– Они попытаются убить королеву.
Молодая эльфийка недоверчиво взглянула на Олловейна. Казалось, она сочла его слова дурной шуткой. На губах ее заиграла улыбка, но тут же исчезла – мастер меча даже не подумал ответить на нее.
Олловейн понимал, насколько чудовищно звучит его утверждение. Эмерелль считалась всенародно любимой правительницей. Она была сама доброта, королева-мать для всех детей альвов. И тем не менее на нее уже было совершено два покушения.
– Подыщи укрытие, из которого сможешь наблюдать за «вороньими гнездами» кораблей вокруг роскошной либурны королевы. Как только увидишь что-нибудь подозрительное, стреляй! Любое промедление может означать смерть Эмерелль.
Высокая эльфийка подошла к краю террасы и взглянула вниз на портовый город. Вахан Калид был расположен в широкой скалистой бухте на оконечности мыса. То был самый крупный город на Лесном море, хотя постоянно жили здесь немногие дети альвов. Башни дворца, гордо возвышавшиеся над остальными строениями, в основном пустовали. Раз в двадцать восемь лет князья Альвенмарка собирались в Вахан Калиде на Праздник Огней. На несколько недель город пробуждался от сна. Каждый известный и именитый род держал здесь по крайней мере дом. А князья Альвенмарка пытались перещеголять друг друга роскошью башенок своих дворцов. Однако все это было не более чем суетой ради нескольких недель раз в двадцать восемь лет. Остальное время лишь крабы-сигнальщики, забредавшие в Вахан Калид из близлежащих мангровых рощ, гордо вышагивали по широким улицам города. Они превосходили числом слуг и хольдов, стерегших Вахан Калид. Да и свободного времени у десятиногих было значительно больше. Под крышами дворцов гнездились колибри, крачки и пауки вида Тролльский палец. Многие поколения их будут благоденствовать до тех пор, пока не настанет время Праздника Огней. Тогда по улицам портового города станут прогуливаться тысячи существ, а на каждом углу будут варить в котлах и продавать крабов-сигнальщиков. Жизнь в Вахан Калиде била ключом накануне Ночи Ночей, и в гавани, как сегодня, встречались самые гордые корабли Альвенмарка. То был праздник суетности. Праздник, во время которого князья хвастали друг перед другом властью и богатством.
Сильвина обернулась к Олловейну. Волосы у нее были зачесаны назад и заплетены в длинную косу, из-за чего узкое, заостряющееся к подбородку лицо эльфийки казалось еще строже. Охотница считалась лучшей из лучников Альвенмарка. И, что значительно важнее, мастер меча знал о скрытности своей собеседницы. Эльф был уверен: она не станет болтать о закулисных подробностях праздника. Однако самым важным было следующее: если Сильвина стоит сейчас рядом с ним, это означает, что она не служит никому другому. По крайней мере Олловейн на это надеялся. Сильвина была мауравани. Она происходила из народа эльфов, жившего далеко на севере, в негостеприимных горах Сланга. Мауравани считались непредсказуемыми и хитрыми. И большинство из них не таили своего пренебрежения и презрения к Эмерелль и роскоши ее двора.
– То, что ты требуешь от меня, невозможно, – спокойно произнесла Сильвина, снова окидывая взглядом широкую гавань.
У набережной на якоре покачивалось более ста пятидесяти кораблей. Над водой возвышался настоящий лес мачт, по деталям такелажа карабкалось бесчисленное множество зевак в поисках лучших мест для наблюдения за праздником.
– Просто представь, что ты решила убить Эмерелль незадолго до того, как она примет присягу на верность от князей детей альвов на кормовом возвышении «Лунной тени». Как бы ты это сделала? – спросил Олловейн.
Сильвина огляделась. Солнце касалось вод океана, мачты отбрасывали длинные тени. Уже загорелись первые огни. Корабли были украшены гирляндами цветов. Все больше детей альвов толпилось на палубах и в гавани. Скоро начнется настоящая давка.
Время работало против Олловейна. Ему нужно было спуститься вниз, в Магнолиевый двор, где собиралась свита королевы. Может, ему еще удастся отговорить Эмерелль от того, чтобы живой мишенью предстать на «Лунной тени».
