Пролог
Голоса не оставят его в покое.
Как и ночные кошмары.
Он сбросил с себя одеяла и вскочил с кровати. Полная луна светила достаточно ярко для того, чтобы дойти до раковины в ванной комнате, не включая свет.
Он тщательно избегал того, чтобы посмотреться в зеркало, но чувствовал своё призрачное отражение, когда на ощупь искал чашку. Он открыл кран и выпил три чашки воды, одновременно и удивляясь тому, что его так мучила жажда, и …нет.
Последнее время ему постоянно хотелось пить.
Жажда была частью изменений, произошедших с ним.
Он умывался холодной водой снова и снова, не заботясь о беспорядке, который создавал. Умываясь в третий раз, он понял, что плачет.
Плакса. Бесхребетный трус.
«Неправда», – испуганно произнёс он, снова умываясь.
Ты боишься. Так сильно, что сейчас уписаешься.
Неосознанно, он сжал бёдра. «Я не боюсь. Я могу это сделать. Я же сказал, что могу».
Тогда сделай это.
Он оцепенел и согнулся над раковиной. Вода капала с его рук.
«Сейчас?»
Сейчас.
«Но…оно ещё не готово. Если я сделаю это сейчас…»
Трус. Я должен был знать, что ты с этим не справишься, что ты меня подведёшь.
Он медленно выпрямился, в этом раз сознательно вглядываясь в тусклое зеркало. Даже при лунном свете он мог разобрать лишь неясные очертания головы, расплывшиеся по зеркалу, как тёмное пятно, и слабый блеск глаз.
Мрачный силуэт незнакомца.
Какой у меня был выбор?
Просто посмотри на себя. Плакса. Бесхребетный трус. Ты никогда не станешь настоящим мужчиной, ведь так?
Он почувствовал, как вода стекает по его подбородку. Возможно, это даже были остатки его слёз. Он вдохнул настолько глубоко, что у него заболела грудная клетка, затем медленно выдохнул.
Наверное, ты навсегда останешься трусом …
«Я готов», – произнёс он. «Я готов это сделать».
Я тебе не верю.
Он выключил кран и вышел из ванной, чтобы вернуться в спальню. Лунный свет заливал комнату сквозь большое окно, освещая небольшой чемодан. Встав на колени, он осторожно открыл его.
Поднятая крышка мешала прохождению лунного света, но для того, что он собирался сделать, освещение было и не нужно. Протянув руку внутрь, он позволил пальцам осторожно обследовать содержимое чемодана, до того момента, пока они не почувствовали холодную сталь. Он поднял нож и подержал его на свету, зачарованный блеском острого, как бритва, зубчатого лезвия.
«Я готов», – прошептал он. «Я готов убить её».
Голоса не оставят её в покое.
Как и ночные кошмары.
Она зашторила окно перед тем, как лечь спать, пытаясь скрыться от лунного света, но даже когда комната померкла во тьме, осталось ощущение огромной луны, излучающей застывший зловещий свет.
Она ненавидела полные луны.
Часы на её прикроватной тумбочке показывали пять утра. Горячие тяжёлые веки говорили о том, что ей действительно нужно попытаться снова заснуть, но шёпот голосов в её голове утверждал, что эта попытка будет безуспешной, по крайней мере, некоторое время.
Она оттолкнула от себя одеяла и выскользнула из постели. Ей не нужен был свет, чтобы дойти до кухни, но всё-таки пришлось включить его над кухонной плитой, чтобы не обжечься. Горячий шоколад – лучшее лекарство.
А если не подействует, то на самый экстренный случай как раз для таких ночей как эта, у неё есть бутылка виски в буфете. Вероятно, на две третьих пустая.
У неё бывали ночи, как эта. В прошлом году особенно часто.
Она взяла нужные продукты и начала греть молоко, медленно помешивая его, чтобы не сбежало. Пока молоко грелось, она добавляла шоколадный сироп, – это был её любимый рецепт приготовления горячего шоколада. Прислушиваясь к тишине дома, когда никакие другие звуки не отвлекали её, тяжело было заставить свои мысли умолкнуть. Она не хотела слышать шёпот, но всё-таки улавливала некоторые слова из подслушанного разговора. Она знала, что ей бы стоило прислушаться более внимательно, потому что разговор был о ней.
