Северошотландское нагорье, 1518 год
– Этот МакКелтар опасный человек, Невин.
– Ну что на этот раз, мама? – Выглянув в окно хижины, Невин посмотрел на густую траву, блестевшую в свете утреннего солнца.
Его мать была предсказательницей, и он знал, что глупо оборачиваться и встречаться с ней взглядом. Прямой взгляд Бессета восприняла бы как поощрение, и тогда ему не избежать разглагольствований об очередном туманном пророчестве. Его мать, и прежде не отличавшаяся острым умом, в последнее время подозревала всех и вся.
– Мои тисовые палочки говорят мне, что лэрд представляет для тебя смертельную угрозу.
– Лэрд? Друстан МакКелтар? – Невин недоверчиво глянул через плечо.
Бессета выпрямилась возле столика у очага и внимательно наблюдала за реакцией сына. Невин понял, что она все-таки добилась своего: среагировав на ее слова и обернувшись, он попался. Невин тихонько вздохнул. Опять он дал втянуть себя в разговор и застрял в нем, как в тех кустах ежевики, где пару раз запутывались полы его рясы. Теперь, если он хочет остаться целым и не исцарапаться, нужно очень тщательно подбирать слова, пока беседа не превратилась в свару.
Бессета Александр потеряла в этой жизни слишком много и теперь яростно держалась за то, что у нее осталось, – за Невина. Он подавил желание распахнуть дверь и сбежать в спокойное утро, потому что при первой же возможности мать снова поймала бы его и продолжила свои жалобы.
– Друстан МакКелтар не представляет для меня опасности, – спокойно сказал Невин. – Он прекрасный правитель, и быть духовником его клана – честь для меня.
Бессета покачала головой, ее губы задрожали. В уголке рта застыла слюна.
– Ты рассуждаешь как священник. Ты не видишь того, что вижу я. И это тоже пугает, Невин.
Он ответил одной из своих самых благожелательных улыбок. С их помощью Невин, несмотря на свою юность, всегда успокаивал мятущиеся сердца грешников.
– Ты когда-нибудь прекратишь читать мою судьбу по рунам и палочкам? Всякий раз, как меня переводят на новое место, ты принимаешься за гадание.
– Я была бы плохой матерью, если бы не беспокоилась о будущем своего сына! – закричала Бессета.
Невин убрал с лица прядь волос, пересек комнату и поцеловал мать в морщинистую щеку. А потом протянул руку и смешал гадательные палочки, упавшие загадочным узором.
– Я принял сан, а ты все возишься со своими прорицаниями. – Он взял дрожащую руку Бессеты в ладони и погладил, успокаивая. – Ты должна оставить это, мама. Как я могу проповедовать крестьянам, если моя собственная мать верит только языческим щепкам?
Бессета отдернула руку и отобрала у сына палочки.
– Это не просто щепки. Относись к ним с уважением, сын! А его нужно остановить.
– Ну что такого страшного рассказали про лэрда твои палочки? – Любопытство оказалось сильнее желания как можно быстрее завершить этот глупый разговор.
К тому же Невин не сможет развеять страхи матери, если не узнает, из чего они проистекают.
– Он скоро женится, и его леди причинит тебе вред. Думаю, она собирается убить тебя.
От такого заявления Невин только беспомощно открыл и закрыл рот, как вытащенная из воды рыба. Он знал, что бесполезно искать смысл в странных предсказаниях Бессеты, однако то, что у нее вообще появлялись подобные мысли, подтвердило его страхи. В своих рассуждениях его мать все реже и реже опиралась на реальность. Бессета заблудилась в своем бреду.
– Ну зачем кому-то меня убивать? Я же священник, какой в этом смысл?
– Я не вижу причины. Возможно, эта леди влюбится в тебя и решит отомстить за пренебрежение.
– Вот теперь ты точно говоришь глупости. Влюбится в меня, а не в Друстана МакКелтара?
Бессета посмотрела на него и быстро отвернулась.
– Ты красивый мальчик, Невин, – солгала она с материнским апломбом.
Невин рассмеялся. У Бессеты было пятеро сыновей, но только он родился тонкокостным, худым и слабеньким. Поэтому и решил посвятить себя Богу, а не воинской службе у короля. Невин прекрасно знал, как выглядит. Он не был красив – как Друстан МакКелтар, – не был рожден для битв, власти и соблазнения женщин и давно уже смирился с таким положением вещей. Господь выбрал его, Господь говорил с ним, и для Невина это было важнее физической силы.