– Я была бы там. – Лучница указала на корабль лазурного цвета с серебряной обивкой на корпусе и надстройках. – «Дыхание моря». Оттуда хорошо видна либурна Эмерелль. Корабль пришвартован довольно далеко от «Лунной тени» и не подвергается слишком пристальному вниманию. И, в первую очередь, расстояние до него достаточно велико и дает преимущество во время погони.
Олловейн пристально посмотрел на молодую эльфийку. «Она мауравани, – напомнил он себе. – Преследовать добычу – ее жизнь». По коже мастера меча побежали мурашки. Он бы никогда даже думать не посмел о королеве как о «добыче». Эльф одернул себя.
– Почему «Дыхание моря»? Последние пять часов я размышлял о стоящих в гавани кораблях. То, что ты говоришь, верно также и для трех других судов.
– Тебе что-то известно о «Дыхании моря»?
Олловейн отвел взгляд.
– Мало. – Но эта малость накрепко запечатывала уста мастера меча.
– Если кто-то собирается убить королеву одной стрелой, то, кем бы он ни был, он надеется уйти живым. Или я ошибаюсь?
– Думаю, нет, – бесцветным голосом ответил Олловейн.
Все, что произошло раньше, свидетельствовало в пользу предположения Сильвины.
– С «Дыхания моря» можно уйти. – Мауравани указала на галеасу, яркая лазурь которой в сумерках растворилась до светло-серого цвета. – Суда держатся в отдалении от «Дыхания моря». Вокруг него корабли стоят менее плотно.
– Это чтобы галеаса могла опустить на воду весла. Ей нужно больше места для маневров, – пояснил Олловейн.
А втайне рассердился, потому что не додумался до этого сам. Он понимал, к чему клонит Сильвина.
– Можно было попросить, чтобы ее отбуксировали в открытое море, так же как и парусные корабли. Если бы я хотела убить королеву, то стояла бы на переднем «вороньем гнезде». После выстрела легче легкого пробежать по реям и прыгнуть в воды порта. Там бы я призвала дельфина, чтобы он отвез меня из гавани в мангровые заросли или к лодке в открытом море.
Олловейн почувствовал, как по лбу сбежала одна-единственная капля пота. Он снова воззрился на Сильвину. Неужели мастер меча в ней ошибся? Эльфийка слишком легко поставила себя на место убийцы. Быть может, дело в том, что она охотница? Она была готова! Для постороннего наблюдателя Сильвина была всего лишь празднично одетой эльфийкой, но Олловейн видел в ней больше, чем безобидного гостя. Мауравани была готова слиться с тенями ночи… Убивать из засады… На ней был темный кожаный камзол с дорогой вышивкой в виде цветочного узора. Под ним – черная шелковая рубашка и просторные шелковые штаны. Лицо девушки было покрыто бандагом, красно-коричневым соком кустов динко. Светлая кожа Сильвины была почти полностью скрыта под темным узором из спиралей и стилизованных волчьих голов. Даже кожаный кожух на левом предплечье лучницы, защита от ударов тетивы, на первый взгляд казался украшением. Конечно, в таком праздничном наряде охотница производила мрачное впечатление, но это никого не удивляло. Напротив, от маураван ожидали подобных выходок – отрицания этикета в любой форме. Этот народ был дик. Он обитал в лесах. Поговаривали, что мауравани живут со зверями. Олловейн считал это досужими сплетнями, но знал, что многие считают побасенки о племени эльфов правдивыми.
Сильвина что-то подозревала, мысленно успокоил себя мастер меча. В конце концов, это он просил ее прийти с луком. Однако в такую ночь встречаются на бальном паркете, а не на скрытой от взглядов террасе дворца королевы. Особенно если ты отвечаешь за безопасность владычицы Альвенмарка. Сильвина догадывалась, что ее пригласили на охоту. И оделась соответствующим образом.
– Я посмотрю, что да как на «Дыхании моря», – спокойно произнесла она.
Олловейн раздраженно сжал губы. Как наивно!
– Это флагманский корабль князей Аркадии. Они не пропустят тебя на борт. И я не думаю, что убийца обнаружится именно там.
– Я и не собиралась спрашивать разрешения, – самоуверенно ответила Сильвина.