Конечно, некоторые люди назвали бы это паранойей. И называли. И как минимум на половину, они были правы.
Но только на половину.
Она устала. С каждым разом становилось всё труднее приходить в норму. Возвращать физические силы. Исцелять разум.
Если бы у неё была антенна, она бы выключила настройку на волну голосов до завтра. Или до послезавтра.
Горячий шоколад был готов. Она выключила газ и налила дымящуюся жидкость в кружку. Положив кастрюлю в мойку, она взяла свою чашку и понесла в направлении маленького круглого столика, расположенного в углу.
Когда она уже почти дошла, ей пришлось остановиться. Волна раскалённой боли возникла в её теле с внезапностью молнии. Кружка выскользнула из её рук и упала на пол, обрызгав её голые ноги горячим шоколадом.
Она едва ощущала эту боль.
Эта боль была ничем в сравнении с той другой болью.
Глаза закрылись. Утонув в вихре чужой агонии, она пыталась продолжить дышать, несмотря на удары, которые ломали кости и крошили лёгкие.
Она чувствовала вкус крови, пузырящейся во рту. Тёплая кровь пропитала блузку и начала стекать по рукам, когда она их подняла в жалкой попытке отразить атаку.
Я знаю, что ты сделала. Я знаю. Я знаю. Ты сука, я знаю, что ты сделала…
Она дернулась и закричала, когда удар, еще более сильный, чем все остальные, всадил зубчатый нож в ее грудь, проникая прямо в сердце по самую рукоятку с чудовищной силой.
Она нащупала чьи-то большие и сильные руки в перчатках, мокрые от крови. Руки мгновенно исчезли, когда она слабо взялась за рукоятку ножа, пронзившего её сердце. Она почувствовала единственное отчаянное биение сердца. Горячая и густая кровь снова запузырилась во рту и вдруг всё закончилось
Почти закончилось.
Открыв глаза, она обнаружила, что стоит, склонившись над столом, и упирается о гладкую поверхность обеими руками, покрытыми кровью. Между ними её собственным почерком было выведено одно единственное кровавое слово:
ГАСТИНГС
Каждая клеточка её тела отзывалась болью. Она медленно выпрямилась, не убирая рук со стола. Кровь медленно бледнела, пока совсем не растворилась в воздухе. Её руки были чистыми.
Когда она снова взглянула на стол, на гладкой поверхности не осталось ни единого следа слова, написанного кровью.
«Гастингс» – прошептала она. «Вот дерьмо».
Глава 1
Гастингс, Южная Каролина
Понедельник, 9 июня
Рэйф Салливан выпрямился, вяло потягивая мышцы, охваченные судорогой, и тихонько проворчал:
– Вот дерьмо.
Полдень еще не наступил, а уже было жарко и влажно, солнце стояло почти в зените ясно-голубого неба, и Рэйф рассеянно пожалел, что его люди не натянули брезент, дающий хоть какую-то тень. Но теперь в усилиях не было нужды, еще полчаса, и здесь появится фургон коронера.
Тело, находившееся в неуклюжей позе у его ног, превратилось в кровавое месиво. Она лежала спине, с раскинутыми руками и ногами, в жалко незащищенной, уязвимой позе, что вызвало желание прикрыть ее, несмотря на наличие одежды. Стоял сильный запах меди. Когда-то белая, а теперь бледно-красная, залитая кровью блузка, была все еще влажной, несмотря на жару. Тонкая, весенняя, в цветочек юбка пропиталась кровью, обернулась вокруг бедер, но осталась целой, а краешек почти элегантно приподнялся выше колена.
Когда-то девушка была симпатичной. Теперь, хотя лицо и осталось практически нетронутым, симпатичной она больше не была. Изящные черты – искривлены, широко открытые глаза таращились, рот раскрылся в безмолвном крике. Вероятно у жертвы не осталось возможности или дыхания его издать. Ручейки крови сбегали по щекам от уголков раскрытых губ, смешиваясь с золотыми прядями длинных, светлых волос. Кровь стекала на землю вокруг.
