В моем чулане не таились чудовища, а под кроватью не обитал дракон. Но в двадцать шесть лет я узнала, что все далеко не так. Бабай вполне реален. Чудовища могут появиться прямо на заднем дворе. Драконов я пока не видела, но это не значит, что их не существует.
Я была обычной сотрудницей полиции в маленьком городке и делала свою работу – немного скучала, немного маялась от одиночества. А потом волки обезумели, и люди тоже лишились разума.
Едва пыль улеглась и я поняла, кто хороший, кто плохой, а кто – безумный злобный оборотень, как из обычной сотрудницы полиции Джесси Маккуэйд я превратилась в ягер-зухера.
Весь мой мир изменился, и не только в этом аспекте. Я обменяла относительную безопасность службы в полиции в крошечном городке Минива, штат Висконсин, на крайне опасную должность в секретной оперативной организации, финансируемой государством. Баланс плюсов и минусов уравновешивал секс с Уиллом Кадоттом. Этот мужчина был богом секса. О, не в буквальном смысле. Но в моем новом мире ничего нельзя утверждать наверняка. Раз уж мне пришлось убить лучшую подругу, которая превратилась в волчьего бога, вполне вероятно, что и мой парень может оказаться настоящим богом секса. За последние месяцы произошло много всего странного. Не верите мне? Посмотрите, как человек перекидывается в волка и обратно, а потом поговорим.
После инцидента с волчьим богом мы с Уиллом стали ягер-зухерами, или, говоря по-нашему, охотниками-следопытами. Я была охотником, а Уилл скорее следопытом. Хотя он владел тай-чи и пару раз надирал мне задницу, когда дело доходило до убийств, обычно он доверял их мне.
Однажды поздним вечером, вскоре после упомянутого инцидента, позвонили в дверь. Мне стало не по себе. Мама всегда говорила, что после полуночи не случается ничего хорошего. В последнее время ничего хорошего не происходило с самого заката. Я вытащила пистолет и проверила обойму – с недавних пор заряжаемую только серебряными пулями. Быстро глянув в глазок, я открыла дверь.
– Джесси. – Предводитель ягер-зухеров Эдвард Манденауэр шагнул в квартиру, не дожидаясь приглашения. – Надо поговорить.
Уилл уже спал. Он не совсем ночной житель. Но я постоянно работала в полиции в третью смену, что пригодилось мне в охоте на оборотней. Они обычно выходили из убежищ на восходе луны и бегали по округе, пока не вставало солнце. Поди разбери.
– Сейчас? – спросила я, следуя за ним по коридору в гостиную.
Морщины на его хмуром лице углубились.
– А в чем проблема?
– Кроме того, что время… – я глянула на часы, – час ночи?
– Монстрам наплевать на время.
– Это уж точно. Но у меня есть личная жизнь.
Манденауэр посмотрел на меня сверху вниз, скосив глаза на кончик длинного костистого носа.
Такое случалось нечасто, ведь роста во мне полных сто семьдесят семь сантиметров. Но Манденауэр был почти двухметровым жилистым костлявым стариком. Юность он провел в нацистской Германии, шпионя в пользу хороших парней, и именно там узнал о существовании монстров.
– Ты обязана отказаться от любой личной жизни ради служения мне.
– Вряд ли, приятель. На тебя я работаю, а живу – для Уилла.
Казалось странным так говорить. Мне, у которой никогда не было парня? Свидания – да. Романы – ни разу. А отношения, жизнь с Уиллом… я никак не могла привыкнуть к этой мысли и по-прежнему ждала, что однажды утром он проснется, посмотрит на меня и задастся вопросом: «О чем, черт возьми, я думал?»
– Избавь меня от этой чепухи, – отмахнулся Манденауэр. – Я позволяю вам работать вместе потому, что…
– Вместе мы сильнее, чем по отдельности.
Уилл стоял в дверях спальни. При одном лишь взгляде на него у меня сразу перехватило дух.
Короткие черные волосы стояли торчком, такие же темные глаза припухли от сна. Уилл натянул джинсы, но пуговицу застегивать не стал; рубашка тоже осталась расстегнутой, открывая гладкую мускулистую грудь.
Ровный бронзовый загар покрывал все его тело – я проверяла. У себя дома – на нескольких акрах северных лесов за городом – Уилл любил разгуливать совершенно обнаженным. Говорит, у оджибве это в порядке вещей. А я упоминала, что он – член волчьего клана? Одна из причин, почему Эдвард в него стрелял. Но давайте не будем слишком в это углубляться.
