Пролог
Шотландия
1 февраля 1513
Аромат жасмина и сандалового дерева плыл среди рябин. Над ветками, усеянными росой, одинокая чайка незаметно проскользнула над затуманенным берегом и воспарила ввысь, над освященными утренним рассветом белыми песками Морара. Бирюзовые волны накатывали, мерцая прохладными хвостами сирен, на алебастровый берег.
Элегантный королевский двор Туата Дэ Данаан пестрел буйной зеленью. Лёгкие экипажи, искрящиеся алым и лимонным цветом, усыпали полумесяцем покрытый травой холм вокруг помоста.
«Говорят, он даже красивее тебя», обратилась Королева к лениво развалившемуся мужчине у подножия её помоста.
«Невозможно», его притворный смех зазвенел как хрустальный звон на ветру.
«Говорят, что его спокойная мужественность такова, что и жеребец ему позавидует», Королева скользнула взглядом из-под полуприкрытых век по своим восторженным подданным.
«Скорее уж мышь», презрительно усмехнулся мужчина у её ног. Элегантные пальцы указали в воздух, и в тумане раздались смешки.
«А в полную силу она крадёт разум женщин, забирает у них души», Королева прикрыла глаза, охваченные радужным огнём озорных мыслей. Ах, как легко спровоцировать моих мужчин! Мужчина закатил глаза, и презрение отразилось на его высокомерном профиле. Он скрестил ноги в лодыжках и устремил свой пристальный взгляд в море.
Но Королеву не обмануть. Мужчина у её ног был слишком тщеславен и далеко не так непроницаем к её уколам, как хотел показать.
«Ну же, не зли его», предостерёг Король Финб`аэра. «Ты же знаешь, каким он может быть дураком, если ранить его эго». Он нежно похлопал по её руке. «Ты его уже достаточно подразнила»
Королева задумчиво прищурила глаза. Быстро подумав, она удержала своё мстительное настроение. Расчётливый взгляд на мужчин вернул к мысли о подслушанном ею их разговоре в мучительных подробностях поздно прошлым вечером.
Вещи, о которых они говорили, были непростительны. Королева не была женщиной для сравнения и уж тем более, если это сравнение с другой не в её пользу. Она незаметно поджала губы. Её изысканно тонкая рука сжалась в кулак. Она тщательно продумала свою следующую фразу.
«Но я обнаружила, что всё, что они говорят, правда», промурлыкала Королева.
Её утверждение повисло в тишине непризнанным, ибо было слишком жестоким, чтобы придать ему лоск. Король рядом и мужчина у её ног резко вскочили. Она уже подумывала о том, что её намёк оказался недостаточно болезненным, как оба мужчины в унисон заглотили её наживку. «Кто этот мужчина?»
Наслаждаясь мужской ревностью, Королева Эльфов Эобил спрятала удовлетворённую улыбку за деликатным зевком. «Они называют его Ястребом».
Глава 1
Шотландия
1апреля 1513
Сидхи Джеймс Лион Дуглас, третий граф Далкейта бесшумно ступал по полу. Капельки воды струйками стекали с его мокрых волос по широкой груди и собирались в ручеёк меж стальных мускул его живота. Лунный свет слабо мерцал через открытое окно, отбрасывая серебристый отблеск на его бронзовой коже и создавая иллюзию, что он был отлит из расплавленной стали.
Вода в бадье уже стала холодной и была забыта. Как и женщина в его постели. И она знала это.
И ей это нисколечко не нравилось.
Слишком красив для меня,подумала Эсмерельда. Среди святых, мужчина был ядом; и долгожданным прохладным глотком, и единственным лекарством от этой отравы было его тело. Она подумала о тех вещах, что сделала, чтобы завоевать его, разделить с ним постель, и – Господи прости её – о тех вещах, что сделает, чтобы остаться.