Когда-то она была красавицей.
– Кажется, на сей раз, он по-настоящему вышел из себя, Шеф. Хотя напоминает первую жертву, я бы так сказала, – сухо заметила детектив Мэллори Бэк, явно не встревоженная этим кровавым зрелищем.
Рэйф посмотрел на нее, читая правду в сжатых губах и мрачных глазах. Но лишь добавил:
– Если не ошибаюсь, эта с ним боролась?
Мэллори заглянула записную книжку.
– Судмедэксперт, разумеется, составил только предварительный отчет, но он говорит, что девушка пыталась. Имеются защитные раны на руках жертвы, а также колотая рана на спине, которая вероятно, и была первой.
Посмотрев на тело, Рэйф ответил.
– В спину? Так что девушка пыталась повернуться, – или убежать, – от него, когда её ударили в первый раз. И, или он повернул ее, чтобы прикончить лицом к лицу, или она развернулась, чтобы бороться с ним.
– Похоже на то. И прошло это всего лишь несколько часов назад. Нам позвонили раньше, чем в других случаях. Судмедэксперт определил приблизительное время смерти: около половины шестого утра.
– Ужасно рано, чтобы просыпаться и куда-то выходить, – отметил Рэйф. – Калеб, как правило, открывает свой офис между половиной десятого и десятью часами. Она была его помощницей, верно?
– Верно. Помощница обычно приходила в офис около девяти. И сегодня вышла на улицу довольно рано. Чего я не понимаю, как это он умудрился завлечь ее настолько далеко от дороги. Здесь нет никаких признаков того, что ее тащили, и присутствует два вида отпечатков подошв, – кстати сказать, очень хорошо заметных, получается, она пришла вместе с ним. Я не Даниель Бун[1] , но судя по следам, жертва шла спокойно и легко, вовсе не боролась и не колебалась.
Рэйфу пришлось признать, что, в основном, земля вокруг была удивительно спокойной и нетронутой, даже принимая во внимание жестокость расправы с жертвой. И после прошедшего прошлой ночью дождя, все следы были прекрасно видны. Так что это место преступление, как и предыдущее, явно показывало, что же именно здесь произошло.
Судя по всему, двадцатишестилетняя Триша Кейн на рассвете вышла из своей машины на обочине обычно оживленной двухсторонней магистрали. А затем, принимая во внимание профиль ФБР, прошла вместе с каким-то мужчиной, около пятидесяти ярдов по лесу до поляны. И уже потом этот спутник ее убил.
Жестоко.
– Может быть, у него был пистолет, – предположил Рэйф, высказывая свои мысли вслух. – Или нож, чтобы она покорно дошла до этого места.
Мэллори нахмурилась.
– Если хочешь знать мое мнение, я бы сказала, что жертва не видела ножа. Пока они не дошли до этой поляны. В ту секунду, как она его заметила – попыталась убежать. И вот тогда он ее поймал.
Рэйф не знал почему, но думал он также.
– И преступник также нападал на двух других. Каким-то образом, он убеждал этих женщин выйти из машины и спокойно пойти вместе с ним в лес. Умных, находчивых женщин, которые, судя по всему, были слишком осторожны, чтобы позволить незнакомцу подобраться настолько близко.
– Это значит, что они были с ним знакомы.
– И все-таки, ты бы вышла из машины и прошла в лес с каким-то парнем? Особенно если ты знала, что две другие женщины не так давно были убиты при подобных обстоятельствах?
– Я нет. Но я – подозрительный коп, – покачала головой Мэллори.
– Всё-таки, что-то здесь не так. А как же машины? Все трое просто вышли из машин на обочинах оживленных магистралей, и пошли прочь от них. Оставили ключи в зажигании, Христа ради! Ведь теперь даже в небольших городках немногие так поступают. И мы даже не знаем, был ли он с ними, когда девушки останавливались, или он каким-то образом подстерег их и потом убедил прогуляться. На обочине нет никаких следов, лишь отвердевшая грязь и гравий.
– Может он поступает, как Банди[2] – делает вид, что ему нужна помощь.
– Может быть. Хотя я всё же считаю, что это работает лучше, если жертвы знали того, кто просит о помощи. Этот парень убивает знакомых людей. Я думаю, что составители психологического портрета убийцы правы в этом, шеф.