Внизу, в гавани, на воду спустили первые огни – небольшие суденышки из пробки с масляными лампами.
Олловейну показалось, что Сильвина не спускает с него глаз… Глаз холодного голубого цвета с тонким черным ободком. «Волчьи глаза», – подумал мастер меча, и его снова пробрала дрожь.
– Скажи мне наконец, что тебе известно! Почему убийца не может засесть на «Дыхании моря»? – резко спросила мауравани.
– Об этом я говорить не стану. Отправляйся на охоту, я позабочусь о том, чтобы ты смогла перейти в мир людей через звезду альвов Атты Айкъярто.
Сильвина одарила мастера меча многозначительной улыбкой.
– И зачем я все время совершаю одну и ту же ошибку, связываясь с вами, избалованными придворными? Я знаю, что не должна следовать за сыном человеческим в его мир. Он разочарует меня. Должно быть, ребенком я упала с материнского древа и ударилась головой о корни. Если альвы любят меня, то однажды мы встретимся в лесу, Олловейн, и, я обещаю, ты будешь вежливее. – Она потянулась к луку. Бросила на эльфа еще один короткий взгляд. – Кстати, у тебя на бровях пот. Немного.
– Правда? – Олловейн вынул из-за пояса льняной платок и промокнул брови. – Спасибо. – Он произнес это без всякого чувства.
Сильвина больше не взглянула на собеседника. Она перемахнула через перила террасы и уверенно приземлилась на узкую лестницу кобольдов, наполовину скрытую меж вьющихся растений на фасаде дворцовой башни. Легко сбежала вниз. Олловейн еще успел увидеть, как она спустилась по густым корням мангового дерева, а затем исчезла среди света и тени.
Мастер меча спрятал платок. Оглядел себя критическим взглядом, поправил кожаный камзол, чтобы стальной нагрудник, надетый под него, не слишком явственно просматривался под тонкой лайкой. Сегодня ночью смерть назначила Эмерелль свидание. И он встанет между ними!
Взгляд Олловейна скользнул к башням, вокруг которых порхали загадочные огоньки. Эльф не любил Вахан Калид. Говорили, что в этом заколдованном месте альвы создали своих первых детей. Здесь, где лес и море переходили друг в друга в огромных мангровых болотах таким образом, что берега практически не было, где границы не значили ничего, все казалось возможным. Даже сезоны здесь не сменяли друг друга. По крайней мере если ты родом с севера и привык к тому, что год в своем течении сменяет множество лиц. Здесь была только душная жара. Ничто никогда не высыхало полностью, а течение времени проявлялось только в том, что иногда дожди просто шли чаще.
Олловейн торопливо провел рукой по лбу. Большинство эльфов еще в детстве учились при помощи слова силы защищаться от жары или холода. В звенящей стуже Снайвамарка они могли носить тонкий шелк, при этом не замерзая, или на празднике в Вахан Калиде облачиться в роскошные меха и не пролить ни капли пота. Олловейну так никогда и не удалось овладеть этим заклинанием. Поэтому он потел. Не так, как кентавры, обнаженные торсы которых постоянно блестели от пота в жаре джунглей, словно эти буйные дети альвов натерли свои мышцы растительным маслом. Лишь изредка у мастера меча на лбу выступала одна-единственная капля пота или он вдруг ощущал, что рубашка прилипла к влажной коже. Но и это было чересчур! Потеть было неприлично. Это было просто неуместно для командующего лейб-гвардии королевы.
Во время торжественной части он будет стоять по левую руку Эмерелль. На него будут устремлены тысячи глаз. И он знал, что будут шептаться. Он ненавидел себя за то, что казался небезупречным. Эльфы были идеальным народом, самым совершенным из всех детей альвов. Альвы создали их последними. Они были безукоризненны, и нечто на первый взгляд столь незначительное, как капли пота на бровях, было для эльфа клеймом, вроде как испещренное шрамами оспы лицо для кобольда.
Со стороны Сильвины было неприлично прямо говорить об этом. Но чего еще ждать от мауравани?! Олловейн пожалел, что обратился к ней, но у него не было другого выхода, кроме как нанять на службу охотницу. Предаст ли она его, как предала некогда его собственного приемного сына, Альфадаса?