Сочетание красоты, грации, и его великолепного большого… ума – и как прикажете девушке думать, когда парень выглядит вот так?
Уилл лениво улыбнулся и пошел ко мне. Оказавшись рядом, взял меня за руку. Уилл никогда не вел себя скованно. Для той, чей папаша исчез ещё до того, как она узнала смысл слова «отец», а мать проявляла свою любовь, воздерживаясь в течение дня от напоминаний, что я – неженственная обуза, раскрепощенность Уилла казалась скорее загадкой, нежели откровением.
– Почему вы здесь, Эдвард?
Уиллу хорошо удавалось переходить прямо к сути. Также он был одним из немногих, кто осмелился с самого начала называть нашего босса Эдвардом, и кому это сошло с рук.
– У нас проблема.
– У нас – в смысле, у Джесси, меня и вас? Или у нас, ягер-зухеров?
– У нас в глобальном смысле. Человечество может находиться в большой беде.
– Разве это когда-нибудь прекращается? – съязвила я. – Одолей оборотней, спаси мир. Стоит сделать это нашим девизом.
Разве что девизы не слишком распространены в среде секретных служб.
– У меня нет времени на твои шуточки, Джесси.
Наверное, это значило, что с сарказмом придется повременить. Но что ещё сказать?
– Мне позвонили из главного штаба, – продолжил Манденауэр. – Нужно, чтобы вы двое собрали вещи. А он, – Манденауэр махнул рукой в сторону Уилла, – пусть возьмет свой компьютер.
– У него есть имя, – ввернула я.
Хотя Уилл без проблем называл Эдварда… Эдвардом, старик, похоже, никак не мог выдавить из себя имя «Уилл». Не уверена, в чем причина: то ли Манденауэру он не нравится, то ли босс не знает, как вести себя без причуд.
Подозреваю, ему было нелегко, когда в молодости его мир перевернулся вверх тормашками. То, что Манденауэр посвятил жизнь убийству монстров, вывести которых Гитлер поручил своему приятелю Менгеле, означало, что Эдвард охотится уже больше шестидесяти лет. Не знаю, был ли он когда-либо женат, а сама идея, что он с кем-то встречается, казалась достаточно пугающей.
Манденауэр крякнул, но не потрудился извиниться, а Уиллу, казалось, было все равно. Он самый необидчивый человек из моих знакомых, и, думаю, это хорошо, учитывая, какой вредной я могу быть. В маленьких северных городках хватает людей, которые недолюбливают индейцев и не стесняются говорить об этом вслух. Для превращения в монстров некоторым вовсе не обязательно отращивать мех, когти и клыки.
Уилл скрылся в спальне и вернулся с ноутбуком. Сев за стол, включил компьютер и принялся искать очки.
– Вот они. – Я схватила очки с края стола, где Уилл оставил их перед сном.
Он всегда клал вещи не на свои места, и иногда не мог найти их даже у себя под носом. Не знаю, почему этот рассеянный профессор казался мне одновременно сексуальным и милым. Сочетание его лица, тела и очков в тонкой металлической оправе…
Короче, я просто скажу, что просила его носить очки почаще.
Очки, и больше ничего.
– Что? Где? Когда? – Длинные пальцы Уилла шустро забегали по клавиатуре.
– Деревня называется Ривервью, – продолжил рассказ Эдвард. – За последние несколько месяцев там настораживающе резко выросло количество случаев потери рассудка.
– Говоря о потере рассудка, вы… – Я намеренно повысила интонацию. В нашем мире понятие безумия имело очень много значений.
Были те, кто только верил, что они оборотни, и те, кто на самом деле превращались. Безумны и те, и другие, но у вторых достаточно сверхъестественных сил, чтобы совершить множество убийств и разрушений, не говоря уж о превращении нормальных обычных людей в злобных кровожадных чудовищ.
И это я только об оборотнях. Если верить Эдварду, вокруг разгуливает множество существ, о которых мы до сих пор даже и не знаем.
– В этом случае, – ответил Манденауэр, – я говорю о нормальном сумасшествии.
– Разве это не оксюморон? – пробормотал Уилл, не сводя глаз с монитора.
Эдвард не обратил на него внимания.
– Одержимые превращаются в бредящих идиотов. И этот процесс не останавливает ничто из имеющихся в распоряжении современной медицины средств.