Со вздохом Рэйф ответил.
– Да, я тоже. Меня воротит от мысли, что этот ублюдок – местный, а не какой-то безумный незнакомец проездом оказавшийся в нашем городе. Но я не вижу другого способа объяснить, как он убеждает этих женщин пойти с ним.
– Если только он не представитель власти, которому они доверяли и слушались беспрекословно. Например, коп.
– О, черт, даже не думай об этом, – так быстро ответил Рэйф, что Мэллори поняла, такая возможность уже приходила ему в голову. 
Она бесцеремонно разглядывала его, пока Рейф хмуро смотрел на тело Триши Кейн. В тридцать шесть лет, за всю историю Гастингса он был самым молодым шефом полиции, правда с большим опытом работы в силах правопорядка, как в теории, так и на практике: никто не сомневался, что Рэйф Салливан достаточно квалифицирован для подобной должности.
Кроме, вероятно, самого Рэйфа, который был намного умнее, чем осознавал сам. 
Мэллори не раз задумывалась о том, не были ли сомнения в себе и своем мнении связаны с тем, как он выглядел. Рэйф не был уродлив, но, честно говоря, то, как он себя описывал – «головорез», вполне походило на правду. У Рэйфа было резкое, но достаточно спокойное лицо. Над глазами, такими темными, что люди под его взглядом испытывали неловкость, нависали тяжелые веки, а нос был сломан по крайней мере дважды. Шеф полиции обладал острой, упрямой челюстью, а высокие скулы безоговорочно свидетельствовали о кельтском происхождении.
Рэйф также был очень крупным, ощутимо сильным мужчиной, несколькими дюймами выше шести футов. Такого парня хорошо иметь на своей стороне независимо от того, по какой причине началась драка. Так что он определенно выглядел полицейским, и в форме и без нее. И в основном, он ходил в гражданском, так как ему совсем не нравились униформы, и он редко надевал свою. Но любого, Мэллори это поняла уже давно, кто считал, что Рэйф состоит лишь из мускулов без мозгов, или ожидал встретить плотного, жующего жвачку копа-южанина, рано или поздно ждал сюрприз.
Скорее всего – рано. Шеф вовсе не приветствовал дураков.
– Менее трех недель и у нас уже три убийства, – сказал Рэйф, его темные глаза не отрывались от тела под ногами. – И мы не приблизились к поимке этого ублюдка. Хуже того, официально теперь у нас на руках серийный убийца.
– Ты думаешь то же, что и я?
– Я думаю, что настало время громко звать на помощь.
Мэллори вздохнула.
– Да, именно об этом я подумала.
Квантико.
Изабелл Адамс постаралась, чтобы ее голос звучал настолько убедительно, насколько это было возможно, хорошо отрепетированные аргументы были очень впечатляющими, когда она говорила их самой себе, но когда Изабелл наконец замолчала, то не удивилась молчанию Бишопа.
Он стоял в профиль у окна, глядя на улицу. Из уважения к тому, что в настоящее время Бишоп находился на территории ФБР, то и оделся официальнее обычного, в костюм, великолепно подчеркивающий его темную привлекательность и мощное телосложение. Изабелл посмотрела на Миранду, сидевшую на столе Бишопа и лениво покачивающую ножкой. Еще более независимая, чем ее супруг, и испытывающая намного меньше почтения к ФБР во всех смыслах, она была одета в обычные джинсы и свитер, и привычная одежда не могла скрыть невероятную красоту и тело модели, кружившее головы мужчин, куда бы она не пошла.
Теперь Миранда смотрела на Бишопа очень настойчивым взглядом голубых глаз, явно ожидая, как и Изабелл, ответа. И Изабелл знала, что сейчас между супругами происходил разговор на уровне, при котором не нужно высказываться вслух. Каким бы не оказалось решение Бишопа, он выскажет его только после того, как точка зрения Миранды и ее рекомендации добавятся к его собственным. Хотя Бишоп был выше по званию, и в Бюро и в отделе, который он создал и руководил, никто не сомневался, его партнерство с Мирандой было равноправным во всех смыслах этого слова.
