Белый, идеально ровный потолок и серые, в грязных потеках стены. Резкий контраст, неприятный и завораживающий. Лебедь в бассейне с мазутом. Балерина в кресле асфальтоукладчика. Пена странных мыслей на черной поверхности отступающего сна…
Егор на секунду прикрыл глаза, сухо сглотнул, сморщился от боли в горле. Такого опустошенного и разбитого состояния он не припоминал со времен «обмывания» диплома. Но безудержные пьянки ушли в прошлое вместе со студенческой беззаботной жизнью. Вчера он лег очень поздно – разбирал до трех часов ночи чужой код – и намеревался спать до обеда. Тем более, что по договоренности с начальством мог приехать на работу во второй половине дня и аргументированно объяснять аутсорсерам, писавшим программу, что вина лежит исключительно на них. Он не слышал, чтобы мама куда-то уходила, и вообще спал как убитый всю ночь, что случалось с ним довольно редко.
Сколько же сейчас времени?
Егор тяжело вздохнул и попробовал повернуть голову. В шее что-то хрустнуло, по спине прошла короткая судорога, в ногах появилось неприятное жгучее покалывание.
«Да я заболел», – сообразил Егор, с трудом переводя дыхание.
Но где же тогда мама? Вчера она взяла отгул, чтобы решить массу накопившихся дел. Значит, с утра должна быть дома… Почему так холодно и откуда эта грязь на стенах? С каждой секундой Егор чувствовал, как все дальше отступает сон, оставляя его наедине с какой-то совершенно неправильной реальностью. Грязь в их квартире была попросту невозможна. А когда единственный сын вдруг начинал болеть, мама не отходила от него ни на шаг.
Может, просто ушла в магазин?
– Мам, – сипло позвал Егор.
Лишь услышав собственный шепот, отчетливо прозвучавший в абсолютной тишине, Егор понял, что еще было ненормально в это странное утро: с улицы не доносилось ни звука. Несмотря на пятикамерные пластиковые окна, звуки большого города были, пусть и глухо, но слышны практически всегда. Стучали по рельсам трамваи, надсадно гудели грузовики, шумела вода в трубах и канализационном стояке… Теперь же вокруг царила абсолютная тишина. Только собака, видимо опять забытая соседом-алкоголиком на улице, протяжно выла во дворе.
Превозмогая слабость, Егор согнул руки в локтях, уперся ладонями в постель и кое-как, в несколько приемов, сумел сесть. Голова кружилась, нестерпимо хотелось пить, но то, что он увидел вокруг, мгновенно заставило его забыть обо всем остальном.
Со вчерашнего дня комната изменилась самым непостижимым образом. Грязные, сплошь в темных потеках, стены скалились крупными трещинами, избороздившими штукатурку от пола до потолка. Обои превратились в бесформенные груды пожелтевшей бумаги. Безобразными буграми пучился на полу дорогой паркет. Шкаф с книгами выглядел так, словно его только что привезли с чердака дачи: разбухшие кривые полки и выпирающие из стройных рядов тома, с расползающимися страницами. Оплавленный «зарядник» в розетке, покрытая толстым слоем пыли люстра, не менее пыльный телевизор в углу. Растрескавшийся журнальный столик, который вроде бы совсем недавно ремонтировали.
Повсюду, куда падал взгляд, виднелись лишь оттенки серого. Единственное яркое пятно в бледной комнате – плакат-календарь с красной гоночной машиной. Плотная бумага поднялась горбом, лишь краями брезгливо держась за обветшавшую стену.
И главное доказательство того, что все вокруг реально, а не просто чудится спросонья – затхлый воздух нежилого помещения.
По рукам двинулась волна колючей боли. Егор поморщился, с недоумением поднес ладонь к лицу. Под кожей явно что-то происходило: слабо пульсировали обычно невидимые мелкие сосуды, а вокруг них медленно таяли ярко-желтые нити.