– Убери свои палочки, мама, я не хочу больше слушать эту ерунду. Тебе не нужно за меня волноваться. Господь присматривает за… – Он осекся на полуслове.
Фраза, которой Невин часто успокаивал паству, в данном случае могла снова вызвать старый, очень долгий и неприятный спор. Бессета нахмурилась.
– О да, твой Господь определенно присматривает за моими сыновьями, не так ли?
От боли и язвительности в ее голосе у Невина заболело сердце. Из всей своей паствы только с собственной матерью он не мог найти нужных слов.
– Напоминаю, мама, что он и твой Господь тоже и, когда меня посвятили в сан и отправили сюда, ты радовалась этому назначению, – спокойно сказал Невин. – И ты не причинишь вреда Друстану МакКелтару, мать.
Бессета пригладила седые волосы и посмотрела в потолок.
– Тебе так страшно услышать правду, Невин?
– Не нужно усложнять наше положение здесь, мама, – мягко ответил он. – У нас хороший дом, прекрасные соседи, и я хотел бы остаться здесь надолго. Пообещай мне, что не будешь делать глупостей.
Бессета упрямо молчала и смотрела в сторону.
– Мама, взгляни на меня. Ты должна пообещать. – Невин не отступал, и ей пришлось пожать плечами и угрюмо кивнуть.
– Я не причиню вреда Друстану МакКелтару, Невин. А теперь иди куда шел, – резко отмахнулась она. – Мне, старухе, нужно кое-что сделать.
Невин облегченно вздохнул. Раз уж его мать обещала не приставать со своими языческими глупостями к лэрду, можно без опаски возвращаться в замок. Если Господь будет милостив, мать забудет о своих страхах уже к обеду. А Господь милостив.
Бессета несколько дней пыталась убедить Невина, что он в опасности, но не вышло. Сын вежливо, но твердо обрывал такие разговоры, и возле его рта залегли страдальческие морщинки, которые она просто ненавидела. Эти морщинки говорили об одном: моя мать сошла с ума.
Отчаяние пробирало Бессету до костей: она понимала, что теперь все зависит только от нее. Она не потеряет своего последнего сына. Нечестно отнимать у матери всех ее детей, а верить в то, что Господь защитит его, было просто невозможно. Четырех старших Господь не защитил. Да и способность предвидеть будущее явно дана ей не для того, чтобы сидеть сложа руки.
Вскоре после страшного видения в селение Баланох приехал цыганский табор, и Бессета приняла решение. Пришлось потрудиться и поторговаться с нужными людьми. О тех, с кем она договаривалась, можно сказать очень много, но Бессета заставила себя думать о них только как о нужных. Сама она умела лишь читать будущее по рунам и палочкам. А вот цыгане, путешествующие по Шотландии, торговали не только бусами и травами, но и мощными заклятиями своих предков. Хуже всего было то, что Бессете пришлось украсть у сына прекрасную Библию в золотом переплете. Невин читал эту Библию только по праздникам и очень дорожил ею, но для оплаты услуг ее сбережений не хватило. На Рождество сын обнаружит пропажу Библии, и его сердце будет разбито.
Но зато он останется жив!
Бессета знала, что ее палочки никогда не лгут, и все же прошла не одна бессонная ночь, прежде чем женщина приняла решение. Связываться с цыганами было страшно, но, если она не остановит Друстана МакКелтара, тот женится и его жена убьет ее сына. Палочки ясно сказали это. Жаль, что они не сообщили, что именно эта женщина собирается делать, когда, как, почему. Тогда бы не было этого давящего отчаяния. Как жить, если Невин погибнет? Кому нужна беспомощная больная старуха? Оставшись в одиночестве, Бессета просто рухнет в бездонную тьму и достанется на растерзание живущим там чудовищам. У нее нет выбора, ей нужно остановить Друстана МакКелтара.
Неделю спустя Бессета стояла на поляне у озера, неподалеку от замка МакКелтаров. Вокруг бродили цыгане, рядом с ней стоял их седоволосый предводитель по имени Рашка. У ее ног лежал Друстан МакКелтар. Он был без сознания.