Мастер меча одернул себя. Глупо тратить время на бесплодные размышления. Он поправил перевязь и по широкой мраморной лестнице спустился во внутренний двор. Дворец королевы представлял собой высокое, до небес, строение из нескольких словно вложенных одна в другую башен. Здесь было более дюжины дворов, террасы окружали строение, как листья – стебель. Большая часть дворца была сложена из бело-голубого мрамора Иолидов. Пышно разросшиеся деревья за столетия глубоко вонзили корни в каменную кладку. Они завоевали башню, будто она была ничем иным, как рукотворным утесом. Змеиный папоротник плелся по стенам, повсюду на развилках корней и на защищенных от ветра карнизах, где собиралось хоть немного перегноя, виднелись нежные орхидеи.
Эмерелль приезжала в Вахан Калид раз в двадцать восемь лет. Каждый раз, когда день Первого Творения выпадал на новолуние, отмечали Праздник Огней. Все князья Альвенмарка праздновали его здесь, вместе, и уже давно стало традицией выбирать в эту ночь короля Альвенмарка. Однако Эмерелль правила уже на протяжении столетий и никому и в голову не приходило оспаривать ее право на трон. Выступать на выборах против Эмерелль было бессмысленно. Разумеется, любили ее далеко не все, но князья детей альвов были настолько разрознены, что никто не мог надеяться на то, чтобы получить большинство голосов против Эмерелль. Однако если с королевой что-то случится… Жители Альвенмарка будут вынуждены выбрать нового правителя. Праздник Огней был лучшей возможностью осуществить покушение на жизнь Эмерелль, если заказчик убийства стремился к власти. Только в этих условиях избрание нового короля могло последовать сразу за смертью правительницы, поскольку все князья находились в Вахан Калиде или, по крайней мере, прислали своих представителей. Если убийца не достигнет успеха в эту ночь, то удар будет нанесен впустую. При других обстоятельствах пройдет больше года, прежде чем удастся собрать всех князей. Много времени на то, чтобы сплести интриги и, быть может, провести открытое сражение за власть. А если убийство произойдет во время праздника, все будут застигнуты врасплох. Все, кроме одного… того, кто спланировал смерть королевы. И если этот кто-то выступит вперед решительно и уверенно, то сможет завоевать корону всего лишь за одну ночь.
Для Олловейна было загадкой, кто по собственной воле потянется к власти. При дворе ходили слухи о тайной вражде между королевой и князем Аркадии. Шептались о том, что смерть отца нынешнего вельможи, Шахондина, была не случайна. Королевские лазутчики докладывали о том, что в семье князя верят, будто отверженный Фародин совершил убийство по поручению Эмерелль. Это было абсурдно! Тот, кто знал Фародина, мог только посмеяться над таким утверждением. И тем не менее Олловейн отдал приказ особенно тщательно наблюдать за «Дыханием моря», флагманским кораблем Шахондина, князя Аркадии.
Вполне вероятно, что покушение на жизнь Эмерелль не имело вообще никакого отношения к трону, а было основано исключительно на мести. Было очень умно совершить кровную месть во время праздника. Подозревать всегда станут тех, кто в конечном итоге посягнет на корону.
Олловейн торопливыми шагами мерил пол туннеля. Меж камнями в потолке сочился голубой свет. Тонкие волоски на шее Олловейна встали дыбом. Воздух вибрировал от магической энергии.
В это мгновение произносили тысячи заклинаний. Каждый род детей альвов, унаследовавших силу, плел магию в этот час. Происходило многолетнее соревнование среди волшебников, которые в эту ночь пытались перещеголять друг друга. Олловейн с ужасом думал о бесчисленных возможностях, которыми обладает маг, решивший покуситься на жизнь королевы. Триста лет назад его дядя скончался в мучениях, потому что разочаровавшаяся любовница, щелкнув пальцами, наколдовала ему в живот полчища крыс. Одного слова силы могло оказаться достаточно для того, чтобы Эмерелль задушили собственные одежды или же вино в ее бокале превратилось в кислоту. Олловейн время от времени уговаривал Эмерелль приблизить к себе волшебницу. Королеве нужен был преданный слуга, чьей задачей была бы защита владычицы от вероятной магической атаки. Но в этом вопросе правительница проявила пугающую несговорчивость. Конечно, она была самой значительной волшебницей Альвенмарка. Вероятно даже, что никто не мог тягаться с ней в магии. И поэтому она настаивала на том, что будет защищаться сама. Но во время праздника Эмерелль занята тысячами других вещей, а заклинание может убить со скоростью мысли.