Егор отпрянул. Если бы собственную кисть можно было отбросить, отбросил бы…
В ужасе он поднял к лицу вторую руку. Она тоже мерцала желто-розовым, словно просвеченная насквозь мощным фонарем…
– Мама… – выдавил Егор, и в этот момент голова взорвалась приступом резкой боли.
Сжав ладонями виски и стиснув зубы, он с мучительным стоном повалился на кровать. За окном к первой завывающей собаке присоединилась вторая.
Боль отступила так же быстро, как пришла. Егор лежал на боку, продолжая отмечать всё новые и новые нелепости в окружающем интерьере. Серые тряпки вместо идеально белоснежных простыней, которыми так гордилась мама. Батареи, покрытые таким слоем ржавчины, словно их притащили с помойки. Бугрящееся кресло. Помутневшая синяя ваза на окне. Огромные скопления паутины во всех углах. Пыльное зеркало в дверце шкафа.
В их квартире что-то случилось. Что-то странное, выходящее за пределы понимания. И произошло это, видимо, прошлой ночью.
Собачий вой сменился яростным рычанием, лаем. Судя по звукам, две собаки сцепились прямо под окнами Егора. Впрочем, рявканье и повизгивание тут же начали быстро удаляться, и вскоре снова стало тихо.
«Как в могиле», – пришла невольная мысль. Егор содрогнулся от того, насколько она подходила к обстановке.
Вытеснив отступившую головную боль, на первый план выступила жажда. Егор дотронулся языком до пересохшего нёба. Казалось, он не пил не короткую летнюю ночь, а минимум несколько дней. Желание сделать хотя бы глоток воды предельно обострилось меньше чем за минуту.
– Мама!
На этот раз крикнуть удалось достаточно громко. В непривычной, какой-то даже вязкой тишине квартиры хриплый звук собственного голоса показался Егору неестественным и жутким.
Осторожно перевернувшись на живот, он сполз на пол, постоял немного на коленях, пытаясь привыкнуть к ощущению слабости в конечности. Посмотрел на руки – обычная кожа, никакого желтого свечения. Голова кружилась, во рту словно прошла песчаная буря, где-то внутри, в районе солнечного сплетения, зарождалась противная дрожь.
Внезапно Егор сообразил: совсем рядом, на кухне, есть вода! Надо только добраться до нее. Даже если графин пуст, можно ведь напиться из крана. Вряд ли, правда, это потребуется: раз он болен, мама наверняка сделала целую кастрюлю прохладного кисло-сладкого клюквенного морса, который так приятно налить в пузатый фужер на тонкой ножке и пить, пить маленькими глотками…
Вдохновленный представленной картиной, Егор глубоко вздохнул и, опершись руками на край кровати, поднялся. Колени дрогнули, голова закружилась сильнее, подступила тошнота, но надежда добраться до кастрюли с морсом дала силы сделать несколько неуверенных шагов к стене. Ног ниже колена он практически не чувствовал.
Медленно переступая непослушными конечностями по грудам ломких, крошащихся обоев, Егор опирался руками на шершавую поверхность грязной стены и понемногу приближался к заветной цели. В тишине пустой квартиры каждый шаг, сопровождаемый хрустом сминаемых обоев, звучал неприятно, словно приходилось идти по насекомым. Несмотря на летнее время, в квартире было прохладно, и Егор начал покрываться «гусиной кожей».
Морса на кухне не оказалось. Как и вообще признаков недавнего присутствия человека. Здесь было чище, чем в комнате, и даже обои остались на стенах, но кран и мойка оказались покрыты странным черным налетом, рождая скверные предчувствия.
Егор открыл кран.
Ни капли. Ни намека на шипение выходящего воздуха, какое обычно бывает в трубах, когда отключают воду.