Бессета с опаской смотрела на него. Даже лежа на спине у ее ног, МакКелтар словно возвышался над ней бронзовой горой мышц и сухожилий. Женщина вздрогнула и опасливо потрогала лэрда ногой. Цыгане расхохотались.
– Он не проснется, даже если на него рухнет луна, – сказал Рашка, вытирая слезы с глаз.
– Ты уверен? – опасливо спросила Бессета.
– Это не обычный сон.
– Но вы же его не убили, правда? Я обещала Невину, что не причиню ему вреда.
Рашка приподнял бровь.
– Забавные у тебя представления о морали, женщина. Нэй, мы его не убили, он просто спит. И будет спать вечно. Это древнее заклятие, тщательно и правильно наложенное.
Рашка отвернулся, раздавая приказы своим людям, и Бессета облегченно вздохнула. Затея была рискованной – ей пришлось пробраться в замок, отравить вино лэрда и заманить его на полянку возле озера, – но все пошло по плану. МакКелтар примчался к озеру и уснул на поляне, а цыгане завершили ритуал. Они нарисовали на его груди странные символы, обрызгали травяным отваром и прочитали заклинания.
Бессета боялась цыган и очень хотела снова оказаться в безопасности своей хижины, но заставила себя стоять и смотреть, чтобы убедиться, что они сдержали слово. Чтобы удостовериться, что Невин наконец в безопасности и что Друстан МакКелтар до него не доберется.
Как только прозвучали последние слова заклинания, воздух над поляной стал чище и Бессета ощутила озноб и непонятную слабость. Вокруг лэрда сгустилось странное свечение. Цыгане определенно владели могущественной магией.
– Действительно вечно? – уточнила Бессета. – Он никогда не проснется?
– Я же сказал тебе, женщина, – фыркнул Рашка. – Этот человек будет спать, застыв в мгновении, и время не коснется его. Он никогда не проснется, если человеческая кровь и солнечный свет не попадут на наши символы одновременно.
– Кровь и солнечный свет разбудят его? Этого не должно случиться! – Бессета почувствовала, как к ней возвращается страх.
– И не случится. Я дал тебе слово. Там, где мы спрячем его тело, не появится ни солнце, ни кровь. У озера Лох-Несс есть несколько пещер. Там лэрда никто не найдет, и туда не попадают солнечные лучи. Никто, кроме нас, не знает тех мест.
– Вы должны спрятать лэрда очень глубоко. Замуровать его там. Его никогда не должны найти!
– Повторяю: я уже дал тебе слово. – Рашка начал злиться.
Цыгане подогнали крытую повозку, погрузили в нее тело лэрда и укатили прочь, а Бессета упала на колени в густую траву и вознесла хвалу всем божествам, которые могли ее слышать. Она почувствовала облегчение. Это ощущение было таким ярким, что в его свете меркли даже намеки на чувство вины. Почти. Но Бессета успокаивала себя тем, что лэрду на самом деле не причинили вреда.
Как она и обещала Невину. Лэрд не пострадал – в буквальном смысле этого слова.
1
Северошотландское нагорье
21 сентября, наше время
Гвен Кэссиди хотела найти мужчину. Отчаянно. Или, за неимением такового, хотя бы сигарету. «Господи, ненавижу свою жизнь, – подумала она. – Я даже не знаю, кто я теперь».
Оглядев переполненный туристический автобус, Гвен глубоко вздохнула и потерла никотиновый пластырь на запястье. После всех ее фиаско сигарета не помешала бы. Вот только, даже если Гвен удастся выбраться из этого жуткого автобуса и найти пачку сигарет, она рискует умереть от передозировки никотина после первой же затяжки. От пластыря ее трясло и тошнило.
Возможно, перед тем как бросать курить, ей следовало подождать встречи с парнем, готовым лишить ее девственности. Не то чтобы прежде черрипикеры[1] слетались к ней как мухи на мед. Но потере девственности никак не способствует желание рычать и лаять на каждого встречного.
Откинувшись на скрипящем сиденье, Гвен моргнула, когда автобус подскочил на дорожной выбоине и острая проволока изношенной спинки врезалась ей в плечи. Даже гладкая серебристая поверхность загадочного озера Лох-Несс, проплывающая за окном – окно прекрасно пропускало дождь и абсолютно не способствовало проникновению свежего воздуха, – ничуть не заинтересовала девушку.