Она почти ненавидела его за это. И ненавидела себя за это тоже. Он должен быть моим, подумала она. Она смотрела, как он бесшумно подходит к окну, открывающемуся муж двух гранитных колонн, что соединяются высокой аркой в двадцати футах над её головой. Эсмерельда презрительно улыбнулась его спине. Глупый – так незащищено и открыто стоять к ней спиной – или высокомерный. И что с того, что она лежит на массивной кровати, уставившись сквозь розовую арку в бархатное небо, усыпанное сверкающими звёздами?
Вот таким она застала его этой ночью, когда он мощно двигался в ней, пробуждая этот бесконечный голод в её крови, который только его твердо-каменная мужественность могла утолить. Она стонала под ним в величайшем экстазе, какого ещё ни разу не испытывала в своей жизни, а он вот так и смотрел в окно, будто с ним никого и не было.
Он считал звёзды?
Про себя напевал непристойные песенки, чтобы не свалиться на неё и не заснуть?
Она потеряла его.
Нет, поклялась себе Эсмерельда, она никогда его не потеряет.
«Хоук?»
«Хммм?»
Она разгладила лавандовый шёлк простыни дрожащими пальцами. «Возвращайся в постель, Хоук»
«Мне не спокойно этой ночью, милая», сказал он, играя толстым стеблем бледно-голубого цветка, росистыми лепестками которого он осыпал её шелковистую кожу полчаса ранее.
Эсмеральда содрогнулась от этой открыто бурлящей энергии, что осталась в нём. Вялая и полностью удовлетворённая, она видела, что его тело, от головы до кончиков пальцев, звенит этой нерастраченной силой. Какой же женщиной надо быть – или сколько их надо – чтобы оставить этого мужчину в сладком полудремотном удовлетворении?
Более женщин, чем она, и Бог знает, как это её ранило.
Оставляла ли её сестра его более сытым? Её сестра, что согревала его постель, пока Зэлди не нашла способ занять её место.
«Я лучше, чем моя сестра?» Слова слетели с её губ раньше, чем она смогла их удержать. Она прикусила губу, тревожно ожидая ответа.
Её слова оттянули его затуманенный взгляд от звёздной ночи, и он скользнул сквозь простор спальни и остановился на страстной черноволосой цыганке. «Эсмеральда…», мягко он проворчал.
«Я лучше?», её хриплое контральто взлетело до строптивого визга.
Он вздохнул. «Мы уже говорили об этом…»
«И ты мне не ответил».
«Перестань себя сравнивать, милая. Ты знаешь, это глупо…»
«Как я могу не сравнивать, если у тебя их сотня, нет, тысяча, чтобы сделать это, даже моя собственная сестра?» Её ровные брови нахмурились в сердитом взгляде над её вспыхнувшими огнём глазами.
Его смех раскатился по комнате. «А со сколькими меня сравниваешь ты, прекрасная Эсмерельда?»
«Моя сестра не могла быть так хороша, как я. Она была почти девственницей». Она выплёвывала эти слова почти с отвращением. Жизнь была слишком непредсказуемой, чтобы девственность могла обладать хоть какой-либо ценностью у её народа. Страсть, во всех её проявлениях, имела куда большее значение в Римской культуре.
Он поднял руку предупреждая: «Хватит». Ядовитые слова обвинений падали быстро и гневно на единственного мужчину, который смог заставить петь её языческую кровь и унять безмерную тоску меж её бёдер. Уже много вечеров подряд.
Он терпел её гнев молча, и, когда её язык успокоился, повернулся снова к своему окну. Одинокий волчий вой прорезал ночную тишину, и она отчётливо услышала ответный вопль внутри себя. Она знала, молчание Хоука – это его прощание с ней. Пронзённая этим унижением и отказом, она легла дрожа на его постель – постель, в которую, как она уже знала, её больше не позовут.
Она бы убила за него.
Именно это она и имела ввиду, минутами позже бросившись на него с серебряным стилетом, схваченным ею со столика у кровати. Эсмерельда возможно и покинула бы его, не бросив клятвы об отмщении, если бы он хотя бы удивился. Мгновенно встревожился. Или хотя бы огорчился.