Стоило надежде на утоление жажды исчезнуть, как все тело начало сотрясать мелкой дрожью. Жажда стала грызть Егора изнутри, сводить с ума. В полном отчаянии осмотрев кухню еще раз, он заметил пластиковую бутылку с минеральной водой. Правда, баллон выглядел странно: пластик помутнел и сильно покоробился, этикетка превратилась в ошметок жеваной бумаги. Но внутри виднелась вода! И остальное было не важно…
Купленная накануне вечером «минералка» показалась Егору в тот миг настоящим подарком судьбы. Резво доковыляв до стола, он вцепился в шершавый пластик трясущимися руками. Однако, сколько ни старался, так и не смог открыть бутылку, лишь зря потратил время: пальцы вхолостую проскальзывали по твердым бокам крышки.
Пить хотелось дико. Вода была прямо перед глазами. Она плескалась внутри бутылки живительным эликсиром, от нее, казалось, даже исходило особое волшебное свечение, но утолить жажду мешал тонкий слой мутного пластика.
Егор схватил со стола кухонный нож и одним ударом пробил стенку бутылки. Наружу с шипением устремился углекислый газ. Стенки мгновенно покрылись многочисленными пузырьками. Егор выдернул нож, схватил бутылку обеими руками и сдавил, жадно ловя ртом струю воды. Благодатная влага хлынула в горло, от восторга закружилась голова: ничего вкуснее никогда в жизни ему пить еще не приходилось. Только выпив половину, он смог оторвался от вожделенной бутылки и тяжело опустился на пол. В голове все еще было пусто, но тело уже наполнялось жизнью.
Некоторое время он сидел, прислонившись к стене и уставившись в одну точку. Постепенно мысли прояснялись и выстраивались в цепочки. Правда, все эти цепочки вели к пугающим переменам, случившимся в квартире. Параллельно внутри нагнеталось напряжение, словно в предчувствии большой беды. Оно не было явным, как в случае видимой опасности, но давило и давило.
Наверное, он все-таки заболел. Вчерашний день помнился смутно…
Тем приятнее на фоне растущего чувства тревоги было ощущение физиологического подъема. Организм за последние несколько минут словно бы сумел подавить болезнь и теперь готовился к экстренному выздоровлению. Еще чуть-чуть и Егор во всем разберется… Просто надо сосредоточиться.
Судя по тому, что в окне было видно темнеющее небо, с кусочком ярко-красного облака, освещенного предзакатным солнцем, Егор проспал весь день и проснулся уже под вечер.
Где-то вдалеке снова завыла собака – похоже, сосед-алкоголик не просто забыл пса на улице, но и отрубился.
Взгляд Егора остановился на собственных коленях. Только теперь он обратил внимание, что одет в джинсы. Прочная когда-то ткань отчего-то начала расползаться на коленях, стоило ему согнуть ноги. Футболка тоже выглядела потрепанной, даже ветхой. Из дырок в носках выглядывали грязные пальцы.
Егору стало понятно, откуда исходит тяжелый запах лежалой тряпки. Но такая одежда мало подходила для больного, проспавшего в своей кровати какие-то сутки…
Его немного знобило, и дело было не только в плохом самочувствии: в квартире и правда царила нехарактерная для лета прохлада.
– Ерунда какая-то, – пробормотал Егор. Ухватился руками за край стола и с трудом поднялся на ноги.
Взгляд снова заскользил по знакомому интерьеру, отмечая новые неприятные подробности. Дорогой кухонный гарнитур выглядел кучей деревянного барахла, недостойного висеть даже на балконе. Холодильник кто-то накрыл сеткой с крупными ячеями… Егор не сразу сообразил, что сеть вовсе не сеть, а трещины в краске. Гипсокартонный потолок выгнулся горбом, казалось, он вот-вот рухнет. На покрытой черной копотью плите громоздилось нечто отдаленно напоминающее две кастрюли, слипшиеся боками. Такая же черно-серая копоть украшала вытяжку. Только керамическая плитка на полу выглядела более-менее нормально.
Егор встал. С высоты своего роста глянул в окно и замер. Перекрывая обзор на соседний дом пышной зеленой кроной, в центре двора красовалось огромное дерево. Примерно таким Егор представлял себе в детстве дуб у лукоморья, хотя здесь речь шла о тополе. Оставалось рассмотреть на дереве златую цепь с ученым котом, после чего добровольно отправиться к ближайшему психиатру.