– Гвен, ты хорошо себя чувствуешь? – вежливо поинтересовался Берт Харди, сидящий в соседнем ряду.
Девушка уставилась на Берта сквозь косую челку, как у Дженнифер Анистон (дорогая стрижка должна была привлечь к Гвен ее собственного Брэда Питта, однако пока что непослушные прядки только щекотали нос и действовали на нервы). Неделю назад, в начале тура, Берт гордо сообщил ей, что ему семьдесят три и никогда раньше у него не было такого великолепного секса (полненькая новобрачная, Беатрис, держала его за руку и вдохновенно краснела во время радостной тирады жениха). Гвен вежливо улыбнулась и поздравила их, после чего проявленный ею интерес намертво приковал пожилых новобрачных к их «любимой маленькой американке».
– Я в порядке, Берт, – заверила Гвен, разглядывая его клеенчатую рубашку ядовито-лимонного цвета, короткие болотно-зеленые брюки, не прикрывавшие клетчатые носки, и белоснежные теннисные туфли.
Радужный ансамбль завершался красным шерстяным кардиганом, туго обтягивающим внушительное брюшко.
– Милая, ты плохо выглядишь, – обеспокоенно вмешалась Беатрис, поправляя широкополую соломенную шляпку на серебристых кудряшках. – Ты немножко позеленела. Тебя тошнит?
– Меня немножко укачало, Беатрис.
– Скоро будет деревня, и мы сможем отдохнуть. И тебе нужно перекусить с нами чем-нибудь, прежде чем наслаждаться красотами, – твердо сказал Берт. – Можем посмотреть дом, в котором раньше жил колдун Алистер Кроули. Говорят, там водятся привидения. – Берт иронично подвигал пушистыми седыми бровями.
Гвен безразлично кивнула. Она знала, что протестовать бесполезно, знала, что Беатрис наверняка жалеет ее и поэтому без конца пилит Берта, утверждая, что он должен «развеселить девушку». С начала тура прошло всего несколько дней, а Гвен уже пожалела о решении отправиться в это глупое путешествие.
Дома, в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, когда она грустно поглядывала в окно своей каморки в страховой компании штата и спорила с очередным пострадавшим клиентом, который требовал оплатить свои астрономические счета у массажиста (общей суммой 9 827 долларов) как следствие страхового случая, нанесшего заднему бамперу его автомобиля ущерб в 127 долларов, – так вот, дома идея сбежать в Шотландию (или куда угодно, лишь бы подальше) казалась невероятно привлекательной.
В итоге Гвен позволила туристическому агенту убедить себя в том, что двухнедельный тур по романтическим нагорьям и низменностям Шотландии – это именно то, что нужно. Тем более что стоимость тура была всего 999 долларов. Цена показалась приемлемой, а сама мысль о таком импульсивном поступке пугала. В общем, это действительно было то, что нужно, чтобы встряхнуться.
Следовало бы догадаться, что четырнадцать дней в Шотландии за тысячу долларов – это наверняка путешествие на автобусе в компании жизнерадостных пенсионеров. Но Гвен настолько обрадовалась возможности сбежать от пустоты и рутины, что с жадностью набросилась на карту маршрута, а о попутчиках практически не думала.
Тридцать восемь пенсионеров в возрасте от шестидесяти двух до восьмидесяти девяти лет болтали, смеялись и с безграничным энтузиазмом встречали каждую новую деревню/паб/пивоварню. Гвен догадывалась, что по возвращении домой веселые старички начнут рассылать своим таким же пожилым, но менее удачливым друзьям открытки и рассказывать анекдоты. Интересно, будет ли среди историй о достопримечательностях рассказ о двадцатипятилетней девственнице, которая ехала с ними в одном автобусе? Девственнице, колючей, как дикобраз, и настолько глупой, что она решила бросить курить, отправившись в первый настоящий отпуск и одновременно пытаясь найти того, кто избавит ее от девственности?
Гвен вздохнула. Попутчики были милыми, но она ехала сюда не за этим. Ей хотелось страстного, умопомрачительного секса. Просто секса, дикого, грязного, жаркого, потного, после которого не остается лишних мыслей.