В полдень Олловейн спорил с Эмерелль о том, что ей нужна дополнительная защита. Но королева лишь холодно указала ему на то, что во время неудавшихся покушений в ход шла не магия. Три дня назад они нашли отравленный шип в обивке трона Эмерелль. Яд убил кобольда, который выбивал обивку. Всего несколько мгновений спустя на трон села бы сама повелительница. А потом был мраморный блок, упавший в Магнолиевом дворе прямо рядом с Эмерелль. Выяснилось, что известь, державшая камень, вовсе не была разрушена временем. Часть стены террасы оказалась расшатана при помощи лома. Кто-то стоял там, наверху, и ждал, когда королева пройдет по двору.
Олловейн готов был отдать свою левую руку за то, чтобы узнать, что планирует убийца. До сих пор злоумышленник держался в отдалении. Поэтому Олловейн предположил, что при следующем покушении будут фигурировать лук и стрела. Но что, если убийцу охватит паника? Эмерелль покинет Вахан Калид уже через несколько дней. Для негодяя время, словно вода, утекает между пальцами. Насколько он фанатичен? Если он готов пожертвовать своей жизнью, лишь бы лишить жизни королеву, то вряд ли его можно остановить. Во время праздника рядом с Эмерелль будут сотни гостей. Убийца сможет нанести удар кинжалом в горло владычице. Или же он попытается использовать магию? А не были ли два неудавшихся покушения частью какого-нибудь коварного плана? Может быть, злоумышленник на самом деле маг? В ночь тысячи заклинаний плетение искаженной магии может, пожалуй, остаться незамеченным – до тех пор пока не раскроется ее страшная сила.
Олловейну невольно вспомнилась мать. Во время пиршества в Небесном зале Филангана она внезапно раздавила рукой бокал, цветочный кубок из красного горного хрусталя. Он сидел напротив нее. Ему было семь лет. Он еще помнил кровь на ее белом платье и ее взгляд. Ее прекрасные зеленые глаза, полные страха. А потом она вонзила длинную ножку хрустального бокала себе глубоко в голову, через глаз. Никто так и не сумел выяснить, произошло ли это под влиянием заклинания или же чья-то злая воля вынудила ее совершить такое. Некоторые утверждали, что столь страшным образом она сама лишила себя жизни, чтобы наказать Ландорана, его бессердечного отца. Но Олловейн никогда в это не верил. Она не оставила бы сына одного. Никогда! Ее убили.
Мастер меча посмотрел вперед. В конце длинного туннеля послышался топот копыт. Свет факелов отбрасывал на стены пляшущие тени. Кентавры. Значит, почетный эскорт уже прибыл. Олловейн надеялся, что никто из полуконей не пьян. Для мастера меча было загадкой, почему Эмерелль избрала исключительно кентавров для сопровождения от дворца до роскошной либурны. Иногда ему казалось, что королева втайне отдает предпочтение созданиям, которым в буквальном смысле слова насрать на придворный этикет. Нравился ей и этот неотесанный сын человеческий, пришедший в Альвенмарк через Шалин Фалах много лет назад. Мандред, Непреклонный, так насмешливо называли его придворные, намекая на то, что он оскорбил королеву в момент их первой встречи, не поклонившись, не оказав ей подобающего уважения. Более тридцати лет прошло с того дня, но воспоминания о фьордландце были живы. Интересно, куда он направился, когда вместе с обоими своими друзьями-эльфами преступил волю королевы? След троицы терялся в лабиринте троп альвов.
Олловейн вышел из туннеля и окинул взглядом просторный Магнолиевый двор. То было сердце дворца, и большую часть его занимал Мата Мурганлевк, магнолиевое дерево, настолько старое, что ствол его стал мощным, словно башня. Высоко в его ветвях находились апартаменты Эмерелль. Говорили, что Мата Мурганлевк отдал свою древесину, чтобы даровать королеве покои, где она могла бы проводить время в одиночестве. Никто не имел права последовать туда за королевой, даже ее горничные и слуги-кобольды. Это было единственное место в Вахан Калиде, где королева могла побыть одна.