Вчера никакого дерева здесь не было. Разве что несколько хилых саженцев, которые тщательно пестовала пара пенсионеров на пятачке земли, выстраданном в жарких спорах с автолюбителями.
Несколько секунд Егор с недоумением разглядывал толстый ствол и мощные ветви в обрамлении широких мясистых листьев. Он ждал, когда же наконец по-настоящему проснется, и зеленый исполин исчезнет, открыв вид на балконы соседнего дома…
Дерево не исчезало.
Егор медленно подошел к окну.
Подоконник был завален какими-то серыми комками, но он, не обращая на них внимания, оперся руками на толстый пластик и посмотрел вниз, во двор.
Вместо серого квадрата сплошного асфальта, в который многочисленные владельцы машин сумели правдами и неправдами превратить большую часть внутренней домовой площадки, глазам предстало буйство зелени в обрамлении всех признаков полного запустения. За одну ночь кустарник и деревья непостижимым образом взломали все преграды и вольготно разрослись на автомобильной стоянке, словно на неухоженном пустыре. Из-под густых пучков кустистой травы, все еще виднелись серые проплешины, но выглядел асфальт так, словно был приговорен к уничтожению бандой безжалостных трудоголиков-озеленителей.
А еще двор оказался забит многочисленными остовами старых машин, свезенных сюда непонятно зачем какими-то одуревшими хулиганами. Проржавевшие кузова самых разных форм и размеров теснились аккуратными рядами вперемешку с молодыми деревьями и густым кустарником. На крышах некоторых автомобилей даже росла трава.
Прямо под окнами квартиры Егора сосед Серега держал ярко-желтую иномарку с широким капотом. Теперь кто-то поставил на это место ржавую лоханку примерно тех же габаритов, сквозь которую проросла и задорно тянулась к небу молодая березка. Широкий капот с едва заметными остатками желтой краски был отогнут, словно крышка консервы.
Егор раз за разом осматривал двор, ловил знакомые детали в чужом пейзаже. На том месте, где раньше была помойка, кусты разрослись самым настоящим зеленым островом, больше походя на кусок джунглей, проросших с другой стороны планеты. Возле подъезда кто-то раскидал множество желтовато-белых палок самого разного размера. Часть окон двенадцатиэтажного дома напротив зияла черными провалами выбитых стекол. На светло-серых стенах там и тут виднелись зеленые пятна вьюнка, сумевшего закрепиться на вертикальной поверхности.
Пятиэтажки, вроде той, в которой жил Егор, замыкали двор справа и слева. Некоторые окна в них сохранились, но в целом дома выглядели так, словно пережили пару землетрясений. На стенах кое-где виднелись светлые пятна – там, где обсыпалась внешняя облицовка, обнажив бетонные плиты.
Поперек дороги финальным штрихом абсурдного пейзажа серел раскрошившийся столб, в ржавых вензелях оборванных проводов. А пламенеющее оттенками красного небо усиливало ощущение нереальности.
Возможно, Егор и впрямь до сих пор спит?
– Стоп, – одернул себя Егор. – Стоп, стоп, стоп!
Он ущипнул себя за руку, но проснуться не удалось. Боль казалась настоящей. Только кожа на руке некоторое время краснела овальным пятном, словно раздумывая: стоит ли возвращаться к исходному оттенку ради дурака-хозяина.
Снова захотелось пить. Егор вернулся к столу, схватил изрезанную бутылку с минералкой и опустошил ее. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше, даже ощутил вкус воды. Мерзкий, с болотным душком.
Несмотря на абсолютную растерянность и подавленность, Егор ощущал, что сил с каждой минутой становится все больше. Путь, преодоленный с таким трудом четверть часа назад, снова превратился в обычный короткий коридор, соединявший прихожую, кухню и две комнаты.
Егор окончательно встряхнулся и двинулся на поиски матери.