В последнее время ей хотелось того, чему она не могла подобрать названия, чего-то, не дававшего ей покоя во время просмотра «Десятого королевства» или ее любимой истории о непростой любви – «Леди-ястреб». Если бы мама Гвен, известный доктор физики Элизабет Кэссиди, была жива, она сказала бы дочери, что в той всего лишь проснулся генетически заложенный зов природы.
Гвен, следовавшая по стопам матери, изучала физику, занималась исследованиями в корпорации «Тритон», получила докторскую степень (все это – до того как Великое Восстание Против Судьбы забросило ее в страховую компанию). В дни, когда расчеты выплат по страховым обязательствам захлестывали ее с головой, Гвен задумывалась о том, что мама могла быть не права и не все в жизни можно объяснить генетической программой и научными методами…
Девушка отправила в рот подушечку жевательной резинки и уставилась в окно. В этом автобусе ей не найти своего черрипикера. В деревнях, попадавшихся на пути, тоже вряд ли представится такая возможность. Нужно что-то делать, и быстро, иначе она рискует вернуться домой в том же состоянии, в каком уезжала. Честно говоря, эта мысль пугала Гвен куда больше, чем перспектива соблазнять мужчину, которого она впервые видит.
Автобус резко затормозил, Гвен бросило вперед. Девушка ударилась губой о металлическую ручку на переднем сиденье. Бросив взбешенный взгляд на толстого водителя, Гвен задумалась о том, почему престарелые туристы ни разу не пострадали от резкой остановки. Может, они просто более осторожны, потому что помнят о своих хрупких костях? Или удобнее устраиваются на сиденьях? А может, они сговорились со старым толстым водителем? Гвен полезла в рюкзак за новым компакт-диском, прекрасно понимая, что нижняя губа опухнет от удара.
«Ну, может, мужчины найдут это привлекательным», – подумала она, выпячивая губу и покорно направляясь вслед за Бертом и Беатрис. Снаружи их поджидало прекрасное солнечное утро. Припухшие губы… Мужчины ведь на них ведутся, верно?
– Я не могу, Берт, – сказала Гвен, когда вежливый попутчик подхватил ее под руку, и добавила, извиняясь: – Мне нужно немного побыть в одиночестве.
– У тебя губа напухла, милая, – нахмурился Берт. – Разве ты не пристегивалась? Ты точно в порядке?
Гвен проигнорировала два первых вопроса.
– Я в порядке. Просто хочу немного пройтись и собраться с мыслями, – ответила она, стараясь не замечать внимательного взгляда Беатрис.
Последняя следила за Гвен с видом женщины, вырастившей не одну дочь. Беатрис уверенно подтолкнула Берта к лестнице отеля.
– Иди, Берти, – сказала она мужу. – А нам, девочкам, нужно немного пошептаться.
Когда Берт исчез за дверью старомодного отеля с соломенной крышей, Беатрис подвела Гвен к каменной скамейке и заставила сесть.
– Гвен Кэссиди, ты найдешь своего мужчину, – произнесла женщина.
Глаза Гвен расширились от удивления.
– Откуда вы знаете, что я его ищу?
Беатрис улыбнулась, от уголков васильковых глаз разбежались морщинки.
– Послушай старую Беатрис, милая: отбрось предрассудки. Если бы я в твоем возрасте выглядела, как ты, я бы трясла своей бом-бом везде, где только можно.
– Бом-бом? – Брови Гвен непроизвольно поползли вверх.
– Петунией, дорогая. Пышкой, попкой, задницей, – подмигнула ей Беатрис. – Отправляйся гулять и найди себе подходящего мужчину. И не позволяй нам, старикам, портить тебе отдых. Старые перечницы вроде нас тебе не компания. Тебе нужен молодой сногсшибательный парень, такой, который не только сшибет тебя с ног, но и не позволит сразу подняться.
– Но я не могу найти себе парня, Беатрис. – Гвен раздраженно фыркнула. – Вот уже несколько месяцев я ищу себе черрипикера…
– Черри… о! – Плечи Беатрис, обтянутые розовой пушистой кофточкой, затряслись от сдерживаемого смеха.
Гвен моргнула.
