стараясь не думать о предстоящих побоях, Ник доел свой бекон, молча. Может быть Стоун не придет сегодня в школу. Может он подхватил малярию, или чуму, или бешенство, или что-то ещё.
Да, может у придурковатого подлизы появилась сыпь на интимном месте.
Он бы затолкал эти шершавые усыпанные пятнами яйца ему в рот и заставил бы проглотить их, вот эта мысль по-настоящему развеселила его. По крайней мере он перестал трястись от страха. Но это было всё, что он мог сделать.
Он взглянул на часы на стене и вскочил.
– Пора идти. А то я опоздаю.
Она схватила его в медвежьи объятья.
Ник скривился.
– Перестань постоянно домогаться меня, мам. Я пойду, а не то опоздаю.
Она шлепнула его по заду, прежде чем отпустить его.
– Постоянно домогаться тебя. Ничего получше не придумал, мальчик.
Она взъерошила его волосы, пока он нагибался, чтобы подхватить рюкзак.
Он надел его за спину и распахнул дверь. Он заставил себя выйти на обветшалое крыльцо и рванул вниз по улице, мимо поломанных машин и мусорных баков, туда где была трамвайная остановка.
"Хоть бы ещё не уехал…"
Иначе он бы был обречен снова на "Ник? И что нам с тобой делать, ты – грязный отброс общества?" – новую лекцию Мистера Питерса. Пожилой мужчина ненавидел его до мозга костей, а тот факт, что Ник был стипендиатом в его высоко-привилегированной школе всерьез раздражал его. Больше всего на свете, он хотел бы вышвырнуть его, чтобы Ник не "испортил" детей из приличных семей.
Ник поджал губы, он так старался не думать о том, как эти приличные люди смотрели на него, как будто он был ничтожеством. Больше половины их папаш были завсегдатаями клуба, где работала его мама, тем не менее они считались приличными, а он и его мама – отбросами.
Их лицемерие его раздражало. Но что есть – то есть. Он не мог поменять ничье мнение, кроме своего собственного.
Ник тряхнул головой и побежал, когда увидел, что трамвай подъехал к остановке. 
Черт!
Ник прибавил скорости и совершил смертельный трюк. Он оттолкнулся от платформы и залетел в трамвай. Как раз вовремя.
Тяжело дыша и потея из-за влажного осеннего воздуха Нового Орлеана, он скинул рюкзак и поприветствовал водителя.
– Доброе утро, мистер Клеммонс.
Пожилой афро-американец улыбнулся ему. Он был один из любимых водителей Ника.
– Доброе, мистер Готье.
Он всегда неправильно произносил фамилию Ника. Он говорил "Го-че" вместо "Го-тье", заменяя "ть" на "ч", его мама говорила, что они слишком бедны, чтобы иметь в фамилии столько букв. В отличие от одного из маминых родственников, Фернандо Аптона Готье – основателя небольшого городка в Мисиссипи, носящего его имя; и фамилия и название города произносились "Го-тье".
– Твоя мама снова задержала тебя?
– Сами знаете.
Ник отыскал в кармане деньги и быстренько заплатил, прежде чем усесться. Обдуваемый ветерком, он откинулся на сиденье и начал глубоко дышать, благодаря бога за то, что успел вовремя.
К несчастью, он все ещё оставался потным, когда добрался до школы. Преимущество жизни в городе, где даже в октябре переваливает за девяносто градусов уже в восемь утра. Черт, как же он устал от этой изнуряющей жары.
Пошло всё это, Ник. Ты сегодня не опоздал. Все хорошо.
Да, давайте начинайте насмехаться.
Он пригладил волосы, вытер испарину на лбу и закинул рюкзак на левое плечо.
Высоко подняв голову, не обращая внимания на хихиканье и комментарии насчет его рубашки и пота, он пересек двор и прошел в дверь, так будто это было его частное владение. Это лучшее из того, что он когда-либо делал.
– Фу! Гадость! Он насквозь потный. Он такой бедный, что у него нет даже полотенца? Может бедняки никогда не моются?
– Выглядит так будто рыбачил на озере Понтчартрейн и пришел сюда прямо в этой идиотской рубашке, вместо того, чтобы принести настоящую рыбу.
– Он просто не мог пропустить это. Спорим, этих рыбок можно рассмотреть даже в темноте.
– Спорим где-то остался голый бомж, который бы хотел узнать, кто украл его одежду пока он спал на пляже. Господи, как давно он носит эти ботинки? Я думаю, мой папочка носил пару таких в восьмидесятые.