Но теперь Эмерелль ожидала в Белом павильоне, расположенном в корнях дерева. Павильон напоминал огромный полураскрытый цветок магнолии. Кобольды и крошечные луговые феи окружали правительницу. Козлоногий фавн протягивал ей изогнутый рог. Эмерелль отпила из тяжелого золотого сосуда, затем что-то сказала фавну, и бородатый парень звонко расхохотался. Кентавры, собравшиеся немного в стороне, вокруг большой винной амфоры, с любопытством оглянулись на него.
Олловейн выругался про себя. Он опоздал! Все они ждут его. А заставлять ждать кентавров нехорошо. Они обладали жутковатым даром в любое время откуда-то доставать вино. Иногда мастер меча подозревал, что состояние трезвости, длящееся более одного дня, среди народа полуконей считается позором. Олловейн с ужасом представил себе, как королеву эскортирует к роскошной либурне табун ревущих, пьяных вдрызг кентавров. Он не должен был опаздывать!
Широким шагом мастер меча перемахнул три оставшиеся ступени разом и едва не угодил в кучу свежих конских яблок, наполовину скрытую корнями. Это была одна из причин того, почему он считал этих варваров непригодными для жизни при дворе!
Впрочем, они, безусловно, лояльны. Среди них никогда не затесался бы убийца. Если они объявляют междоусобицу, то в этом нет ни капли интриги. Сражение, о котором нельзя рассказать за пиршественным столом, в их глазах не стоит того, чтобы в нем участвовать.
Достигнув павильона, Олловейн опустился на колено перед королевой.
– Прошу прошения, что заставил тебя ждать, моя госпожа.
Эмерелль улыбнулась.
– Я знаю тебя, Олловейн, и догадываюсь, что тебя задержали твои обязанности. А теперь поднимись. Это не день придворных. Нет никакой необходимости долго стоять передо мной на коленях.
Может быть, она ждет доклада о том, что его задержало? Или знает? Эмерелль умела приоткрыть завесу будущего. Она то и дело удивляла двор своим знанием. Вероятно, поэтому она настолько спокойна? Знает, что сегодня ночью ничего не случится? Может быть, она втайне подготовилась, не посвящая в это его?
– Давай постоим здесь немного, Олловейн, насладимся красотой вечера. – Королева оперлась на перила павильона и подняла голову, глядя на вершину Маты Мурганлевка.
Словно огромный балдахин, раскинулась крона дерева над широким двором. Листья шептались на ветру. Одинокие цветки по широкой спирали слетали на землю.
Столетия прошли мимо Эмерелль, не оставив, казалось, совершенно никаких следов. Она принадлежала к числу тех немногих существ, которые видели альвов. И тем не менее правительница казалась почти ребенком. Эмерелль была хрупкой, Олловейн был выше ее почти на целую голову. Темно-русые волосы волнами спадали на обнаженные молочно-белые плечи. Этой ночью на королеве было платье тысячи глаз. Ярко-красного цвета, пронизанное узором из желтых кругов и черных точек. Нужно было подойти к Эмерелль очень близко, чтобы заметить, в чем заключалась особенность платья. Оно жило! Тысячи бабочек опустились на простую зеленую нижнюю основу. Развернув крылышки, они закрыли королеву, словно желая оградить Эмерелль от излишне любопытных взглядов. Когда они шевелились, казалось, будто по платью идут волны. И на всех крылышках красовался большой желто-черный глаз.
Внезапно королева обернулась к мастеру меча. Негромко зашелестели крылья насекомых. Эмерелль протянула Олловейну золотой рог.
– Выпей, мой защитник. Должно быть, тебе хочется пить.
Неужели он снова вспотел? Правительница никогда напрямую не заговорила бы о его недостатке. Но не было ли в ее словах скрытой колкости? Она подняла рог.
Казалось, Эмерелль погружена в мечты. Эльфийка меланхолично улыбалась, ее светло-карие глаза глядели сквозь него. Олловейн расслабился. Очевидно, мысленно королева была где-то далеко. Мастер меча сделал большой глоток. То было чудесное охлажденное яблочное вино. Свежее и сладкое, из яблок конца этого лета.