– О Господи… Как я вообще могла произнести это вслух?! Я просто… привыкла мысленно называть его черрипикером, потому что я наверняка самая старая из живущих ныне…
– Девственниц, – помогла ей Беатрис, снова рассмеявшись.
– Угу.
– Разве у такой красивой девушки нет парня, который остался дома?
Гвен вздохнула.
– За прошедшие шесть месяцев я встречалась с уймой парней… – Она запнулась.
Родители Гвен, довольно известные люди, возвращаясь с конференции в Гонконге, погибли в авиакатастрофе. С тех пор она превратилась в автомат для свиданий. Единственная родственница, бабушка по отцу, при всем желании не могла бы узнать Гвен. У бабушки была болезнь Альцгеймера. В последнее время Гвен чувствовала себя последней из могикан. Она словно бродила по миру в надежде найти место, которое сможет назвать своим домом.
– И? – напомнила о себе Беатрис.
– И я все еще девственница не потому, что стараюсь ею оставаться, – угрюмо ответила Гвен. – Я не могу найти мужчину, который бы мне понравился, и начинаю думать, что проблема во мне, а не в них. Может, я слишком многого от них жду. Может, стараюсь найти то, чего вообще не существует, – озвучила она свой тайный страх.
Вполне возможно, что большая любовь – всего лишь сказка. За последние несколько месяцев Гвен сотни раз целовалась и при этом ни разу не ощутила даже проблеска страсти. Да и между ее родителями наверняка не было страстной любви. Действительность наводила на мысль о том, что такая любовь существует лишь в кино и книгах.
– Ох, милая, не думай так! – воскликнула Беатрис. – Ты слишком молода и красива, чтобы терять надежду. И понятия не имеешь, когда на горизонте появится мистер Тот, Кто Нужно. Вот посмотри на меня, – добавила она с пренебрежительным смешком. – Старая, толстая, в рейтинге популярности у мужчин мое место – сразу за вдовами. Я много лет провела в одиночестве, а в одно прекрасное утро Берти солнышком вкатился в маленькое кафе на Элм-стрит, где я с подругами обычно завтракала по вторникам. Я тут же влюбилась по уши, и шансов справиться с этим у меня было не больше, чем у толстой леди из цирка – влезть в узенькие стринги. Я стала мечтательной, как девчонка, сделала прическу и… – Беатрис покраснела, – даже прикупила пару вещичек в магазине «Victoria's Secret».
Она понизила голос и подмигнула.
– Знаешь, когда на уме штучки-дрючки, респектабельные белые трусы и лифчики тебе уже не годятся. И ты вдруг оказываешься в магазине, где выбираешь себе розовое, сиреневое, лимонно-зеленое и прочее белье.
Гвен прочистила горло и заерзала на скамье, надеясь, что лифчик цвета лилии не очень выделяется под ее белым топом. Но Беатрис не обратила на это внимания, продолжая:
– И вот что я тебе скажу. Берти оказался совсем не таким, каким я представляла себе идеального мужчину. Я всегда думала, что люблю только простых, честных, работящих. И мне в страшном сне не могло присниться, что я свяжусь с таким опасным типом, как Берти. – Улыбка Беатрис стала нежной, мечтательной. – Он тридцать лет проработал в ЦРУ, прежде чем уйти в отставку. Тебе стоит послушать парочку его историй. Они пробирают до костей, честное слово.
Гвен вскрикнула:
– Берти служил в ЦРУ?! Душка Берти?
– Не суди о содержимом по подарочной упаковке, милая. – Беатрис погладила девушку по щеке и добавила: – И не спеши сдаваться, Гвен. Найди мужчину, который достоин тебя. Найди мужчину, которому ты сможешь довериться в трудную минуту, с которым сможешь спорить при необходимости, от прикосновения которого будешь просто гореть.
– Гореть? – с сомнением повторила Гвен.
– Поверь мне. Когда ты его встретишь, ты не ошибешься. – Беатрис сияла, лукаво улыбаясь. – Ты это почувствуешь. И не сможешь этому противиться.
Довольная Беатрис поцеловала Гвен в щеку, оставив отпечаток розовой помады, встала, одернула свитер и исчезла в фойе отеля. Гвен задумчиво следила за тем, как она шагает.