Ни одной из этих эмоций он не показал. Его прекрасное лицо осветилось смехом, когда он, без усилия крутанувшись, схватил её руку, и выбитый стилет полетел в открытое окно.
Он смеялся.
И она прокляла его. И всех, кто будет после него.
А когда он закрыл ей рот поцелуями, она проклинала его сквозь стиснутые зубы, даже если её вероломное тело таяло от его прикосновений. Мужчина не должен быть таким красивым. Таким недостижимым. И таким чертовски бесстрашным.
Ни один мужчина не может отвергнуть Эсмерельду. Но он сделал это с ней, а она – нет. И никогда не сможет.
«Это не твоя вина», сказал Гримм. Они уселись на вымощенной терассе Далкейта, прихлёбывая портвейн и покуривая ввезённый табак в чисто мужской компании.
Сидхи Джеймс Лион Дуглас потёр свой безупречный подбородок своей прекрасной рукой, раздражённый лёгкой щетиной, которая всегда появлялась уже спустя несколько часов после бритья.
«Я только не понимаю, Гримм. Я думал, что ей было хорошо со мной. Зачем ей понадобилось меня убивать?»
Гримм изогнул бровь. «Что ты делаешь с девицами в постели, Хоук?»
«Я даю им то, чего они хотят. Фантазию. Моё всегда готовое тело и кровь готовы выполнить любую их прихоть».
«А как ты узнаёшь их фантазии?» изумился вслух Гримм.
Граф Далкейта мягко засмеялся с тем страстным рокочущим урчаньем, которое, как он знал, сводило с ума женщин. «Ах, Гримм, тебе всего лишь надо слушать их всем свом телом. Она говорит тебе о своих желаниях глазами, зная об этом или же и не подозревая. Она ведёт тебя своими тихими стонами. Нежным движением тела она тебе говорит, хочет она тебя сзади или сверху между своих пышных форм. Чтобы ты входил с нежностью или с силой; желает она в тебе нежного любовника или ищет зверя. Хочет, чтобы её губы целовали или жадно пожирали подобно дикарю. Нравится, чтобы её груди…»
«Картина ясна», прервал Гримм, с трудом сглатывая. Он смущённо поёрзал в кресле и скрестил ноги. Скрестил их заново и оттянул килт. Ещё раз скрестил и вздохнул. «А Эсмерельда? Её фантазии ты понимаешь?»
«Даже слишком хорошо. Одна из них это быть Леди Хоук».
«Она должна понимать, что этому не бывать, Хоук. Все знают, что ты уже почти женат с тех пор, как Король Джеймс издал указ о твоей помолвке».
«И почти погиб. И не хочу об этом говорить».
«Время бежит быстро, Хоук. И тебе не просто придётся об этом говорить, но и ещё кое-что – например, съездить за своей невестой. Срок почти истёк. Или ты не волнуешься об этом?»
Хоук бросил на Гримма разъярённый взгляд.
«Всего лишь пытаюсь. Осталось каких-то жалких две недели, помнишь?»
Хоук бросил пристальный взгляд на прозрачное ночное небо, усыпанное сверкающими звёздами. «Как могу я забыть?»
«Ты, правда, считаешь, что Джеймс осуществит все свои угрозы, если ты не женишься на девице Комин?»
«Абсолютно», ровно сказал Хоук.
«Я только не понимаю, почему он тебя так сильно ненавидит».
Сардоническая ухмылка скользнула по лицу Хоука. Он знал, почему Джеймс ненавидел его. Тридцать лет назад родители Хоука унизили его тщеславную душёнку. И так как отец умер до того, как Джеймс смог бы ему отомстить, его гневный взгляд обратился на Хоука.