– Осуши рог до дна, – тихо произнесла Эмерелль. – Это будет долгая ночь. – Королева снова поглядела на крону магнолиевого дерева.
Она прощается, подавленно подумал Олловейн. Так, словно никогда больше не увидит Маты Мурганлевка.
Взгляд его скользнул по заросшим лианами стенам. Белые эркеры, словно выступы на скале, протискивались сквозь темный растительный покров. Лишь в немногих окнах горел свет. На этот раз Эмерелль отправилась в путешествие в Вахан Калид с небольшой свитой. В Сердце Страны остался мастер Альвиас, а также Обилее и многие другие. Большая часть дворца в Вахан Калиде пустовала… Дворец был почти необитаем. До следующего праздника здесь останутся только немногие слуги, которые будут следить за порядком. Слишком немногие, чтобы выстоять в битве против буйной зелени Лесного моря. В некотором роде состояние дворца несло на себе печать правления Эмерелль. Она редко вмешивалась в политику эльфийских родов, в законы кровной мести кентавров или сомнительные делишки фавнов. Она попустительствовала им до тех пор, пока они не переступали определенную границу. И если это происходило, Эмерелль реагировала со всей строгостью. Как тогда, когда она изгнала Нороэлль, которая была близка ей, как дочь.
Стороннему наблюдателю дворец мог показаться запущенным. Но в глазах Олловейна он обладал неотразимой красотой и прелестью. Только там, где буйная растительность угрожала целостности здания, ее укрощали. За столетия из этого родилась дикая гармония, какую не смог бы создать ни один архитектор и ни один садовник.
Эмерелль негромко вздохнула. Затем обернулась к Олловейну. При каждом движении по платью пробегали блестящие волны, а затем оно снова застывало, и казалось, что огромные глаза на крыльях неотрывно смотрят на мастера меча.
– Время идти.
– Я приказал подготовить небольшой парусник, моя госпожа. Тебе не следует идти на этот праздник. Будет ошибкой отправиться туда. В толпе я вряд ли сумею защитить тебя.
– Нельзя убежать от своей судьбы, Олловейн. Она, словно тень, прилипает к пяткам. Она нагонит нас, что бы мы ни делали.
Королева махнула рукой кентавру, и разгульный шум пиршества тут же смолк. Не считая Оримедеса, предводителя полуконей, в отряде не было ни одного известного воина. До сих пор выбор почетного эскорта Олловейн считал прихотью Эмерелль. Теперь же он начал догадываться, что кроется за действиями повелительницы.
– Тебе следовало бы сказать мне, чего ты ждешь от этой ночи, госпожа, – прошептал мастер меча. – Тогда я мог бы защищать тебя лучше.
– Я не знаю, завеса будущего не желает расступаться. Чужая магия вмешивается в мою. Она умудряется нарушить заклинание зеркала. И ее вмешательство изменяет будущее почти ежечасно. Поэтому я не знаю, что ждет нас в гавани. Ясно одно: в эту ночь начнется кровопролитие. Будущее Альвенмарка решит меч.
Зрачки глаз эльфийки расширились. Она смотрела сквозь Олловейна, словно уже видела несчастье в этот самый миг.
Кентавры принесли к павильону паланкин Эмерелль. Его изготовили только сегодня в полдень. Слуги обвили конструкцию растениями, и даже сейчас, с началом ночи, вокруг роскошных соцветий вились колибри. Олловейн скептически осматривал странное сооружение. Создатели использовали небольшую лодочку, одну из тех широких, с плоским днищем, на которых рыбаки ходили по мангровым зарослям. Насколько понял мастер меча, в корпусе лодки были сделаны небольшие изменения: несколько отверстий, в которые продели жерди. Выбрав в качестве транспорта такой паланкин, королева хотела продемонстрировать свою связь с жителями Вахан Калида.
Сделав широкий шаг, Эмерелль ступила в праздничный экипаж, Олловейн последовал за ней. Королева оперлась на поперечную перекладину, приделанную к мачте, незаметную для зрителей. При каждом движении слышался негромкий шелест крыльев бабочек. Иногда группы бабочек отделялись от платья и окружали королеву, не отлетая, впрочем, дальше, чем на расстояние вытянутой руки.