Беатрис Харди, шестьдесят девять лет и добрых двадцать килограммов лишнего веса, шагала уверенно. Скользила с грацией женщины, которая вдвое тоньше, и крутила полной попкой с таким задором, как будто была вдвое моложе. Она шагала так, словно была красавицей.
«Который достоин тебя».
Ха! Гвен Кэссиди устроил бы любой, кто способен на что-то без виагры.
Гвен вскарабкалась на вершину небольшой горы и остановилась отдохнуть. Узнав, что в свою комнату отеля она не попадет до пяти часов вечера, и решив избавиться от соблазна рвануть в ближайший магазин и купить пачку это-слово-мы-больше-не-курим… ой, то есть не произносим, Гвен схватила рюкзачок, яблоко и отправилась исследовать холмы на предмет самого красивого вида. Холмы над озером Лох-Несс то и дело сменялись скалами. Та, на которую взобралась Гвен, возвышалась над озером на добрых пятьсот метров. Крутые склоны и острые зубцы казались труднопреодолимыми, но после спертого воздуха автобусного салона физические усилия были только в радость.
Шотландия была прекрасна, Гвен не могла этого отрицать. Девушка осторожно обогнула заросли боярышника, окруженного колючим чертополохом, остановилась полюбоваться ярко-красными гроздьями рябины и пнула несколько шипастых конских каштанов, которые упали на землю, намекая о скорой осени. Сквозь сплетение ветвей она любовалась вересковой пустошью, окрасившей склоны холма фиолетово-розовым и лиловым цветами. На небольшой полянке Гвен вспугнула маленькую лань и сама испугалась неожиданного чуда.
Чем выше девушка взбиралась, тем легче становилось у нее на душе. Луга и поросшие лесом склоны дышали покоем. Далеко внизу осталось озеро Лох-Несс, двадцать четыре мили в длину и почти миля в ширину. В некоторых местах глубина этого озера достигала тысячи футов. Так, по крайней мере, сообщала брошюрка, от нечего делать прочитанная в автобусе. В той же брошюрке говорилось, что озеро никогда не замерзает благодаря торфянистым берегам и повышенной кислотности воды. Лох-Несс казалось огромным серебряным зеркалом, в котором отражается безоблачное небо. Солнце стояло почти в зените, напоминая о скором обеде и ласково поглаживая кожу. Впервые за несколько дней было так тепло, и Гвен решила этим воспользоваться.
Выбрав плоскую скалу, девушка растянулась на ней, нежась под солнечными лучами. По расписанию тура ее группе предстояло торчать в отеле до половины восьмого завтрашнего утра, так что можно было, не спеша и не беспокоясь, насладиться природой, прежде чем возвращаться в душный ад на колесах. Гвен очень нравилось здесь: никаких телефонных звонков, никаких клиентов с истеричными претензиями, никаких долгожителей, сующих нос не в свое дело.
Гвен знала, что о ней болтают; старики болтали обо всем. Наверное, старались наверстать упущенное, и за все те случаи в молодости, когда приходилось держать язык за зубами, эти ребята отыгрывались на пенсии. Гвен поймала себя на том, что ей нравится такая перспектива. Приятно для разнообразия получить возможность высказать то, что думаешь. А что бы ты сказала, Гвен?
– Я одинока, – тихонько пробормотала она. – Я бы сказала: я одинока и мне до чертиков надоело притворяться, что у меня все хорошо.
Как бы ей хотелось, чтобы произошло что-то необычное, захватывающее!
Но, как выяснилось, если она сама пыталась устроить себе это захватывающее, дело заканчивалось автобусом с веселыми старичками. Может, стоит наконец смириться с тем, что ей предначертана одинокая, скучная и ничем не примечательная жизнь?
Прикрыв глаза от яркого солнца, Гвен потянулась за рюкзаком, чтобы достать солнцезащитные очки, но не рассчитала и столкнула рюкзак со скалы. Послышался стук потревоженных камешков, затем последовало несколько секунд тишины и наконец – мягкий удар. Заправив челку за ухо, Гвен села и взглянула туда, куда улетел рюкзак. И с ужасом поняла, что он не только свалился со скалы, но и угодил в довольно глубокую и узкую расщелину.
Подойдя к самому краю, Гвен внимательно осмотрела склон. В рюкзаке остались ее пластыри, а пережить без них отказ от сами-знаете-чего было просто немыслимо. Прикинув, что до рюкзака не больше десяти метров, она решила, что вполне справится с задачей.