Уилл оторвался от монитора:
– А современная медицина сумела определить, что именно свело их с ума?
Эдвард покачал головой:
– Они взяли пробы воздуха, воды, почвы, зданий, в которых эти люди живут, и еды, которой они питаются.
Уилл нахмурился и вновь уткнулся в монитор.
– Я понимаю, почему это вызывает беспокойство, – сказала я, – но при чем тут мы?
Влияние Манденауэра было обширным. Имея поддержку правительства США, хоть и тайную, он не только имел доступ ко многим сведениям, но и получал колоссальное финансирование. Его паутина оплетала всю страну. Каждый странный рапорт маркировался и отправлялся в штаб-квартиру ягер-зухеров в Монтане, где правая рука Эдварда, Элиза, командировала агентов проверить обстановку и, если требовалось, ликвидировать угрозу.
– В интернете ничего не могу найти, – пробормотал Уилл.
– Думаешь, я бы позволил этой новости получить огласку?
Эдварду не только направлялись любые странные сообщения. Также в его власти было и подавление распространения информации.
Не хватало еще, чтобы СМИ пронюхали про город, захваченный оборотнями. Это не только спровоцировало бы панику, но и привлекло внимание особо въедливых репортеров. Но если подумать, возможно, Эдвард уже успел разок-другой дать маху.
– Что же такого в Ривервью, раз эту новость направили в нашу штаб-квартиру? – спросила я.
В ответ на мой вопрос Эдвард одобрительно кивнул, отчего я сразу возгордилась бы собой, если бы была из породы самодовольных людей.
– Хотя сумасшедшие и в полном бреду, одно они произносят достаточно четко. – Эдвард перевел взгляд с меня на Уилла и закончил мысль: – Вервольф.
Он произнес слово на немецкий манер, но я все равно знала, что оно означает.
– Оборотень.
– Да.
Учитывая, как много людей немецкого происхождения проживало в Висконсине, я не удивилась, что термин «вервольф» получил широкое распространение. Но чтобы им пользовались умалишенные и только в одном городке… Напрашивались новые вопросы.
– Там кто-то встал и вышел из морга после ужасной кровавой смерти? Разорвал несколько глоток, выпил крови, принялся выть на полную луну, задрав к небу новообретенную мохнатую морду?
– Пока нет.
– Вы сказали, что это продолжается уже несколько месяцев.
Манденауэр кивнул:
– Прошло уже несколько полнолуний, но никто из одержимых не превратился в бесноватого монстра.
Хотя большинство преданий об оборотнях не имело под собой никакой реальной подоплеки, превращение в зверя в полнолуние все же было правдой.
– Возможно, бредящие всего лишь видели зверя, а не превращались? – предположил Уилл.
Я повидала достаточно оборотней. Безусловно, они внушают ужас, особенно когда смотрят на тебя глазами кого-то знакомого и любимого. Но одно лишь это зрелище вряд ли превратило бы нормального человека в сумасшедшего обитателя комнаты с белыми стенами.
– Вы вдвоем должны отправиться в Ривервью и узнать, что там творится, – велел Эдвард.
– А потом?
Взгляд его холодных выцветших голубых глаз переметнулся ко мне.
– Ты ещё спрашиваешь?
Да нет, в общем-то. Правила мира Эдварда, с недавних пор ставшего и моим, были просты.
Первое: в монстров стреляют серебром.
Второе: в людей не стреляют.
Третье: перед выстрелом определи, кто есть кто.
Ривервью находился в трех часах езды на северо-восток от Минивы, а значит, мы оказались в непосредственной близости к Верхнему полуострову[1]. Эдвард назвал его деревней, но на самом деле Ривервью оказался размером с Миниву. Возможно, даже немного больше, то есть – городком вполне приличного масштаба, каким ему и полагалось быть, чтобы содержать психиатрическую лечебницу с достаточным количеством палат для размещения половины населения.
Нам сказали ехать прямиком в клинику, и её оказалось несложно найти. Расположенная на холме в центре города психиатрическая лечебница Ривервью властвовала над городом.
– Думаю, нам не придется беспокоиться о ненормальном маньяке, забредшем в родильное отделение, – пробормотала я.
Одной проблемой меньше. Я терпеть не могла, когда чудовища подбирались слишком близко к маленьким беспомощным созданиям. После такого уж точно хорошего не жди. Но хотя я была рада узнать, что учреждение занималось только лечением психически больных, мне показалось странным, что в этой глуши вообще есть такая больница. Кто же занимал все эти койки до внезапной эпидемии сумасшествия?