Через отверстия в лодке продели шесть покрытых обивкой жердей. По команде Оримедеса кентавры ухватились за них и водрузили себе на плечи. Олловейну пришлось вцепиться в мачту, чтобы рывок не свалил его с ног.
Из-под скамей гребцов в лодке показалась группа хольдов. Маленькие зелено-коричневые существа не достигали даже колен Олловейна. Они были дальними родичами кобольдов и жили в мангровых зарослях Лесного моря. Их головы казались слишком крупными по сравнению с небольшими жилистыми телами. На хольдах не было ничего, кроме набедренных повязок. На лбу у каждого пестрели ленты.
– Скорей, скорей, болотные мокрицы! Послужите королеве! – ругался седовласый хольд с лентой, вышитой золотом. У него единственного на поясе болтался нож. Его желтые глаза сверкнули, когда он посмотрел на мастера меча. – Могу ли я предложить что-нибудь выпить его роскошнейшему сиятельству рыцарю? – масляным голосом поинтересовался он.
Широкая ухмылка диссонировала с подобострастным тоном.
Олловейн промокнул лоб платком.
– Я уже представляла тебе Гондорана, мастера-лодочника моего дворца? – мимоходом спросила Эмерелль. – Это была его идея – переделать лодку в паланкин.
– Очень оригинально, – коротко ответил мастер меча. – Может быть, все же лучше отправиться в гавань верхом?
Гондоран бросил на Олловейна злобный взгляд. В то же время он казался удивленным. По крайней мере миг. Олловейн предположил, что мысль поехать верхом его озадачила.
– Нет! – тихо сказала Эмерелль, но ее тон не оставлял сомнений в том, что королева больше не желает говорить об этом.
Лицо предводителя хольдов озарила ликующая улыбка. Затем Гондоран приказал подчиненным наклонить верхушку мачты, чтобы паланкин можно было пронести через длинный туннель к набережной.
– Шагом марш! – скомандовал князь кентавров.
Он двигался рядом с бортом со стороны мастера меча, голова полуконя находилась на высоте борта. Олловейн видел, как вес паланкина давит ему на плечи. Оримедес обернулся к эльфу. У кентавра был широкий нос, который, очевидно, ему уже не раз разбивали. Через левую бровь змеился белый шрам. Неухоженная светло-русая борода обрамляла лицо. На подбородке волосы были окрашены пролитым вином. На обнаженной груди кентавра висела широкая грубая перевязь, к левому плечу Оримедеса был пристегнут кинжал в ножнах. От всех кентавров несло вином, потом и конским волосом.
Колонна медленно пришла в движение. Отряд всадников из других дворов присоединился к ним. Его составляли роскошно одетые молодые эльфы, эльфийских скакунов вели в поводу фавны. С большинством из них Олловейн был знаком лишь мельком. Они были гостями дворца.
От топота копыт кентавров по туннелю разносилось эхо. Воздух был затхлый. Пахло сгнившими растениями и старым камнем. Кое-где на стенах буйно разрослись светящиеся грибы. Когда мимо проезжала колонна всадников, крохотные ящерки разбегались в поисках убежища в трещинах.
Когда врата туннеля наконец остались позади, кортеж приветствовали звуки ракушечных рогов, звеневшие со всех башен города. Улица была полна ликующих детей альвов, и только перед паланкином королевы в толпе образовался коридор. Козлоногие фавны с длинными бородами несли на плечах детей кобольдов, которые в противном случае потерялись бы под ногами. В конце улицы Олловейн заметил даже гримтурсена, инеистого великана, который совершенно очевидным образом страдал от жары и обмахивался веером величиной с парус. Между разбитыми колоннами разрушенной башни стояли три ореады, горные нимфы, только изредка оставлявшие Иолиды. Прекрасные апсары танцевали на воде большого фонтана, словно на паркете. Они были немного пышнее эльфиек. Их обнаженные тела были раскрашены бандагом; как змеи, вились по их коже узоры. Поговаривали, что они пишут на теле свои тайные желания и тому, кто расшифрует эти письмена, они будут верны до тех пор, пока путь в лунный свет навеки не разлучит ускользающих от ищущих.
От толпы зевак отделился оркестр кобольдов. !