– Это плохая идея, – наконец сказал он.
Изабелл ответила.
– Я знаю все доводы против моей поездки.
– Неужели?
– Я просмотрела все материалы, присланные нам после второго убийства при запросе профиля убийцы шефом полиции. Я заходила в интернет, и прочла все статьи в местной газете. Я отлично чувствую город, и то что там происходит.
Миранда заметила.
– Внутри тебя пороховая бочка, ожидающая спичку.
Изабелл кивнула.
– Маленький город на грани паники. У них много веры в полицию, особенно в шефа, и хорошие возможности в медицине и судмедэкспертизе для маленького городка, но из-за последнего убийства все шарахаются от теней, и вкладывают деньги в охранные системы. И оружие.
Она помолчала, потом добавила.
– Три убийства, – в Гастингсе серийный убийца. И нет признаков того, что теперь он прекратит. Шеф Салливан только что официально запросил помощь ФБР, и он просит не только новый психологический портрет. Бишоп, я хочу поехать туда.
Бишоп наконец повернулся к ним лицом, но вместо того, чтобы вернуться к столу, прислонился к высокому подоконнику. Теперь стал виден шрам на его левой щеке, Изабелл работала в подразделении достаточно долго, чтобы понять, раз шрам побелел – Бишоп встревожен.
– Я знаю, о чем прошу, – сказала она спокойнее, чем обычно.
Бишоп взглянул на Миранду, которая немедленно посмотрела на Изабелл и сказала.
– По всем признакам, с этим убийцей местные органы правопорядка способны справиться с небольшой помощью извне. Может быть, им понадобиться люди для допроса, но именно внутренние знания поймают это животное, а не опыт чужака. Судя по психологическому портрету, он совсем обычный. Он местный. Убивает местных женщин, с которыми знаком, и обязательно совершит ошибку, скорее рано, а не поздно.
– Но это был не психологический портрет, составленный ООП, – заметила Изабелл. – Его составляли не мы.
– ООП не может разрабатывать все запросы по психологическим портретам, – терпеливо напомнил Бишоп. – У нас едва хватает людей, чтобы справиться с делами, которые нам поручают.
– Я знаю, нам не позвонили по этому поводу, так как убийца, такой с виду обычный. В этой стране действуют в среднем около ста серийных убийц, и он – один из них. Ничего не указывало на то, что наши специальные способности понадобятся в этом расследовании. Но я говорю вам, – в этом деле нечто большее, не выявленного обычным психологическим портретом. Намного больше, – она помолчала, потом добавила. – Всё, о чем я прошу, чтобы вы сами посмотрели эти материалы, вы оба. Потом скажете мне, если я не права. 
Бишоп снова переглянулся с Мирандой.
– И если ты права? Изабелл, даже если ООП возьмется за это расследование, принимая во внимание обстоятельства в Гастингсе, ты – последний агент, которого я хотел бы отправить туда.
Изабелл улыбнулась.
– Вот почему меня обязательно нужно туда отправить. Я пойду принесу дело.
Она ушла, не дожидаясь ответа, и когда Бишоп вернулся к столу и сел, то проворчал.
– Черт возьми.
– Она права, – сказала Миранда. – По крайней мере, насчет того, кто должен поехать.
– Да, я знаю.
– Мы не можем ее защитить.
– Нет. Но если это то, что я думаю… ей понадобится помощь.
– Тогда, – спокойно ответила Миранда, – мы сделаем так, что у нее эта помощь будет. Нравится ей это или нет.
Четверг, 12 июня, 2 часа дня
– Шеф, так вы говорите, что у нас не орудует серийный убийца?
Алан Мур, репортер из Гастингс Кроникл, имел более чем достаточный опыт донести свой голос, не срываясь на крик, и его вопрос был ясно слышен в шуме переполненной комнаты, заставив замолчать всех остальных. Более тридцати пар глаз уставились на Рэйфа в ожидании ответа.
А он вполне мог бы задушить своего друга детства. Стараясь говорить ровно, Рэйф просто ответил:
– Мы не знаем, что у нас есть, помимо трех убитых женщин. Вот поэтому я прошу вас, леди и джентльмены, не вызывайте ненужных волнений, наши граждане и так вполне обеспокоены.