Здание окружал густой хвойный лес, что было в порядке вещей в этой части страны. Небольшие города вырастали из лагерей лесорубов, разбитых посреди лесной чащи. В подобных лесах водились волки, и из-за обособленности городов часто никто не замечал, что звери становятся агрессивнее и намного умнее, а также размножаются быстрее. Пока не становилось слишком поздно.
На стоянке было полно автомобилей, но за стойкой регистрации нас никто не ждал. Странно. Обычно в таких местах есть администратор, если не парочка охранников.
– Есть кто живой? – позвал Уилл.
Никто не ответил.
– Эй! – крикнула я. – Нам нужна помощь!
По-прежнему тишина.
Мы хмуро переглянулись, и я дернула подбородком вправо, без слов указывая Уиллу, куда идти. Сама же двинулась в противоположную сторону.
Двери в выбранном мной коридоре вели только в пустые кабинеты. Наверное, в этом был смысл. Любой зашедший с улицы случайный посетитель вроде меня не должен легко добраться до пациентов. Также нельзя допустить, чтобы больные могли выйти из главного входа, пройдя всего лишь несколько метров по коридору. Хотя я начала подозревать, что так оно и произошло.
Я покосилась на Уилла. Он уже дошел до конца своего коридора и поднял руки, а затем опустил их. Тоже никого и ничего. Мы вернулись к стойке регистрации.
– Что думаешь? – Я сверлила взглядом стеклянную дверь прямо по курсу.
На ней висел огромный замок, для которого требовались, похоже, и ключ-карта, и код. Матовое стекло не позволяло разглядеть происходящее за дверью. Интересно, а видят ли нас те, кто с другой стороны? Если они вообще там.
– Попытка не пытка. – Уилл обошел стойку и наклонился, с прищуром разглядывая коробку управления сигнализацией. Очевидно, оставил очки в машине. – Наверное, у меня выйдет с этим разобраться. – Он выпрямился. – Только понадобится мой компьютер.
– А если я просто разобью стекло?
Уилл постучал по двери костяшками пальцев.
– Похоже, оно слегка пуленепробиваемое.
– Зачем, Бога ради, обычной уездной клинике понадобилось матовое пуленепробиваемое стекло?
– У меня такое предчувствие, что владельцы не желают выпускать оттуда то, что там находится.
– Или не хотят, чтобы кто-то из нас туда зашел. – Руки чесались. – А мне от этого ещё больше хочется посмотреть, что же там такое.
– Ещё одна причина, почему я тебя люблю, – улыбнулся Уилл и погладил меня по коротким волосам непонятного цвета – ни светлого, ни каштанового, а какого-то среднего.
– Хм, ага. – Я до сих пор не привыкла к его легким и многочисленным признаниям в любви. Возможно, когда-нибудь и смогу, но прежде меня никто никогда не любил – и подсознательно я понимала, что больше никто и не полюбит – так, как Уилл: полностью, всей душой, несмотря ни на что и навсегда.
– Почему бы тебе не сходить за компьютером? Я подожду здесь.
Перегнувшись через стойку, он нежно поцеловал меня. В нашей работе мы никогда не знали, в какой момент обычные дела, вроде похода к машине за компьютером, могут разлучить нас навеки.
Уилл не стал утруждать себя словами: «Сейчас вернусь». Мы пытались не давать обещаний, в выполнении которых сомневались.
С уходом Уилла я занервничала. Никогда не любила и не умела ждать, но ещё хуже у меня получалось держать руки при себе. Я покопалась в документах на столе и ничего интересного не нашла: среди расписаний и страховых полисов не было ни слова о вервольфах. От щелчка кнопкой клавиатуры монитор не загорелся. Оставлю это Уиллу.
Снова подойдя к двери из матового стекла, я пожала плечами и попробовала повернуть ручку. Она поддалась.
– О-оу. – Свободную руку я положила на рукоять пистолета.
– Что ты делаешь?
Я подскочила, затем хмуро посмотрела на Уилла.
– Что я тебе говорила? Не подкрадывайся ко мне так! Шуми, как нормальные люди.
– Нормальные белые люди. Индейцы двигаются как ветер.
Я закатила глаза, но спорить не стала, потому что в его случае это и впрямь было так.
– Мы забыли первое правило проникновения со взломом.
– Какое?
– Сначала дерни за ручку.
Я толкнула дверь, и она распахнулась.