Ник отвернулся, не обращая на них внимания, и сосредоточился на том, какие они на самом деле тупицы. Ни один из них не учился бы здесь, если бы их родители не были бы при деньгах. Он был стипендиатом. Они не смогли бы даже правильно прочитать по буквам своё имя на экзамене, он обставил бы их.
Вот что на самом деле важно. Уж лучше иметь мозги, чем деньги.
Хотя прямо сейчас, лучше всего подошла бы ракетная установка. Только он не мог произнести это вслух без того, чтобы кто-нибудь не сдал его копам за "неподходящие" мысли. 
Его бравада длилась до тех пока он не приблизился к своему ящику, возле которого околачивались Стоун и его дружки.
Великолепно, просто здорово. Не могли бы они доставать кого-нибудь другого?
Стоун Блекмор был из тех подонков, которые создали дурную репутацию спортсменам. Конечно, они не все были такими и он знал это. У него было несколько приятелей в футбольной команде, новичков, они не были такими задирами, как Стоун.
Пока ты думал о надменном "качке-дурачке", получилось найти для него по настоящему подходящее прозвище. Это прозвище говорило само за себя, родители могли бы так назвать его. Если бы его мамочка знала, пока он был в утробе, о том, что родит настоящего идиота.
Стоун фыркнул, когда Ник остановился рядом с его компанией, чтобы открыть свой шкафчик. "Эй, Готье? Я видел твою мамашу голой вчера вечером – она трясла задом перед глазами моего папочки в надежде,что он сунет доллар ей в трусики. Он тоже повеселился. Сказал, что у нее славная парочка…"
Прежде чем это осмыслить, Ник изо всех сил ударил его по голове своим ранцем.
Затем все происходило как в Донки Конге.
– Драка! – крикнул кто-то, когда Ник обхватил Стоуна, заблокировав его руки, и стал колотить его.
Толпа обступила их, повторяя: "Драка, драка, драка".
Стоун каким-то образом вырвался и так сильно ударил его в грудь, что сбил дыхание. Проклятье, он был сильнее, чем с виду. Бил как отбойный молоток. Ник в ярости набросился на него, но лишь наткнулся на вставшую между ними учительницу.
Мисс Пэнтол.
При виде ее изящных форм он тут же остыл. Он не смог бы ударить невинное существо, тем более, женщину. Она прищурившись взглянула на него и указала рукой вдоль зала. "В кабинет, Готье. Быстро!"
Мысленно чертыхаясь, Ник подхватил свой ранец с бежевого кафельного пола и окинул недобрым взглядом Стоуна, у которого, по меньшей мере, была разбита губа.
Не настолько, чтобы ждать из-за этого неприятностей.
А что еще ему было делать? Позволить этому скользкому мерзавцу оскорблять маму?
Он с отвращением зашел в кабинет и уселся в угловое кресло перед дверью в директорскую. Ну почему в реальной жизни нет кнопки "отмена"?
"Извини!"
Ник поднял голову, услышав приятнейший голос. Внутри что-то вздрогнуло.
Одетая во все розовое, она была великолепна, с шелковистыми каштановыми волосами и зелеными глазами, которые буквально светились.
О, Боже.
Нику хотелось ей что-нибудь сказать, но он сумел только удержаться от произнесения какой-нибудь чепухи.
Она протянула ему руку. "Меня зовут Некода Кеннеди, но чаще называют просто Коди. Я в школе только что появилась и немного волнуюсь. Мне сказали подождать здесь, потом началась драка, а они не вернулись и… Извини, я всегда дрожу когда волнуюсь."
"Ник, Ник Готье." Он съежился, осознавая, как глупо это звучит, и что он не поспевает за тем, что она говорит.
Она улыбнулась ангельской улыбкой. Прекрасная, безупречная…
Я влюблен в тебя
Держи себя в руках, Ник. Держи себя в руках
– И давно ты ходишь сюда? – спросила Коди.
Давай же, ответь. Давай. Наконец, он прохрипел в ответ:
– Три года.
– Нравится?
Взгляд Ника обратился к Стоуну и остальным входящим в кабинет.
– Сегодня, точно нет.
Он открыла рот, чтобы ответить, но Стоун и его дружки окружили ее.
– Эй, детка. 
Стоун сверкнул мерзкой улыбочкой:
– Молодая плоть?