Повсюду виднелись те же самые следы таинственного разрушительного воздействия. Ни малейших признаков воды ни в туалете, ни в ванной, черная кружевная плесень, оккупировавшая все углы – давно выросшая и высохшая. Сухие ржавые разводы рядом со стиральной машиной. Потемневшая плитка, облупившийся потолок.
Вторая комната встретила все теми же грязными стенами и грудой старых обоев, растрескавшимся сервантом, пустыми горшками на подоконнике и покрытой фестонами пыли люстрой.
Мамы не оказалось и здесь.
Егор опустился на заправленную кровать. Прикрыл глаза. В голове было пусто и холодно. Чувства, словно бы еще дремали: несмотря на странности, что окружали его с момента пробуждения, никаких сильных эмоций Егор не испытывал. Разве что гложущее чувство неясной тревоги продолжало давить изнутри.
Жизненный опыт подсказывал, что так его квартира могла бы выглядеть лишь через много лет после того, как из нее выселится последний жилец. Двор за окном тоже напоминал иллюстрацию к статье о каком-то заброшенном поселении…
Может, в этом всё и дело? Случилась какая-то авария, и город-милионник превратился в город-призрак? А печать времени на всем вокруг – оттого что Егор несколько лет пролежал в летаргическом сне?
Егор с силой провел ладонями по щекам, поморгал.
Это объясняло многое. Конечно, еще оставалось полным-полно вопросов, но основная картина уже начала укладываться в рамки логики.
Что такое летаргический сон, ученые до сих пор толком не знают: можно оставить как аксиому и больше не думать об этом. Раз он пролежал в заброшенном городе несколько лет, значит, о нем некому было вспомнить. И… это означает, что мама погибла во время неизвестной катастрофы…
Мысль была горькая, пугающая, но не шокирующая. Все логично. Жутко, но логично.
Что же могло произойти с огромным промышленным городом? Неужели война? Но какое оружие могло оказать настолько опустошающее воздействие?
Эпидемия неизвестной болезни? Или что-то случилось с Белоярской атомной станцией? Нет, вряд ли авария на станции могла накрыть огромный город целиком. А может быть, пострадала лишь часть районов? И совсем недалеко жизнь идет своим чередом?
С улицы, приглушенный стеклами окон, раздался отчетливый хлопок выстрела.
Егор вздрогнул и рывком сел на кровати.
Прозвучал еще один хлопок. Отчаянно завизжала собака, переходя на тонкий, стихающий скулеж…
Где-то там, на улице, были люди. Они наверняка знают, что случилось. Скорее всего, те десятки, а то и сотни тысяч людей, что были эвакуированы после катастрофы, не могут смириться с потерей дома и регулярно возвращаются сюда.
Они помогут!
Подняться с кровати получилось на удивление легко. Внезапно подумалось, что последствия летаргического сна для мышц оказались на удивление ничтожны. Легкое обезвоживание и слабость. Но никаких признаков атрофии. Никаких пролежней. Даже координация движений почти не нарушилась. Весь букет проблем, хорошо знакомый из-за болезни бабушки, не один год проведшей в кровати перед смертью, обошел Егора стороной.
Он осмотрел руки, провел ладонью по щеке, шее. Ни длинных ногтей, которые, как он помнил, растут всегда, ни бороды, ни отросших за годы волос…
И это вновь заворачивало логическую цепочку рассуждений к точке старта: допущение о летаргическом сне могло оказаться неверным. Но думать об этом теперь бессмысленно: через несколько минут он все разузнает, получит помощь и попадет туда, где продолжается нормальная жизнь.
Любимые разношенные кроссовки оказались на ощупь твердыми как дерево. Надеть их удалось не сразу. Покрытый ржавчиной замок сперва не хотел открываться, упирался, скрипел и отчаянно цеплялся язычком за дверной косяк, но вскоре уступил. Щелчок, и входная дверь открылась, впуская в квартиру новые запахи.
Несло влажной гнилью.
Егор шумно выдохнул и решительно вышел в коридор.