Долгих пятнадцать лет Джеймс контролировал каждую минуту его жизни. За пару дней до завершения его службы, Джеймс изобрёл план как и дальше влиять на его жизнь. Согласно королевскому указу, Хоук был обязан жениться на девице, которую он не знал и не хотел. Старая дева-отшельница, по слухам была довольно страшна и, несомненно, не в своём уме. Таков был хитроумный приговор Короля Джеймса. «Кому постичь глубины умов королей, мой друг?», ловко избежал ответа Хоук, четко поставив точку в их беседе.
Мужчины какое-то время провели в тишине, оба думая о разных причинах, уставившись в бархатное небо. Филин тихо ухнул в саду. Сверчки исполняли свой чудный концерт, отдавая сумеречную дань Далкейту. Звёзды пульсировали и приглушённо мерцали на иссиня-черном ночном балдахине.
«Смотри. Одна падает. Туда, Хоук. Что ты загадаешь?» Гримм указал на белое пятнышко, оставившее молочный хвостик от своего сверкающего отпечатка.
«Эсмерельда говорит, что если загадаешь желание до того, как упадёт звезда, оно обязательно исполнится».
«Ты загадал прямо сейчас?»
«Пустой разговор», засмеялся Хоук. «Глупые романтические бредни для мечтательных девиц». Конечно, он загадал. Каждый раз, когда видит падающую звезду. Всегда одно и то же желание. В конце концов, время уже близко.
«Хорошо, я попытаюсь», Гримм проворчал, не обращая внимание на насмешки Хоука. «Я желаю…»
«Давай, Гримм. Какое у тебя желание?» заинтересованно полюбопытствовал Хоук.
«Тебя это не касается. Ты всё равно не веришь».
«Я? Вечный романтик, очаровывающий легионы своей поэзией и обольщением – и не верить во все эти милые женские штучки?»
Гримм выстрелил в друга предостерегающим взглядом. «Осторожно, Хоук. Смейся над ними на свой риск. Как-нибудь разозлишь девицу. И не будешь знать, что с этим делать. Правда, пока они только падают от твоих искусных улыбок…»
«Ты имеешь ввиду вот эту». Хоук изогнул бровь и сверкнул улыбкой, завершив её томно прикрытыми глазами, обещающими много всего той, которая получала её. Говорила девушке о том, что она одна единственная в его сердце, в котором есть место только для неё – и не важно, кто был в руках Хоука в тот момент.
Гримм потряс головой в насмешливом отвращении. «Практикуешься. Ну да, ты должен. Давай, признай это».
«Конечно. Это работает. Хочешь попрактиковаться?»
«Бабник»
«Агм», согласился Хоук. «Ты хоть помнишь, как их звали?»
«Все пять тысяч». Хоук спрятал оскал зубов за глотком портвейна.
«Мерзавец. Распутник».
«Негодяй. Бродяга. Хам. Ах, есть ещё одно хорошее словце: сластолюбец», любезно добавил Хоук.
«Почему они не видят тебя насквозь?»
Хоук пожал плечами. «Им нравится то, что они получают от меня. Есть уйма голодных девиц вокруг. Не могу, по совести, от них отвернуться. Это меня будет беспокоить».
«Кажется, я понимаю, какую именно твою голову это тревожит», сухо заметил Гримм. «И однажды ты заработаешь на неё кучу неприятностей».
«Что ты загадал, Гримм?» Хоук пренебрег этим предостережением с тем бесшабашным видом, который был всегда у него, как только дело касалось женщин.
Медленная улыбка скользнула по лицу Грима. «Девушку, которая не захочет тебя. Великолепную красотку, которой хватит ума и мудрости, чтоб дать тебе пинка под зад. С прекрасным лицом и потрясающим телом, и великолепным «НЕТ» для тебя на чудесных губках, о мой совершенный друг. И желаю лицезреть эту битву».
Хоук элегантно улыбнулся. «Не бывать этому»
******
Лёгкий порыв ветра сладко прошуршал по верхушкам сосен и бриз с запахом жасмина и сандалового дерева принёс далёкий голос. Затем он произнёс слова с лёгкой насмешкой, что никто из мужчин не услышал. «Думаю, это можно устроить».
0