– Разве вы думаете, что в подобной ситуации, им не стоит беспокоиться? – Алан посмотрел вокруг, дабы убедиться во всеобщем внимании, а потом добавил, – Эй, я – блондин, и даже я обеспокоен. И если бы я был блондинкой лет двадцати с небольшим, я бы просто перепугался до чертиков.
– Если бы вы были блондинкой лет двадцати с небольшим, мы бы все перепугались до чертиков, – сухо отметил Рэйф. Он подождал, пока смех утихнет, полностью сознавая тот факт, что этот смех был и веселым, и нервным. Он хорошо умел чувствовать пульс своего города, да и не надо было иметь какие-то особые способности, чтобы почувствовать напряжение в этой комнате. В этом городе.
Все были напуганы.
– Слушайте, сказал он. – Я очень хорошо понимаю, что женщины тут, в Гастинсе, встревожены, – независимо от того, блондинки ли они, брюнетки, рыжие или любого другого цвета волос, – и я ни капельки их не виню. Но я также знаю, что бесконтрольные теории и догадки в газетах, на радио, или в любом другом СМИ только способствуют панике.
– Бесконтрольные?
– Не начинайте кричать о цензуре, Алан. Я не говорю вам, что печатать. Или не печатать. Я прошу вас нести ответственность за свои слова, потому что есть очень тонкая грань между предупреждением людей, чтобы те проявляли бдительность и осторожность, и криками «пожар» в переполненном театре.
– Так у нас серийный убийца? – требовательно спросил Алан.
Рэйф не колебался.
– У нас есть три убийства, и мы полагаем, что их совершил один и тот же человек, что подходит под установленный критерий для серийного убийцы.
– Другими словами, у нас в Гастингсе безумец, – достаточно громко пробормотала женщина-репортер, чтобы её услышали.
И на эту реплику Рэйф ответил, всё так же спокойно.
– По определению, серийный убийца – условно, сумасшедший, хотя он может и не состоять на учете медицинского учреждения. Но это не значит, что на вид преступник отличается от вас или меня. Они редко ходят с рогами и хвостом.
Репортер, упомянувшая о «безумце», поморщилась. – Ладно, поняла. Все под подозрением, и давайте все ужаснемся. – Она была блондинкой.
– Давайте побеспокоимся, а не ужаснемся, – поправил Рэйф. – Ясное дело, что мы посоветуем блондинкам возрастом от двадцати с небольшим до тридцати быть особенно осторожными, но мы точно не знаем, являются ли возраст и цвет волос важными факторами, или это просто совпадение.
– У меня есть что сказать по поводу ошибочного фактора, – ответила она.
– И я не могу сказать, что виню вас за это. Просто помните, что на этом этапе, мы можем быть уверены в очень малом, – мы знаем лишь, что в Гастингсе серьезная проблема. Теперь, так как отделение полиции маленького городка недостаточно подготовлено и оснащено, чтобы заниматься подобным преступлением, мы попросили о помощи ФБР.
– Они предоставили профиль? – вопрос задала Пейдж Гилберт, репортер одной из местных радиостанций. Она была более живой и спокойной, чем другие женщины в комнате, держалась явно свободнее, может быть потому, что была брюнеткой.
– Предварительный. И прежде, чем вы спросите, Алан, мы не станем делиться подробностями этого профиля, пока такие знания не помогут нашим гражданам. На данной стадии расследования всё, что мы реально можем сделать, так это посоветовать всем быть предельно осторожными.
– Этого недостаточно, Рэйф, – пожаловался Алан.
– Это всё, что у нас есть. Пока что.
– Так что ФБР даст нам?
– Опыт: Отдел Особых Преступлений пришлет агентов, подготовленных и имеющих опыт в выслеживании и поимке серийных убийц и специалистов-криминалистов, которые изучат и оценят улики, которые мы собрали.
– Кто будет руководить расследованием? – спросил Алан. – Разве ФБР обычно не берет на себя командование?
– Я продолжу возглавлять расследование. Роль ФБР – помогать и поддерживать, ничего больше. Так что я не хочу прочитать или услышать слухи о том, что федеральные офицеры ущемляют права представителей штата, Алан. Понятно?