Коридор ослеплял белизной и был вызывающе пуст. Все двери распахнуты настежь. Мне это не понравилось, но я глубоко вдохнула, вытащила оружие – кто знает, как быстро двигается то, что мы можем встретить – и сказала:
– Идем.
Уилл спрятал ноутбук под стойку и пошел за мной. Его пистолет остался в кобуре. Уилл так толком и не научился с ним обращаться, предпочитая рукопашную.
Продвигаясь по коридору, мы обнаружили, что все комнаты не только казались пустыми, но в них и на самом деле никого не было.
– Возможно, все выздоровели, – пробормотал Уилл.
– Тогда где же врачи, медсестры, уборщики? Чьи это машины на стоянке?
– Поймала.
Чем дольше мы находились в больнице, тем меньше она мне нравилась. В каждой комнате кто-то жил, если можно назвать жизнью существование взаперти в подобии палаты для душевнобольных.
Я указала на камеру в углу тупика.
– Где-то здесь должно быть помещение службы безопасности.
Горела красная лампочка. Запись шла.
– Во всех палатах я тоже видел камеры, – подтвердил Уилл. – Интересно, зачем это все.
– Чтобы отслеживать, как о пациентах заботятся или наоборот. Нужно найти, куда транслируется картинка с этих камер.
После того как мы проверили каждую комнату, чулан, щель и закоулок на этаже, завидев дверь в подвал, я без колебаний устремилась вниз.
– Погоди. – Уилл положил руку мне на плечо. – Ты смотришь ужастики?
Я подняла глаза. Яркий свет из коридора подсвечивал затылок Уилла, отчего его красивое лицо оказалось в тени.
– За каким чертом мне смотреть ужастики, когда половину своего времени я в них живу?
– Самое важное правило, о котором глупые героини всегда забывают: не ходи в подвал.
Ненавижу, когда меня называют глупой, равно как и героиней.
– У меня есть пистолет. – Я продемонстрировала Уиллу оружие.
– Как и всегда. Сколько раз пистолет оказывался бесполезен против монстра в повседневной жизни?
Чаще, чем мне хотелось бы. Но все равно…
– Нам нельзя просто уйти. Хочешь сказать Эдварду, что мы слишком испугались спуститься в подвал?
Уилл глубоко вдохнул, затем выдохнул.
– Может, ты скажешь?
– Нет, спасибо. – Эдвард частенько пугал больше, чем что-либо встречавшееся нам на заданиях.
Уилл переступил с ноги на ногу позади меня, и лестница в подвал озарилась светом из коридора первого этажа.
– Вот видишь, – указала я туда пистолетом. – Здесь нет ничего страшного.
Хотя, должна признать, стерильная чистота меня настораживала. Разве не во всех погребах существуют паутина, пыль и крысы? Очевидно, только не в подвале психиатрической лечебницы Ривервью.
Дойдя до подножия ступенек, я оказалась ослеплена белизной. Все было выкрашено в белый: пол, потолок, стены, двери. Дверей здесь обнаружилось две. Я открыла первую, держа пистолет наготове. От недостатка света внутри после кипенно-белого подвала я заморгала. Никто не выпрыгнул и не зарычал. Я услышала лишь мерное гудение оборудования.
– Котельная, – пояснил Уилл.
За второй дверью оказалось то, что мы искали: помещение службы безопасности. В нем тоже было темно, поэтому изображение на экранах четко просматривалось. Пусто, как и во всем остальном здании. Давящая тишина и полутьма словно призывали меня двигаться на цыпочках и говорить шепотом. Наверное, в этом нет ничего дурного.
– Проверь все мониторы, – прошептала я.
Один взгляд, и моя тревога усилилась. Пока мы были внутри, успели сгуститься сумерки. Как я уже говорила, всякие ужасы начинали твориться после заката.
– Нам надо заполучить все, что здесь записано за последние двадцать четыре часа.
Уилл кивнул и пошел налево. Я устремилась направо. Хватило секунды, чтобы обнаружить камеру, которую мы искали.
– Черт, – пробормотала я, и Уилл тут же подошел.
Камера крепилась к задней стене здания и была направлена на лес. И я понимала, почему. Все, что может стать угрозой безопасности, точно явится из чащи. Любой сбежавший преступник – э-э, то есть, пациент – первым делом помчится именно туда.
Итак, кто же эти существа, выходящие из-под сени деревьев: бывшие пациенты или грядущая угроза безопасности? Учитывая, что каждый бежал в нашу сторону на четырех лапах, в принципе, все равно.