Все равно у нее нет другого выхода: ей нужен этот чертов рюкзак.
Спустившись, Гвен начала осторожно нащупывать опору для ног. Туристические ботинки с рифленой подошвой чудесно подходили для спуска, но камни впивались в голые икры, и Гвен пожалела, что утром не надела джинсы вместо любимых коротких шорт цвета хаки (шорты от «Аберкромби и Фитч» были последним писком моды). Белый кружевной топ не стеснял движений, а вот джинсовая куртка, повязанная вокруг талии, сползала и мешала. Гвен сняла ее и бросила вниз: перед подъемом куртку можно будет засунуть в рюкзак.
Спуск оказался медленным и трудным, но половина ее жизни была в этом рюкзаке – и, возможно, лучшая половина. Косметика, расческа, зубная паста, флосс, сменные трусики и множество необходимых мелочей, которые она всегда держала при себе на случай, если основной багаж потеряется. «Ох, да признайся, Гвен, – подумала она, – ты прекрасно проживешь и без этого рюкзака».
Солнечный луч лег ей на плечи. Гвен стало жарко. Кажется, солнце светило прямо в эту чертову дыру. Получасом раньше или позже ей не пришлось бы потеть от жары.
Внизу она поскользнулась и сшибла рюкзак на самое дно. Покосившись вверх, на ярко светившее солнце, Гвен пробормотала:
– Я, знаешь ли, пытаюсь бросить курить, так что, Боженька, можешь не стесняться и помочь мне.
Преодолев последние метры, она ступила на дно расщелины. Ну вот, она справилась. Здесь почти нет места, чтобы развернуться, зато она добралась, куда надо. Согнув колено, Гвен подняла сброшенную куртку и осторожно потянулась к лямкам рюкзака.
Земля под ее ногами осела так быстро и неожиданно, что Гвен успела только удивленно вдохнуть и тут же полетела вниз вместе с осыпающимся дном расщелины. Последовало несколько жутких секунд свободного падения, а затем сильный удар выбил весь воздух из ее легких.
Не успела Гвен вдохнуть, как сверху посыпался дождь из земли и камней. Завершающим штрихом оказался рюкзак, больно стукнувший ее по плечу и укатившийся в темноту. Наконец Гвен смогла вдохнуть, выплюнуть пыль и попавшие в рот волосы и мысленно оценить свое состояние, прежде чем попытаться встать.
При падении она ударилась так сильно, что, казалось, все тело теперь покрыто синяками. Руки были содраны до крови: Гвен бессознательно старалась удержаться от падения и хваталась за острые камни. К счастью, переломов, похоже, не было.
Девушка очень осторожно повернула голову и взглянула вверх, на дыру, через которую упала. Упрямый солнечный луч проникал и сюда.
«Я не стану паниковать». Дыра была невероятно высоко. А что еще хуже, по пути сюда Гвен не увидела на склонах ни одного человека. Она может кричать, пока не сорвет себе голос, но никто ее не услышит.
В шаге от освещенного пятачка тени переходили в полную темноту, из которой доносилось отдаленное капанье воды. Все понятно, она угодила в подземную каверну. Но в брошюре ничего не говорилось о кавернах возле озера Лох-Несс…
Все мысли внезапно исчезли, когда Гвен осознала, что лежит не на земле и не на камне. Ошеломленная внезапным падением, она решила, что упала на твердый пол. Но поверхность, хоть и была твердой, при этом не была холодной. Она оказалась отчетливо теплой. А учитывая, что солнечные лучи проникли сюда только вместе с Гвен, что может быть теплым в подземной пещере? Сглотнув, девушка постаралась не двигаться и определить, на чем лежит, не глядя на это «что-то».
Она осторожно двинула бедром. Поверхность под ней поддалась, но не так, как поддалась бы мягкая земля. «Меня сейчас стошнит, – подумала Гвен. – Это похоже на человека».
Неужели она упала в древнюю погребальную камеру? Но если так, здесь ведь должны быть только кости… Пока она рассуждала, солнце достигло зенита и сияющий столб света накрыл ее и то, на чем она лежала.
Собрав всю свою волю в кулак, Гвен заставила себя посмотреть вниз. И закричала.