Алан слегка поморщился. Как хороший репортер он старался быть честным и объективным, но часто панически боялся «вмешательства» правительства, особенно на федеральном уровне, и всегда вслух протестовал, когда подозревал нечто подобное.
Рэйф выслушал еще несколько вопросов от собравшихся репортеров, скорее испытав смирение, нежели удивление, когда понял, что некоторые репортеры были направлены телевизионными компаниями столицы штатах[3] . Если расследование уже сейчас заработало сколько внимания, то лишь вопрос времени, когда оно станет вопросом национального масштаба.
Замечательно. Это просто замечательно. Он меньше всего хотел, чтобы национальная пресса заглядывала ему через плечо и предугадывала каждое его решение.
Плохо уже то, что у него есть Алан.
– Шеф, вы полагаете, что убийца – местный житель?
– Шеф, вы нашли еще какую-нибудь связь между жертвами?
– Шеф…
Он отвечал на вопросы почти автоматически, используя по возможности различные варианты «без комментариев» или «у нас пока что нет достоверной информации по этому вопросу». Он сам созвал эту пресс-конференцию, вовсе не потому, что мог рассказать о ходе расследования, а потому что стало известно о крайне диких предположениях, в надежде не довести ситуацию до крайности, до того, как эти дикости напечатают, или сообщат в эфире.
Рэйф сосредоточился на толпе перед собой, отвечая на их вопросы, но вдруг, почувствовал в комнате странную перемену, как будто доступ воздуха каким-то образом стал больше, а сам воздух – свежее. Чище. Это было странное ощущение, как от внезапного пробуждения. О, то было ненастоящее. Вот – реальность.
Что-то изменилось, и он не знал, к лучшему или к худшему.
Краем глаза Рэйф увидел движение и сумел повернуть голову немного, так, чтобы никто из репортеров не понял, что у шефа полиции изменился объект внимания.
Но все же он удивился, что никто другой не заметил, что она вошла, хотя она вошла из коридора, став позади кучки репортеров. Рэйф сомневался, что ее часто не замечали. Он отметил, что женщина остановилась, чтобы что-то сказать одному из его офицеров, показав нечто напоминающее удостоверение личности, вызвавшее явное удивление. Несомненно тот ответил с заиканием, потом Рэйф заметил, как она прошла мимо и стала возле двери. Женщина рассматривала толпу репортеров и их спутанный клубок камер. Ее полуулыбка вовсе не была веселой, а скорее грустной. Она была одета в удобную одежду по погоде: джинсы и топ без рукавов, волосы были стянуты в аккуратный хвостик. Она походила на кого-то из журналистской братии.
Но это было не так.
Когда в переполненной комнате их глаза мимолетно встретились, Рэйф в ту же секунду обрел знание того, что заставило его похолодеть.
Нет. Вселенная не могла его так ненавидеть.
– Шеф, вы можете…
Он резко оборвал вопрос.
– Благодарю за то, что пришли сюда сегодня. Если еще будут факты, вам сообщат. Хорошего дня.
Рэйф спустился с возвышения и пошел прямо через толпу, не обращая внимания на задаваемые вопросы, и дойдя до нее – сказал коротко и ясно:
– Мой офис через дорогу.
– Показывайте дорогу, шеф, – голос оказался таким же замечательным, как и вся она, один из таких жарких, хриплых голосов, которые мужчина рассчитывает услышать, когда звонит на номер 900 в «секс по телефону».
Рэйф без промедления повел ее мимо своего всё еще изумленного офицера, заметив на ходу:
– Тревис, проследи, чтобы никто не побеспокоил мэра, когда они будут расходиться.
– Да. Хорошо. Так точно, Шеф.
Рэйф хотел было спросить, разве он никогда женщины не видел, но так как это бы снова вылилось в заикающийся лепет, или долгое объяснение, сводящееся к «такой женщины – никогда», передумал.
Шеф полиции также не сказал ни слова, пока они выходили из здания муниципалитета и прошли по Мейн Стрит до полицейского департамента, хотя и отметил, что его спутница высока. В плоских сандалиях, женщина была лишь на несколько дюймов ниже его, это свидетельствовало о её росте примерно в пять футов десять дюймов[4].