– Волки, – прошептал Уилл. – Много волков.
– Хмм, – промычала я, сбившись со счету на дюжине. У меня не хватит пуль, чтобы перестрелять их всех. Кто мог подумать, что на нас нападет целая стая?
А мне стоило бы. Такое уже случалось. Нагнувшись поближе к экрану, я прищурилась в тщетной попытке разглядеть их глаза. Волки ли это, оборотни, или что-то совсем новое и другое? Отсюда сложно понять.
– Идем.
– Ты же не имеешь в виду домой? – пробурчал Уилл.
– Разве я когда-нибудь дрейфила?
Уилл вздохнул, но последовал за мной из помещения службы безопасности по коридору, вверх по лестнице и к задней двери. На ходу мы проверяли пистолеты.
– Пуль мало, – посетовал Уилл.
– Пусть ни одна не пропадет.
– И что потом?
Я погладила серебряный нож на талии.
– Потом прячься за меня. Найди комнату без окон и запри её.
– Может, позвоним Эдварду?
Мы уже дошли до задней двери, выходящей на лужайку с видом на лес.
– Слишком поздно.
Десятки волков блокировали выход. Темнота наступала, но было ещё достаточно светло, чтобы разглядеть глаза монстров.
Они были не человеческими.
– Это обычные волки, – сказал Уилл.
– Возможно.
Они вели себя не как волки. Эти существа терпеливо сидели полукругом и походили больше на хорошо выдрессированных собак, ожидающих угощения, чем на диких животных. Их внимание было приковано не к нам, а к окнам. Они ждали чего-то, или, возможно, кого-то.
– Нам нельзя в них стрелять, – продолжил Уилл.
– Да?
– Да, – твердо сказал он.
Будучи членом волчьего клана, Уилл питал слабость к этим зверям. По легенде оджибве, каждый член клана – медвежьего, барсучьего, аистового и так далее – являлся потомком тотемного животного клана. А это делало Уилла частично волком. Но с тех пор как многие его родичи принялись пускать слюни, сверкать глазами и всюду гоняться за нами с намерением убить, Уилл слегка изменил мнение.
– Если это на самом деле волки, – добавил Уилл, – они относятся к вымирающему виду.
Не так давно волки в Висконсине восстановили популяцию до той численности, что их убрали из списка вымирающих видов, но недавно внесли туда снова. Возможно, к этому имел отношение тот факт, что Эдвард был склонен сначала стрелять, а потом уже проверять, обычный ли это волк или оборотень. Я и сама предпочитала тактику Эдварда, но Уилл – будучи Уиллом – со мной не соглашался.
Где-то в клинике зазвенел колокольчик – тихо, не резко. Если бы вокруг не царила поистине гробовая тишина, мы бы его и не услышали. Волки снаружи тряхнули головами, встали и бросились вперед. По коридору словно пронесся сквозняк, хотя двери и окна были закрыты.
Удивляло то, как бежали эти твари: в ногу, в едином ритме. Они напомнили мне компьютерных волков из кино – один зверь, размноженный на несколько клонов. Если бы не физические различия – коричневый, черный, пепельный, белый и красновато-коричневый мех, – я бы действительно сочла их клонами, что придало бы нашей проблеме совсем другой смысл.
По мере приближения волков к клинике Уилл все больше напрягался.
– У них не получится зайти, – успокоила его я. – Нет больших пальцев.
Для четвероногих двери были существенным препятствием. Слава богу.
– Сомневаюсь, что скоро это по-прежнему будет для них проблемой.
В полусвете силуэты зверей менялись, становясь неразличимыми, а затем вновь обретая форму, каждый раз немного отличающуюся от предыдущей. Через считанные минуты задняя дверь отворилась, и внутрь хлынули десятки людей.
Все были обнажены, но, казалось, не смущались – скорее всего, не понимали, что идут в чем мать родила. Они двигались шаркающей зомбиподобной походкой и на ходу, словно литанию, раз за разом повторяли слово «вервольф».
Я подняла пистолет, но Уилл тут же заставил меня его опустить.
– Нельзя.
– Ты видел, как они превращаются. Они оборотни.
– Точно?
Прежде чем я успела его остановить – Уилл всегда двигался быстро как ветер, – он выхватил мой нож и приложил лезвие плашмя к руке ближайшего к нему человека. Я скривилась, ожидая дыма, огня и агонизирующего крика – того, что обычно происходило при соприкосновении серебра с оборотнем в любом обличье, – но ничего не случилось.
