Вороны! Вечно эти вороны. Они расселись на фронтонах церкви прежде, чем умирающие испустили дух. Прежде, чем Райк прекратил отрубать пальцы и снимать с них кольца. Прислонившись к столбу виселицы, я кивнул птицам. Дюжина воронов выстроилась в одну черную линию, их умудренные глаза следили за происходящим.
Местная площадь заалела. Кровь повсюду: в сточных канавах, на выложенной плиткой мостовой, в фонтане. Люди так окоченели, что сразу было видно – трупы. Одни уморительно вытянули вверх беспалые руки, другие скорчились. Мухи роились над теми, кто еще был способен их отогнать. Одни отключились, другие притворялись, но всех выдавало назойливое стенание.
– Воды! Воды! – Умирающие вечно просят воды. Удивительно, но убийство вызывает жажду и во мне.
Местечко называлось Маббертон. Две сотни фермеров валялись со своими косами и топорами. А ведь я предупреждал, что убийство – наше ремесло. Сказал их предводителю, Бовиду Тору. Дал им шанс, всегда даю. Но нет. Они захотели крови и бойни. И они ее получили.
Война, друзья мои, прекрасная штука. Несогласный – проигрывает. Потрудись я подойти к старому Бовиду, подпирающему спиной фонтан и разглядывающему вывалившиеся на колени кишки, возможно, услышал бы другое мнение. Однако посмотрите, к чему привело его несогласие.
– Нищие деревенские говнюки! – Райк высыпал целую горсть отрубленных пальцев на распоротое брюхо Бовида. Затем подошел ко мне, выставив свою добычу так, словно здесь была моя вина. – Смотри! Одно золотое кольцо. Одно! Такая орава – и одно гребаное золотое кольцо. Хотел бы я оживить выродков, чтобы расправиться с ними снова. Чертовы вонючие фермеры.
И он бы действительно так сделал, злобный ублюдок по натуре, еще и жадный. Я выдержал его взгляд:
– Успокойся, брат Райк. Это не все сокровища Маббертона. – И предостерегающе посмотрел на него.
Его ругань разрушила всю магию окружающей картины; более того, надо быть с ним построже. После сражения Райк всегда на взводе, ему вечно мало. Я дал понять: у меня припасено нечто большее. Нечто, способное удовлетворить даже его. Он что-то проворчал, спрятал окровавленное кольцо и засунул нож за пояс.
Затем подошел Макин и потрепал нас латной рукавицей по наплечникам. Был у него такой талант – сглаживать конфликты.
– Брат Йорг прав, Малыш Райки. Здесь еще много припрятанных сокровищ. – Он имел обыкновение называть Райка «Малыш Райки», поскольку тот был на голову выше любого из нас и раза в два шире. Макин вечно травил анекдоты. Он втюхивал их даже тем, с кем рубился, конечно, если у них оставалось на это время. Ему нравилось наблюдать, как они умирают с улыбкой.
– Каких сокровищ? – полюбопытствовал все еще рассерженный Райк.
– Когда имеешь дело с фермерами, что еще ты всегда от них получаешь, Малыш Райки? – намекнул Макин, выгнув бровь.
Райк поднял забрало, выставив напоказ свое уродливое лицо. Ладно, скорее грубое, чем уродливое. Убежден, что шрамы его только украшали.
– Коров?
Макин скривил губы. Мне они никогда не нравились, слишком толстые и мясистые, но я прощал ему это за анекдоты и виртуозное умение обращаться с цепом.
– Ну, ты можешь поиметь коров, Малыш Райки. Лично я собираюсь найти дочурку фермера или даже троих до того, как остальные перепробуют их всех.
Они отправились на поиски, при этом Райк издал свой коронный смешок «кхе-кхе-кхе», словно пытался выплюнуть застрявшую в глотке рыбную кость.
Посмотрел, как они выбили дверь в доме Бовида, стоявшем прямо напротив церкви. Хороший такой дом, с высокой, покрытой деревянной черепицей крышей и небольшим цветником перед входом. Бовид проследил за ними взглядом, голову ему было уже не повернуть.
Глянул на воронов, затем на то, как Джемт и его слабоумный братец Мейкэл собирают головы. Мейкэл управляется с телегой, Джемт – с топором. Говорю же, прекрасная штука – война. Особенно если ты сторонний наблюдатель. Конечно, от нее воняет. Впрочем, очень скоро мы сожжем тут все, и вонь исчезнет вместе со столбом дыма. Золотые кольца? Для начала и этого довольно.
– Малец! – позвал Бовид. Голос глухой и слабый.
Подошел и встал перед ним, опершись на меч, внезапно почувствовав в руках и ногах усталость.
– Лучше поторопись, фермер. Брат Джемт со своим топором уже близко. Слышишь небось «хрясь-хрясь»?
Казалось, это его не слишком трогает. Трудно чем-то взволновать человека, который вот-вот станет праздничным обедом для червей. Но то, что держался он со мной так непочтительно и назвал «мальцом», раздражало.
– У тебя есть дочери, фермер? Может быть, они прячутся в погребе? Старина Райк все равно разнюхает, где они.
Взгляд Бовида метнулся вверх, пристальный и наполненный болью.
– С-сколько тебе лет, малец?
Опять «малец».
– Достаточно, чтобы распороть твое брюхо, словно толстый кошель богача, – ответил я, разозлившись. Мне не нравится, когда я злюсь. И от этого злость становится лишь сильнее. Похоже, он этого не понимал. Не думаю, будто осознавал даже то, что именно я выпотрошил его не более получаса тому назад.
– Пятнадцать лет, не больше. Не может быть больше… – Слова медленно слетали с посиневших губ на смертельно бледном лице.
«На два меньше», – ответил бы я, но он все равно уже не услышит. За спиной скрипнула телега, с окровавленным топором подошел Джемт.
– Голову возьмите, – приказал я, – а жирное брюхо оставьте воронам.
Пятнадцать! Вряд ли, когда мне стукнет пятнадцать, я все еще буду совершать набеги на деревни.
К тому времени, когда мне исполнится пятнадцать, я стану королем!
2
Есть люди, которые раздражают тебя самим фактом своего рождения. Брат Джемт был рожден, чтобы раздражать весь мир.
Маббертон горел просто замечательно. Этим летом все деревни полыхали на славу. Макин называл это выжигающее лето ублюдочным, слишком жадным, чтобы послать дождь, и был прав. Когда мы сюда въезжали, за нами поднималась пыль; когда выезжали – столб дыма.
– Кто хочет быть фермером? – Макин обожал задавать вопросы.
– А кто – дочерью фермера? – Я кивнул в сторону Райка, устало покачивавшегося в седле с тупой ухмылкой на лице и лоскутом парчи на полупластине доспехов. Где он раздобыл парчу в Маббертоне – тайна, покрытая мраком.
– Брат Райк наслаждается простыми радостями жизни, – усмехнулся Макин.
И он действительно наслаждался. Был жаден до них, как огонь, уничтожавший все вокруг.
Языки пламени пожирали Маббертон. Я забросил факел на соломенную крышу таверны, жар сразу погнал нас прочь. Просто еще один чертов день в истории нашей Разрушенной Империи, которая уже долгие годы корчится в предсмертной агонии.
Макин вытер пот со лба, перепачкавшись сажей. Вымазываться у него был настоящий талант.
– А ты сам погнушался бы этих радостей, брат Йорг?
Не мог с ним не согласиться. «Сколько тебе лет?» – хотел узнать тот жирный фермер. Достаточно, чтобы наведаться к твоим дочуркам. Толстуха все пыталась нечто вещать, как и ее папаша. Верещала – не заткнуть, аж уши заложило. С той, что постарше, было попроще. Тихоня, но пришлось потрудиться, проверяя, не померла ли со страха. А как огонь добрался, небось обе взвыли…
Подъехал Джемт и вернул нас к реальности:
– Люди барона заметят дым миль[1] за десять. Не надо было поджигать, – тряхнул башкой, дурацкая грива рыжих волос колыхнулась в такт.
– Не надо было, – проорал брат-идиот с лошаденки серой масти. Мы разрешили ему ехать на старой кляче, запряженной в телегу. Кобыла не свернет с дороги. Она умнее Мейкэла.
Джемт всегда цеплялся по мелочам. «Тебе не стоило скидывать трупы в колодец, теперь мы будем мучиться от жажды». «Тебе не надо было убивать того священника, теперь от нас отвернется удача». «Обращайся мы с ней помягче, получили бы выкуп от барона Кенника». Всякий раз я просто сгорал от желания вогнать клинок ему в шею. «В чем дело? Что ты булькаешь, брат Джемт? Не стоило протыкать твой выпяченный кадык?»
– О нет! – воскликнул я, словно громом пораженный. – Скорее, Малыш Райки, беги, пописай на Маббертон. Нужно потушить пожар.
– Люди барона увидят огонь, – затянул свое Джемт, упрямый и красномордый. Он всегда краснел, как свекла, стоило его разозлить. И это красное мурло еще сильнее разожгло во мне желание прибить его. Тем не менее я сдержался. Когда ты предводитель, появляются определенные обязанности. Не стоит злоупотреблять убийством своих людей, иначе кем ты будешь командовать?
Остальные сбились в кучу вокруг нас. Как и всегда, чуть что не так. Я натянул поводья Геррода. Он, заржав и ударив копытом, замер. А я смотрел на Джемта и ждал. Ждал, пока соберутся все тридцать восемь братьев. Джемт раскраснелся – вот-вот из ушей кровь брызнет.
– Куда мы все направляемся, братья мои? – спросил я, приподнявшись в стременах для лучшего обзора их уродливых рож. Задал вопрос негромко, все затихли, чтобы лучше слышать. – Куда? – повторил я. – Или только я это знаю? Разве у меня есть от вас секреты, братья?
Райку стало как-то неловко, он нахмурился. Толстяк Барлоу занял позицию справа от меня, слева встал нубанец, белоснежные зубы сверкают на черном, словно вымазанном сажей, лице. Молчание.
– Брат Джемт может поведать. Он знает, что нам следует делать, а чего нет, – улыбнулся я, хотя руки так и чесались дотянуться до его шеи. – Куда мы направляемся, брат Джемт?
– В Уэннит на Лошадиный Берег, – весьма неохотно ответил он, не желая ни с чем соглашаться.
– Замечательно. А как мы собираемся туда добраться? Без малого сорок всадников на великолепных ворованных лошадях?
Джемт сжал челюсти, пытаясь понять, что я имею в виду.
– Как мы собираемся добраться туда, если хотим урвать кусок пирога, пока тот еще вкусен и горяч? – вопрошал я.
– Дорогой Нежити! – вскричал Райк, довольный, что знает ответ.
– Дорогой Нежити, – тихо повторил за ним я, все еще улыбаясь. – Каким другим путем мы можем пойти? – посмотрел на нубанца, вглядываясь в темные глаза. Я не мог читать его мысли, но позволял ему читать свои.
– Другого пути нет.
«Райк в ударе, – решил я. – Не знает, какая именно игра разыгрывается, но балдеет от своей роли».
– А люди барона знают, куда мы направляемся? – спросил Толстяка Барлоу.
– Старые вояки всегда следуют за войной, – ответил тот. Толстяк Барлоу не глупец. Подбородки колышутся, когда говорит, но не глупец.
– Итак… – неспешно обвел я всех взглядом. – