Глава 1
Когда тебе хочется плакать, это не всегда возможно. Выплакаться так, чтобы получить хоть какое-то облегчение, – это роскошь. То же самое относится к песням и смеху, к нашептанным другу на ухо признаниям.
Я всегда принимала такую ситуацию как должное. Да и откуда мне было знать, что в мире, где я когда-то жила, даже пожелание доброго дня может вызвать невообразимую катастрофу?
По щеке скатилась одинокая слеза. Я уставилась в окно второго этажа в доме, где мы временно обитали. Внизу, по вымощенной булыжниками мостовой, неторопливо шла молодая пара. Чуть старше меня. Вернее, меня восемь лет назад. Сильно загорелая девушка блистала красотой, хотя в чертах ее лица не было ничего особенного. Нет, просто она знала, как выглядит в глазах спутника. Юноша – не менее загорелый – ласково держал ее за руку. Не останавливаясь, он заглянул в глаза подруги, поднял ее руку и поцеловал с готовностью подставленные пальцы.
Что они чувствовали?
Я вытерла слезу, закрыла глаза и представила. Солнце ласкает мои каштановые волосы, крупные локоны подскакивают с каждым шагом. Пальцы созданного моим воображением безликого мужчины слишком крупные, чтобы уютно расположиться между моими. Но, пока он держит меня за руку, я не ощущаю неудобства от широко расставленных пальцев. Я чувствую лишь касание его кожи. Бессознательно я с радостью повторяю его движения. Неожиданно руки́ касаются теплые, знакомые губы. Я отвечаю улыбкой.
Звук приближающихся шагов Мэрилин вырвал меня из наваждения. Я еще раз промокнула глаза, чтобы не оставить ни малейшего следа слез. Мэрилин и так переживала за меня, нельзя, чтобы она заметила грусть. Я закрыла окно, и мы остались наедине.
– Ты в порядке? – останавливаясь рядом, спросила Мэрилин. Ее рука, влажная и прохладная, как и моя собственная, коснулась моего лба.
– Все отлично. – Я широко улыбнулась и пожала плечами, словно и представить не могла причину для грусти. Мне часто пригождался актерский талант. Я не всегда использовала его по отношению к сестрам, но порой ничего другого не оставалось.
– Ты слышала Ее сегодня? – спросила Мэрилин.
Вот почему она искала меня – передать слова покровительницы.
– Кажется, да. Утром, правильно?
– Да. И что Она сказала?
Мэрилин лучилась от радости. И как только устоять перед подобным энтузиазмом? Я вздохнула и попыталась припомнить точные слова, поскольку ужасно боялась ошибиться.
– Ну… кажется, Она сказала, что остался еще день или два, что Она все еще ждет, но пора прислушиваться? – неуверенно промямлила я.
– Отлично! Браво, Кэйлен, прямо в точку. Неужели прошло целых восемь лет? Ты уже должна слышать Ее отчетливо. А сейчас, когда я уеду, тебе нужно держаться поближе к морю. Так Ее лучше слышно, и ты быстрее сможешь до Нее добраться. К тому же у тебя будет достаточно времени, чтобы посмотреть дальние уголки мира.
Возразить было нечего. Времени у меня в избытке. Мэрилин улыбнулась и побежала на кухню. Я получила передышку.
Характер Мэрилин полностью соответствовал ее рыжим волосам. Но, насколько я понимала, пылкость сестры не была врожденной, поэтому из нас получилась хорошая пара. Обычно я отличалась жизнерадостностью, хотя последние годы все чаще пребывала в мрачном настроении. Близость сестры меня радовала, но все же я не могла избавиться от чувства изолированности.
Хотелось бы, чтобы мой круг знакомств не ограничивался единственным человеком во всем мире. Вернее, двумя, но, как ни крути, Эйслинг так и не стала частью моей жизни.
Но дружить с кем душа пожелает – это не для меня.
Я не помнила имен, но точно знала, что когда-то имела множество друзей. И семью. Голоса давно стерлись из памяти, но перед глазами четко вставала картина, где мы сидим за обеденным столом и разговариваем. Меня саму удивляла боль, которую я испытывала от недостатка множества простых вещей. Но в большинстве случаев сердечные порывы притуплялись серостью ежедневного безмолвного существования.
Мне объяснили правила. Все, что необходимо, – это подчиниться, выполнять свой долг, внимать Ей, и тогда все мои мечты осуществятся. Меня будут держать за руку. Целовать в лоб. Я смогу жить, как захочу. Надо лишь подождать.
Ожидание превратилось в пытку.
Но тишина изматывала еще больше.
Хвала богам за присутствие Мэрилин. Она была не только хорошей собеседницей, но и бездонным кладезем мудрости. Ее срок подходил к концу, так что Мэрилин точно знала, как расплачиваться за долги и хранить тайну. Главная хитрость заключалась в том, чтобы не совершать ошибок. В противном случае все теряло смысл. Пока мы мотались по Южной Америке, она твердила это постоянно. Я уже не знала, в какой мы стране, ведь за последнее время их сменилось так много. Но когда Мэрилин объяснила, что сразу возвращаться в Америку глупо, я попросила поехать в место, где много красок.
Здесь все переливалось цветом. Деревья светились зеленью, а небо было невиданной доселе синевы. Люди вокруг тоже поражали изобилием красок. В Огайо меня окружала белая толпа со значительными вкраплениями черного, но здесь кожа прохожих отливала коричневым, мокко, медом и оливой. Я даже не знала, что существует столько оттенков кожи.
Сейчас мы заняли дом, где когда-то жило семейство с полудюжиной дочерей. Так что нам повезло найти одежду. И хотя мы не могли прочесть развешанные по дому записки, разгадать доносящиеся через открытые окна слова не составляло труда.
Мы никогда не сталкивались с языковым барьером, поскольку не говорили на языке, но всегда его понимали. Мэрилин, например, родилась в Англии, но в разговорах с ней я никогда не замечала акцента. Я не говорю, что его не было, – просто мои уши его не улавливали. Единственной подсказкой о ее национальности и эпохе были проскальзывающие время от времени фразы. Иногда я задумывалась, как звучал для нее мой голос, – возможно, он доходил до ее ушей с британским акцентом.
Но это лишь часть того, что с нами происходило. Наверное, причина заключалась в том, что сестры принадлежали к разным национальностям. А нам было необходимо понимать друг друга, хотя бы потому, что мы не видели никого другого. Когда мы пели, звуки несли в себе столько языков, что понимание казалось естественным. Должно быть, мы впитали все существующие на земле диалекты. Но я могла и ошибаться, ведь я не задавала вопросов.
Может, все дело в том, что наши голоса больше нам не принадлежали.
Мэрилин вернулась из кухни с миской, полной фруктов. На ходу она медленно жевала кусочек дыни, от души наслаждаясь вкусом. Я понимала ее желание. Никто не знал, доведется ли еще Мэрилин попробовать пищу из этого уголка мира после того, как она нас покинет. Будет ли сестра скучать по ней, сама не зная, чего хочет?
Я любила Мэрилин. Любовь давалась легко. С самого начала сестра казалась ранимой и честной, что помогло мне приспособиться к новой жизни. Мэрилин не скрывала от меня своих трудностей, а я в ответ не прятала своих.
Мэрилин стала сиреной в семнадцать. Она обнаружила, что жених ей изменяет. Когда я говорю «обнаружила», я не имею в виду дошедшие сплетни или случайно найденную любовную записку. Мэрилин пришлось пережить более глубокую травму: она наткнулась на любимого мужчину в постели с другой женщиной. Причем он даже не извинился. Просто велел Мэрилин убираться, под смех своей любовницы.
Она была слишком молода, чтобы понять, как поступить дальше. Она чувствовала себя преданной, нежеланной, стыдилась произошедшего и даже подумать не могла, как сообщить об этом своей или его семье. Обманутая невеста привязала к ногам камень и бросилась в Океан в надежде, что тело навеки затеряется в пучине. Если подумать, то веса одного лишь ее платья хватило бы, чтобы никогда не всплыть на поверхность.
Но, погружаясь под воду, Мэрилин осознала глупость собственного поступка. Это не она повела себя гнусно, а жених! Не ей следовало страдать, а ему! Девушку охватило раскаяние. Она отчаянно жалела, что оказалась слаба и упустила возможность прожить жизнь достойно, всем сердцем она пожелала остаться в живых.
И Океан услышала ее мольбу.
Все родные считали Мэрилин мертвой. У бывшего жениха развязались руки, и он женился на своей любовнице, хотя и без особой охоты.
Поначалу сложно отдалиться от семьи и знакомых, поэтому мы уезжаем в чужие края. Конечно, мы скучаем по тем, кого оставили, но гораздо хуже осознавать, что они горюют без причины. Мы по-прежнему тут и гораздо сильнее, чем были раньше. Наши тела крепче, чем при жизни.
Но ничего не поделаешь. Правила. Через какое-то время уже не к кому возвращаться. Становится немного легче, но в то же время и тяжелее.
Единственным напоминанием о прежней жизни было помолвочное кольцо Мэрилин. Она хранила его, чтобы стать спокойнее, храбрее и лучше.
Моя история немного отличалась от трагедии сестры. Я многое позабыла, но уверена, что умерла в 1921-м. В июне.
– Куда думаешь переехать, когда я уеду? – как бы невзначай поинтересовалась Мэрилин.
Я ненавидела подобные разговоры. Конечно, я радовалась за нее, но не представляла, как справляться с одиночеством, еще более глубоким, чем сейчас.
– Еще не думала. Может, останусь в здешних краях, мне здесь нравится. Грустно жить одной, но вряд ли я смогу ужиться с Эйслинг. – Под конец я закатила глаза.
Мэрилин рассмеялась. Смех оказался заразным, от звонких трелей тело наполнилось легкостью. Вместе с вырвавшимся на свободу голосом испарилась и тоска от подглядываний за молодой парой.
Если Мэрилин всегда отличалась жизнерадостностью, то Эйслинг, нашу вторую сестру, переполняла горечь. Она глубоко сожалела о жизни, которую приходилось вести, но не нашла в себе смелости перечить Океан, чтобы разорвать уговор. Эйслинг предстояло научиться еще многому – меньше, чем мне, но гораздо больше, чем Мэрилин. Мэрилин покинет нас в течение года, и я буду отчаянно скучать без нее. Эйслинг держалась замкнуто, и мы виделись только тогда, когда Океан созывала нас вместе. С последней службы прошло более года. Я не ждала ничего хорошего от следующей встречи.
Безусловно, Эйслинг была очень красивой. Блондинка с бледной кожей и утонченными чертами. Мэрилин как-то обмолвилась, что наша сестра родом из Швеции, но проверить ее слова я никак не могла. Все мы обладали изысканной грацией, но Эйслинг намного нас превзошла. У нее и Мэрилин, у обеих, были роскошные голубые глаза, сверкающие, как сапфиры, на безупречном лице. И стоило заглянуть в эти глаза, как что-то в их загадочной глубине заставляло томиться о неведомом. Тем не менее Эйслинг отличалась дурным характером. Думаю, всему виной наше неудачное знакомство – оно оставило ужасное впечатление. Внешность Эйслинг привела меня в восхищение, которое не продержалось и пяти минут.
– Заканчивай рыдать, все равно ничего не изменишь, – заявила она.
– Эйслинг, если собираешься так себя держать, лучше уйди, – предупредила Мэрилин.
– Так и сделаю. Столько шума, мне нужно передохнуть. Рада познакомиться.
Последние слова были адресованы мне, словно Эйслинг ожидала, что после ее ухода я сдамся и ей больше не придется меня видеть. Видимо, она быстро забыла, как себя чувствовала, когда настал ее черед. Ненависть – сильное чувство, но, думаю, я не ошибусь, если скажу, что ненавидела Эйслинг.
– Вряд ли тебе хватит на нее терпения, – согласилась Мэрилин.
Мне показалось, что она едва не подавилась кусочком дыни, хотя это было невозможно.
– Но я могу быть терпеливой! Ведь я хорошая соседка, разве нет? – Как бессмысленно и виновато прозвучали мои слова! Все равно я не выносила Эйслинг. Но мне хотелось покапризничать. Сегодня я ощущала себя подростком.
– Конечно, дорогая. О такой соседке можно только мечтать. Но я жила с Эйслинг, и она едва не свела меня с ума.
– Когда? И почему ты жила с Эйслинг? – Одна только мысль об этом вызывала у меня отвращение.
– В самом начале, как и ты. Только все получилось по-иному. Я и недели с ней не протянула. Ты подумай: впереди многие годы, а мы не смогли ужиться несколько дней. Представь, если бы я бросила тебя одну в первую неделю?
– О, я бы совсем растерялась! – содрогнулась я. – Почему она не захотела остаться с тобой?
– Не думаю, что дело только во мне. Видимо, она хотела остаться одна. Эйслинг ясно дала понять, что не хочет все время находиться под наблюдением. Она кричала и устраивала истерики, когда я подходила слишком близко или много говорила. Ей это не нравилось. – Мэрилин передернула плечами, отгоняя воспоминания.
– И что ты сделала?
– Ушла. Чего Эйслинг и добивалась. Она попросила меня объяснить все еще раз и затем заявила, что будет жить рядом с Океан и спрашивать Ее, когда понадобятся услуги, пока не научится сама все понимать. Она упряма как осел! – со смехом заключила Мэрилин.
Я подхватила смех:
– Как ты думаешь, кому больше не терпелось расстаться?
– Мы обе устали друг от друга. Я терпела до последнего, честно. Но мы разъехались, и обеим стало легче. Не знаю, пытались ли когда-нибудь сестры избавиться от напарницы, но мы едва не убили друг друга.
Мысль о попытке уничтожить одну из сестер могла вызвать лишь смех. Даже не знаю, с чего начать в подобном случае.
– Серьезно, однажды я разбила о ее голову тарелку! – закивала Мэрилин.
– Что?! – вырвалось у меня, и мы снова закатились смехом.
– Эйслинг меня обозвала, уже не помню как. Я схватила тарелку и ударила ее по голове. Конечно, вреда я ей не причинила, но, уверена, Эйслинг поняла мои чувства.
Только Мэрилин могла додуматься до такого. Я ее обожала. Как же я буду скучать!
Я вбирала в себя счастливые, наполненные смехом моменты. Прекрасный интимный звук. Недавно я обнаружила, что вздохи не вредят людям – например, смешок с придыханием, – но если к звуку примешиваются капли наших голосов, жди проблем. Вздохи, шмыганье и фырканье – все это не обладает большой силой. Но смех, разговоры, плач и даже шепот заключают в себе особую музыку. Их следовало хранить. Так что мы увязали их в плотный узел и только потом шагнули за порог.
Я всегда отчаянно жаждала впечатлений, чтобы отвлечься от мыслей, становилась собой, только когда чем-то занималась. Прогулявшись по пляжу, я почувствовала себя лучше. Молодые люди свистели нам вслед. Должно быть, в их глазах мы выглядели экзотично. Рыжие волосы Мэрилин и моя светлая кожа сразу выдавали в нас нездешних.
Иногда в начале ночи, вдали от посторонних глаз мы с Мэрилин погружались в приливные волны. Наверняка Океан чувствовала мое недоверие, но ничем себя не выдавала. Здесь, в средних широтах, вода всегда была теплой и кишела жизнью. Рядом грациозно проплывали рыбы; казалось, они пританцовывают в своем подводном мире. Чуть дальше, за той границей, куда побаивались заплывать купальщики, песок уступал место изрезанным камням, покрытым тонкими прядями водорослей. Они приветственно помахивали, когда я проплывала мимо. Там я задерживалась и наслаждалась сменой пейзажа, лежа под водой на спине. Сквозь призму набегающих волн луна дрожала и подмигивала, и я ощущала сокровенную правду жизни: мы все зависим от Нее.
Но сейчас было слишком рано и слишком светло для подобных вылазок. Поэтому мы последовали примеру местных жителей: нашли играющую во дворике группу и остановились послушать. Мне нравилась здешняя музыка, такая свежая. Мы присели на скамью на краю дворика и стали наблюдать. Люди отдыхали в креслах, навес над головой защищал их от солнца. Повсюду пестрели цветы, наполняя воздух ароматом. Я все еще находила подобное окружение экзотическим. Музыканты носили одинаковые кремовые рубашки, но выглядели крайне неформально, как и все вокруг.
Несколько пар танцевали под музыку. Дети собрались в круг и прыгали, держась за руки. Пожилой мужчина танцевал с юной девушкой – должно быть, внучкой. Я слышала, как он тихонько сказал ей, что она самая красивая девушка на свете. Я радовалась, что сидела близко и слышала его слова. Никто не приглашал меня на танец, так что пришлось довольствоваться малым. Я взяла Мэрилин за руку и потянула в круг. В конце концов я заставила сестру встать, и тут мы обе услышали Ее.
Легкий бриз разносил Ее голос. Я только недавно научилась слышать его, как Мэрилин. Но послание отличалось от утреннего. Если я правильно разобрала, Она сказала что-то о Японском море и новой сестре. Следовало торопиться.
Мы с Мэрилин переглянулись. Здесь мы говорить не могли, но послание казалось странным. Новая сестра? Очевидно, на замену Мэрилин, но я еще многого не знала. Не было времени подумать, что все это означает.
Мысли моментально переключились в серьезное русло. Я перестала быть танцующей под тентом девушкой и стала сиреной. Меня ждала работа. Я должна повиноваться Ей.
Естественно, мы не могли нырнуть в Океан на глазах у всех. Ведь мы не собирались выныривать, а исчезновение в водах наверняка вызвало бы смятение. Поэтому мы с Мэрилин ринулись бежать по берегу в поисках пустого отрезка пляжа, взметая в воздух кучки песка. Головы поворачивались нам вслед. Позаимствованные ярко-желтые с розовым юбки развевались на ветру. Я увидела, что Мэрилин незаметно сворачивает к воде. Когда ноги ее коснулись волн, я услышала послание: мы спешим, но вокруг слишком много свидетелей.
Люди на пляже разговаривали по-испански, но каждый слог доносился до меня с кристальной ясностью.
– Только глянь, как бегут эти девушки!
– Классные ножки!
Мы не обращали на них внимания и продолжали бежать без остановки. Мы не нуждались в воздухе, и одним из преимуществ было то, что мы никогда не задыхались. Дыхание осталось скорее привычкой, чем необходимостью.
Наконец-то бесконечная линия песка изогнулась. Я начинала волноваться. Океан знала, что мы спешим, но новая сестра – нет. Оставалось лишь надеяться, что она продержится несколько секунд, пока мы доберемся до нее. Впереди показалась группка деревьев, закрывающая небольшой участок пляжа, и мы с Мэрилин остановились, чтобы бросить вокруг последний взгляд и убедиться, что нас никто не видит. Затем мы без промедления прыгнули в воду.
Нельзя сказать, что мы плыли, особенно когда Она указала нам конкретное место. Скорее, нас несло вперед. Слабое человеческое тело сломалось бы от напора, но меня каждый раз охватывало ощущение, схожее со щекоткой. Обычно такие перемещения пугали меня, ведь я знала, что вот-вот приму участие в своеобразной бойне. Я пыталась утешиться сознанием, что не мне нужны их жизни. Но одновременно с тревогой я ощущала странный прилив силы. Для некоторых людей я стану последним, что они увидят и услышат в своей жизни, и в том и в другом смысле я буду невыносимо прекрасна.
Пока мы плыли, одежда распалась на нитки. Думаю, все дело в скорости. Пуговицы и застежки-молнии выдержали испытание, но без поддержки ткани опустились на дно крохотными камешками. Помолвочное кольцо Мэрилин выдержало удары без малейших признаков вреда. Я же попала в этот мир без украшений, на которых можно было бы проверить силу моря.
Когда мы пели, пропадали все признаки места и времени. Мы становились одним целым, ровней. По мере того как с нас соскальзывала одежда, Океан выпускала накопившуюся в венах соль. Крохотные частицы лепились к нашим телам, создавая длинные, развевающиеся платья. Они походили на морскую пену. Легкие, переливающиеся наряды всегда выглядели чуть по-иному. Цвета воздавали Ей должное, все оттенки зеленого, голубого и песочного – радуга Ее сущности. Мы просто купались в них. Чудесные платья дарили ощущение безвременья и чувственности. Если подумать, единственная отрада, которую я находила в своем теперешнем существовании.
Иногда я носила платье, пока оно не исчезало. Оно растворялось постепенно, по крупинке, и я с грустью наблюдала, как растет на полу горстка морской соли. Я обожала эти наряды. А любой мужчина, увидев нас стоящими в открытом море, в развевающихся платьях, моментально забывал, что готов совершить безумный поступок. Когда мы прибывали к месту назначения, обнаженная кожа переливалась от кристалликов соли. А стоило нам запеть, устоять не мог никто. Скрывающуюся под красотой опасность замечали слишком поздно.
Океан была полна опасностей. Ранее я, как и остальное человечество, считала, что худшее – это айсберги или ураганы, одним словом, природные катастрофы. Но на самом деле их в большинстве случаев можно избежать. Подлинная опасность крылась в голосе, спрятанном под моей прочной кожей.
Взять, к примеру, «Титаник». Газетные заголовки приписали гибель корабля встретившейся на пути глыбе льда. Я же считала, что в ней виноваты Мэрилин и Эйслинг, именно они песней заманили лайнер на опасный курс. Задолго до того, как обломки нашли люди, я сама отправилась на их поиски. Мэрилин отказалась меня сопровождать, так что пришлось искать в одиночестве. Я провела в новой жизни всего несколько месяцев, еще ни разу не топила корабль и не могла понять ее отказа. И даже не предполагала, как долго будет преследовать меня увиденное. Океан легко, даже с нежностью перенесла меня к месту крушения. Меня удивила заботливая готовность, с которой Она откликнулась на столь странную просьбу. Я побаивалась Ее, но любопытство пересилило.
Я ожидала благоговения, но ошиблась. Мне открылось ужасающее зрелище.
Корабль разломился пополам, и все вокруг было усыпано обломками. Меня влекло к нему знаменитое имя, занимаемое в мировой истории место. Но я увидела беззвучное кладбище из металла и мусора. Фарфоровая кукла. Пара туфель. Обеденная тарелка. Внезапно я осознала, что, если осмотреть Океан, я найду остатки и своего корабля. И принадлежавшие мне вещи так же рассыпаны по песку. Это не эксперимент в кораблестроении. Не броский заголовок в газете. Это то, что осталось от человеческих жизней, и мы приложили руку к их гибели. Один из сотен ненайденных призрачных городов, разбросанных по дну моря.
Но сегодня мы не планировали творить разрушения. Сейчас мы торопились на помощь к незнакомой пока подруге. Интересно, сколько ей лет? Откуда она родом? И как оказалась в этом положении? Следом возникали более серьезные вопросы. Если Океан требовалась пища, как Она сообщила нам утром, то почему Она пощадила эту девушку? Океан должна была услышать вопрос в моих мыслях, но не торопилась с ответом. Меня же беспокоило, что вода вокруг, казалось, потеплела от моих размышлений.
Я могла бы поговорить с Ней так же, как это делала Мэрилин, но не хотела настаивать. А при первом же взгляде на крохотную фигурку я поняла невысказанные причины. Мы подплывали к берегу, едва освещенному солнцем, и я разглядывала нашу новую сестру.
Она была красива. Потрясающе прекрасна. Настолько хрупка, что казалось, будто она вот-вот разобьется. Девушка сидела, обняв колени руками. Черные волосы доставали до плеч, тонкие черты лица и темные глаза светились спокойной красотой. И я тут же предположила, что пение сделает эти черты просто неотразимыми. Девушка тихо плакала, и мы с Мэрилин осторожно, стараясь не потревожить девушку, выбрались из волн. Не хотелось пугать ее.
Эйслинг еще не было. Думаю, она намеренно опаздывала. Ну и хорошо, учитывая, как она в свое время поприветствовала меня. Я подошла к девушке, стараясь двигаться не слишком быстро. В ее глазах плескался страх, но он мешался с восхищением. Я прекрасно ее понимала.
Я совсем разучилась разговаривать с людьми, так что подпрыгнула от неожиданности, когда Мэрилин обратилась к девушке:
– Как тебя зовут?
– Миака, – ответила девушка. Она всхлипнула, и голова непроизвольно дернулась.
– Миака, не надо бояться. Мы тебя не обидим. Наоборот, мы пришли помочь.
Мэрилин сейчас напоминала заботливую учительницу начальных классов. Девушка смотрела на нее с опасением, и я не винила ее.
– Вы ангелы? – спросила Миака.
Мы с Мэрилин с трудом подавили смешок. Платья, сияющая кожа и исходящая от нас аура – да, возможно, мы походили на ангелов.
– Нет, – покачала головой Мэрилин. – Ты не умерла, а мы не ангелы.
– Не понимаю. Я умирала и чувствовала это. Не могла дышать.
Слова девушки принесли с собой воспоминание.
С невероятной отчетливостью в памяти всплыла та первая и последняя секунда, когда все изменилось. Я вспомнила, как болели от борьбы с водой мускулы, а легкие горели от давления. Снова услышала зовущий из темноты призрачный голос. Небольшой темный водоворот с силой протолкнулся мне в рот, а онемение прогнало вкус боли. Я почувствовала себя в воде, как в родной стихии, и поняла: что-то произошло.
– Да, ты умирала, – ответила Мэрилин. – Но попросила оставить тебя в живых, правда?
Миака потрясенно уставилась на нее:
– Да! Да! Я умоляла оставить меня в живых, и тут услышала голос. Я думала, что предки зовут меня домой.
Мэрилин продолжала попытки ее успокоить:
– Ты выжила. Тебе дали второй шанс, Миака.
– Я жива? Вы уверены? Я должна чувствовать боль, но ее нет. И вы похожи на ангелов. Наверное, я все же умерла. – Последнюю фразу она пробормотала под нос и замолкла.
– Нет, милая Миака, ты выжила, – вмешалась я.
Она мне уже нравилась. Такая маленькая и в таком отчаянии. Я позабочусь о ней, ей нужен кто-то вроде меня. Пока я не знала, меняются ли сестры, но я не допущу, чтобы Эйслинг забрала у меня Миаку. Мы с Мэрилин будем приглядывать за ней.
Девушка внимательно всматривалась в наши лица в поисках обмана. Когда она подняла голову, меня восхитила ее красота. И охватило подозрение, что Миаку часто недооценивали. Она долго наблюдала за нами, но честные взгляды убедили ее в нашей искренности.
– Я жива? О… Это чудесно! Спасибо! Благодарю вас! – пискнула она. Видимо, Миака решила, что мы каким-то образом приняли участие в ее спасении. – Вы мне поможете? Отвезете меня к отцу?
У меня перехватило горло. Тоска в ее голосе стала моей. Я успела позабыть многие подробности, но знала, что один из моих братьев выжил. Я часто хотела подглядеть, как он живет, но не знала, какие последствия может вызвать даже такая мелочь, не навлеку ли я беды. А рисковать я не могла.
– Нет, – просто ответила Мэрилин.
– Но… он же будет беспокоиться обо мне. Я упала за борт, когда рыбачила с братьями. Я не умею плавать. Обычно я веду себя осторожнее. Они не видели, как я упала, а мне не хватало дыхания, чтобы позвать на помощь. Но они догадаются. Я даже не знаю, где они сейчас.
– Они очень далеко, Миака. И ты не можешь вернуться к ним. Прости, – ласково, но твердо ответила Мэрилин.
– Почему? – У девочки вытянулось лицо.
– Мы не обманывали, когда сказали, что ты выжила. Ты попросила вернуть тебе жизнь, и ты получила ее, но за определенную цену. За второй шанс надо платить.
– Да уж… – За ее спиной появилась Эйслинг. – Я что-то пропустила?
– Здравствуй, Эйслинг, – откликнулась Мэрилин. – Познакомься с нашей новой сестрой. Ее зовут Миака. – Она жестом указала на девушку, и я увидела, как заметались глаза Миаки при слове «сестра».
– Здравствуй, Миака, – без особого интереса протянула Эйслинг.
– Мы как раз собирались рассказать ей про новую жизнь. Не возражаешь, если я продолжу?
– Зачем попусту тратить время? Не похоже, что она долго протянет. Ставлю на… мм… три дня. Максимум пять. – Эйслинг развернулась и устремилась прочь. Слова предназначались Миаке, но ранили меня.
– Не слушай ее, – прошептала я девушке.
В любом случае ей следовало волноваться совсем о другом.
– Эйслинг, сделай что-нибудь полезное, постой в прибое, – твердо произнесла Мэрилин.
– Ладно.
Эйслинг подошла к линии берега. Она станет нашей связью с Океан, так что мы снова повернулись к новой сестре.
– Миака, – начала Мэрилин. – Эйслинг, Кэйлен и я – сирены. Ты раньше слышала о сиренах? – (Девочка покачала головой.) – Мы певицы. О нас слагали легенды. Было время, когда люди в нас верили или, по крайней мере, подозревали о нашем существовании. Но сейчас мы тайная община сестер, укрытая от глаз остального мира. Мы принадлежим Океан. Видишь ли, Она очень велика, а ее дары Земле бесконечны. Чтобы набраться сил и поддерживать жизнь на нашей планете, Она должна есть. Мы поем для Нее и помогаем Ей насытиться. Это случается нечасто, но это наша обязанность, и тебе придется ее исполнять, если решишься.
Я наблюдала, как в голове Миаки проворачиваются вопросы, и гадала, какой станет первым.
– Что ест Океан? – спросила она.
– Людей, – тихо ответила я.
– Людей?! – потрясенно переспросила девушка.
Ее лицо съежилось от страха, из груди рвались испуганные всхлипы.
Мэрилин среагировала мгновенно:
– Да, но мы нечасто Ей помогаем. Раз в год, может, реже. Люди постоянно погибают в море, и этого хватает. Я пыталась убить себя, а ты утонула случайно. Но когда таких смертей недостаточно, мы помогаем Ей.
Миака переваривала услышанное. Темные, ониксового цвета глаза стреляли по сторонам, видимо, в поисках вопроса или в ожидании следующего объяснения. Непросто вдруг обнаружить, что мир что-то от тебя прятал.
Девушка вела себя намного сдержаннее меня. Я запиналась, перебивала и размахивала руками. Миаку, очевидно, с детства приучили вести себя сдержанно. Когда она поняла, что получила передышку, то подняла глаза на Мэрилин и приготовилась задать один из десятка терзающих ее вопросов. Я бы не назвала ее спокойной, но, по крайней мере, Миака не устроила истерику.
– Ты сказала… Ты сказала, если решусь. А если я откажусь?
А вот я такого вопроса не задавала. Миака поверила раньше меня, – возможно, она просто умнее.
– Прости, Миака, но если ты не станешь одной из нас, нам придется отдать тебя Океан. Ты должна была умереть несколько минут назад, так что у нас не будет иного выбора, кроме как отдать тебя Ей. Но если ты решишь остаться, мы объясним, как тебе жить дальше, – ласково продолжала Мэрилин.
Я молилась, чтобы Миака осталась с нами. Мне хотелось жить с ней! Я не смогла бы ослушаться Океан, если бы та попросила меня затащить девочку в воду, но я не знала, смогу ли сделать это собственными руками. Оставалось надеяться, что на наших лицах ясно читалось, как мы ей рады. По крайней мере двое из нас.
– Иди в воду, милочка, все равно ты долго не продержишься, – бросила Эйслинг. Она бесцельно бродила в набегающих волнах и выглядела совершенно равнодушной.
Я бросила на сестру злой взгляд. Вот ей бы я не задумываясь причинила боль.
– Послушай, – негромко обратилась я к Миаке, – не дай Эйслинг задеть себя. Тебе не придется часто с ней видеться.
Девушка посмотрела на меня. Наши взгляды встретились. Я знала, что мной движет жадность, но Мэрилин вот-вот уйдет, нас останется всего двое, и я хотела, чтобы Миака стала моей подругой. Я улыбнулась в надежде, что она почувствует мою симпатию. Миака перевела взгляд с меня на Мэрилин.
– Тебя зовут Мэрилин, правда? – спросила она. Сестра кивнула. – Прежде чем сделать выбор, могу я узнать, на что будет похожа моя жизнь?
– Конечно. – Мэрилин набрала воздуха и повторила слова, которые изменили мой мир восемь лет назад. – Если присоединишься к нам, тебе придется оставить все позади. Ты никогда не сможешь вернуться к своей семье. Ты станешь четвертой сиреной – именно столько нас может существовать одновременно, не больше. Пока Океан не нуждается в наших услугах, мы можем жить, как нам заблагорассудится. Тебе придется сделать несколько уступок, но я расскажу о них позже. Можешь жить одна, как Эйслинг, но вначале лучше держаться поближе к сестрам. Твое тело будет заморожено. Пока мы остаемся сиренами, мы не старимся, не болеем и не можем умереть. Когда срок службы заканчивается, все естественные процессы просыпаются и время снова получает над нами власть. Тогда мы можем выйти замуж, завести семью, делать, что захотим. Сейчас наши жизни полностью принадлежат Океан, но потом мы снова берем судьбу в свои руки. И мы будем иметь преимущество перед обычными людьми, поскольку у нас есть время, чтобы довести себя до совершенства. Считай, что это подарок. Твой характер тоже изменится к лучшему. Я, например, сейчас намного храбрее, чем была. Когда я покину эту жизнь, я, возможно, забуду о событиях, которые меня изменили, но не потеряю новые черты, ведь служба Океан лишь часть меня. А до того времени ты должна хранить наш секрет. В целом это означает, что ты не можешь вступать в близкие отношения с людьми. Помимо того что они старятся, пока ты остаешься молодой, ты не сможешь разговаривать с ними. Твой голос будет зазывать их в воду и заставлять утопиться. Это наша сущность. Даже если рядом нет водоема, они могут сунуть голову в раковину. Ты можешь разговаривать с нами, и ты всегда будешь способна понимать Океан, но для людей ты смертельно опасна. Ведь мы, по сути, оружие. Прекрасное оружие. Не стану лгать, мы ведем одинокое существование, но, когда твой срок закончится, ты получишь новую жизнь. То, во что ты вырастешь сейчас, пропитает всю твою сущность, страсть останется с тобой. От тебя пока что требуется лишь послушание и время, – заключила Мэрилин.
Миака внимательно слушала ее речь. Я завидовала ее хладнокровию. Она побывала на пороге смерти, потеряла всех родных и узнала, что является орудием убийства. При этом сохранила здравый рассудок. Блестящие в глазах слезы не мешали ей усиленно обдумывать положение.
Миака оказалась храбрее меня, ведь она всерьез размышляла, отдаваться ли Океан. С каждой секундой я все сильнее волновалась, что Миака прислушается к здравому смыслу и решит, что даже смерть лучше, чем подобное существование. Я пыталась мысленно убедить ее остаться. Девушка посмотрела на Мэрилин и собрала волю в кулак, готовясь задать самый насущный вопрос.
– Насколько? – спросила она.
– Сто лет.
Миака снова задумалась. Я гадала, о чем она размышляет. Меня в ее ситуации обуревали эмоции, вытесняя все мысли. На берегу воцарилась долгая тишина.
Даже Океан терпеливо ждала ее решения. Миака на миг прикусила губу и наконец подняла глаза:
– Я не боюсь умереть. Я не хочу причинять людям боль. Но я хочу другой жизни, отличной от прежней. – Она решительно встала. – Я остаюсь и стану одной из вас.
Эйслинг не отреагировала. Мэрилин вздохнула с облегчением. А я ринулась к Миаке и заключила ее в объятия. Девушка не возражала.
– Добро пожаловать в нашу сестринскую общину.