Уилл крутанул нож, ловко поймал его за лезвие и вернул мне. Изгиб бровей Уилла определенно выражал: «Я же говорил».
К счастью для него, он не произнес этого вслух.
– Эй! – Основанием ладони я коснулась ближайшей обнаженной груди, принадлежавшей мужчине среднего возраста с внушительным брюхом. – Как вас зовут?
– Вервольф, – ответил он и сделал ещё один шаг.
– Погодите секундочку. – Я не сдвинула руку с места.
Мужчина даже не посмотрел на меня, но резко толкнул в грудь с такой силой, что я пролетела пару метров и врезалась в стену.
– Черт. – Я потрясла головой, но тут же замерла, когда глаза пронзила боль, следом охватившая зубы. Больно бывает каждый раз.
– Все нормально? – Обеспокоенный Уилл уже был рядом, но прекрасно понимал, что суетиться не стоит, равно как и помогать мне вставать после того, как меня сбили с ног. От такого я только чувствовала себя ещё более по-дурацки.
– Нет. – Я с трудом поднялась, потирая больное место на груди. – Останется синяк.
– Как всегда. – Уилл переключился на шаркающих и бормочущих пациентов лечебницы. – Подобная сила не совсем человеческая.
– Думаешь? – пробормотала я. – И кто же они?
– Вервольфы.
Я вздохнула. Уилл был прав, но…
– И что такое вервольфы?
Уилл пожал плечами.
Обитатели лечебницы разделились, расходясь по пустым палатам. Я подошла к одной из них и принялась наблюдать, как пожилая женщина методично надевает больничную сорочку и ложится в постель. Закрыв глаза, она будто бы уснула. Уилл заглянул в следующую палату.
– Спит? – спросила я.
Уилл кивнул.
Я подошла к кровати и потрясла женщину за плечо.
– Мэм?
Она медленно открыла глаза, не понимая, что происходит:
– Вы новая медсестра?
– Нет, я… э-э… Джесси.
– Как мило. – Она сонно улыбнулась.
Женщина не казалась злой.
– Вы знаете, зачем вы здесь? – спросила я.
– Чтобы выздороветь.
– А что с вами не так?
Она моргнула, услышав вопрос, – наверное, он показался ей грубым, но бестактность всегда была моей второй натурой.
– Я сумасшедшая, дитя. Разве вы не прочитали вывеску над входом?
– Вы не похожи на сумасшедшую.
– А кто-нибудь похож? – пробормотала она и снова провалилась в сон.
Безумцы всегда выглядели безумными, как говорил мне опыт. Но он же подсказывал, что безумие часто сочеталось со стремлением убивать, превращая больного в маньяка, и неважно, оборотня или человека. Безумцы всегда выглядели безумно.
Я вернулась к Уиллу.
– Нужно разобраться, кто они такие. – Я вытащила мобильный. – Позвоню Элизе.
Элиза Хановер, правая рука Эдварда, была ученым, изучающим явление ликантропии. Я нажала кнопку быстрого набора.
– На вашем месте я бы этого не делал.
Едва не выронив телефон, я потянулась за пистолетом. Уилл уже держал свой в руках. Мы одновременно направили оружие на человека, вышедшего из тени.
Он был намного моложе, чем я ожидала. Хотя я вовсе не знала, к чему стоит готовиться, но уж точно не к встрече с худым высоким голубоглазым блондином в белом халате. Под ним виднелись синяя рубашка и желтый галстук, подчеркивающие цвет глаз и волос.
– Кто вы, черт возьми, такой? – потребовала ответа я. Как обычно, демонстрирую чудеса вежливости.
– Мне стоило бы задать вам тот же вопрос. Это моя клиника.
Я прищурилась:
– Ваша, в смысле, вы её построили, владеете ею и управляете?
– Да, – с улыбкой ответил он.
– Выглядите очень молодо для основателя такого места.
– Предки оставили мне впечатляющее наследство.
– Повезло вам.
Мне он не нравился. Не знаю, почему. Но так как я научилась доверять инстинктам, опускать пистолет не стала, как и Уилл.
– Кто вы? – коротко повторила вопрос я.
Кажется, моя злость лишь позабавила его, и это разозлило меня ещё больше.
– Доктор Джереми Цахау. А вы?