И пальцы на ее ногах покрыты красным лаком.
Так как большинство сотрудников были на патрулировании, участок почти опустел. Мэллори единственная из детективов сидела за рабочим столом разговаривая по телефону, с с интересом наблюдая, как они шествуют мимо. Рэйф не остановился, лишь поприветствовал ее кивком головы.
Офис Шефа полиции выходил окнами на Мейн Стрит, и когда он обошел свой стол, то мельком взглянул на улицу проверить, вышли ли репортеры из муниципалитета. Многие все еще стояли перед зданием, явно записывая репортажи для сегодняшних вечерних выпусков новостей, а другие общались, пытались хоть что-то разгадать. Это не сулило ничего хорошего его надеждам успокоить жителей Гастингса.
Футляр с удостоверением личности упал на книгу записей, когда Рэйф садился. Его посетительница села на стул напротив.
– Изабелл Адамс, – представилась она. – Называйте меня Изабелл. Мы не соблюдаем формальностей. Приятно познакомиться, Шеф Салливан.
Он взял из футляра удостоверение, изучил и его, и значок федерального агента внутри, а потом толкнул его через стол обратно.
– Рэйф. Ваш босс знаком с психологическим портретом, верно? – кратко спросил он.
– Мой босс, – ответила она, – написал этот портрет. Усовершенствованный, и я его привезла с собой. Почему вы спрашиваете?
– Вы черт побери знаете «почему». Он с ума сошел, если послал вас сюда?
– Иногда Бишопа называли безумцем, – ответила она все так же небрежно, явно не испугавшись его гнева. – Но только те, кто с ним не знаком. Он – самый здравомыслящий человек, какого я когда-либо знала.
Рэйф откинулся в кресле и посмотрел через стол на специального агента, присланного ФБР, чтобы помочь вычислить и поймать серийного убийцу. Он была красавицей. Захватывающей, удивительно роскошной. Безупречная кожа, изящные черты, ошеломляющие зеленые глаза, и такое чувственное тело, какое большинство мужчин могут увидеть только в своих мечтах.
Или в кошмарах.
В кошмарах Рэйфа.
Потому что Изабелл Адамс также была еще кем-то.
Она была блондинкой.
Голоса вызывали ужасную головную боль. К этому он привык. И сумев не думая проглотить горсть аспирина, ждал, когда это уберет лишь самую невыносимую боль.
Но этого должно хватить.
Должно.
Всё еще уставший после утренних занятий, он сумел, как обычно, исполнять свою работу, разговаривать с людьми, как будто ничего чрезвычайного и не произошло. Он был очень хорош в том, чтобы не дать людям заметить в себе ничего необычного.
Ты думаешь, что они все не видят? Что они все не знают?
Этот насмешливый, доминирующий, ненавистный голос, он слышал чаще всего. Но не обращал на него внимания. Теперь это легче было делать, в изнуренном и странно отстраненном состоянии, когда единственное, что он мог – это ждать следующей возможности.
Они знают, кто ты. Они знают, что ты сделал.
На такое было сложно не обращать внимания, но он справился. Ходил по делам и вслушивался, когда было возможно, в беспокойные сплетни. Все, разумеется, говорили об одном и том же. Убийства.
Никто ни о чем другом теперь не говорил.
Он не услышал ничего нового, однако догадки были забавными. Теории, в большинстве своем абсурдные, связанные с тем, почему убийца выбрал жертвами блондинок.
Ненависть к матери, ради Христа.
Отказ подружки-блондинки.
Идиоты.
Фармацевт в деловом районе города поведал, что теперь возрос спрос на краску для волос, так как теперь фальшивые блондинки возвращались к естественному цвету волос.
Он размышлял, не подумывают ли естественные блондинки об изменении цвета волос, но решил, что, скорее всего, нет. Им нравился производимый эффект, им нравилось знать, что мужчины за ними наблюдают. Это давало чувство власти, чувство… превосходства.
Никто и представить не мог, что из-за этого можно умереть.
Он думал, что это смешно.
Он думал, что это чертовски смешно.