Я глянула на Уилла; он пожал плечами. Перед выходом на задание нам всегда придумывали легенду – и Эдвард гарантировал, что она выдержит любую проверку.
– Мы из Департамента природных ресурсов. Поступило несколько сообщений о бешеных волках в этих местах.
Доктор Цахау приподнял золотистую бровь:
– И с чего бы волкам находиться в моей клинике?
– Действительно, с чего бы?
– Потому что они вервольфы.
Я моргнула и опустила пистолет. Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь сам признавался в содеянном без какого-либо «стимулирования».
– Кто вы? – спросила я. – И я не об имени говорю. Чем вы здесь занимаетесь и почему? Откуда знаете о вервольфах?
– Я их создал.
Изобретение новой формы жизни никогда не сулило ничего хорошего.
– Буду рад рассказать вам все, Джесси.
Я нахмурилась.
– Откуда вы знаете…
– Вы правда думали, что ваша хлипкая легенда о ДПР меня одурачит?
Прежде она дурачила всех.
Волосы Цахау очаровательно ниспадали на гладкий лоб. Внезапно мне захотелось пальнуть в него серебром и посмотреть, загорится он или нет.
– Вы Джесси Маккуэйд, одна из лучших охотников герра Манденауэра.
– Знаете Эдварда?
– Дедушка знал.
– А кем был ваш дедушка?
– Его имя не имеет значения. Важна лишь его работа. Последние дни своей жизни он провел в лаборатории в Черном Лесу.
– Менгеле, – пробормотала я.
– Нет-нет, я не родственник этому великому человеку, хотя был бы рад им быть
– Вы говорите, великий человек, а я говорю – психопат. – Я пожала плечами. – Сколько людей, столько и мнений.
В глазах Цахау вспыхнул гнев.
– Менгеле был гением. Провидцем.
– Он был безумной высокомерной свиньей и убивал людей лишь за то, что они были другой национальности.
– Во благо научного прогресса должны приноситься жертвы, – пожал плечами Цахау.
Палец на спусковом крючке зачесался.
– Джесси, – предупредил меня Уилл.
– Да-да. – Я постаралась расслабиться, но это было не так-то просто. – Менгеле не двигал вперед науку, – продолжила я, – а создавал армию оборотней.
– Он и создал её.
Именно так Эдвард и стал… ну, Эдвардом. Во времена Второй мировой он был двойным агентом и пытался разведать, чем же занимался в Черном лесу «великий человек». К несчастью, Эдвард не успел: ко времени, когда он добрался до лаборатории Менгеле, доктор запаниковал из-за надвигающегося вторжения Союзников и выпустил на волю всех, кого создал. С тех пор Эдвард за ними и гоняется.
– Я усовершенствовал его формулу, – продолжил Цахау.
Я похолодела, хотя в клинике было жарко, как в бане.
– Как усовершенствовал? – поинтересовался Уилл. Всегда голос разума. Слава богу, что рядом есть такой человек.
– Мои волки выглядят как волки. У них нет человеческих глаз, посылающих сигнал охотникам. И серебро не причиняет им вреда.
– А что же может им навредить? – спросила я.
Цахау лишь рассмеялся в ответ.
– Ваша формула не такая уж идеальная, – заметил Уилл. – Она сводит людей с ума. Или они с самого начала были безумны?
Цахау перестал смеяться.
– Я ещё вношу коррективы.
– Вы не ответили на вопрос.
– Мои подопечные не были изначально сумасшедшими и останутся в своем уме, когда я с ними закончу.
Оборотни с волчьими глазами, которым не страшно серебро – это очень плохо. Как только Цахау выпустит их на волю из белых стен, этих созданий не остановить.
Обычно я стреляла во все, что меня смущало. Но выстрел в Цахау станет убийством, а выстрелы серебром в вервольфов никак нам не помогут.
И что делать?
– Когда формула вас полностью удовлетворит, – сказал Уилл, – что дальше?
Уилл всегда знал, какой вопрос нужно задать.
– Конечно, сам стану вервольфом.
– Конечно, – повторила я. – Кто же в своем уме не пожелает бегать на четырех лапах, вилять хвостом и слегка пускать слюни?
– Кто в своем уме не пожелает стать бессмертным? – нахмурился Цахау.
– А у вас большие планы на вечность? – съехидничала я.
– Больше, чем вы можете себе представить.
О, я-то могу представить много всего.
– Положите пушки, – приказал Цахау.
Хм… У нас есть оружие, а у него нет.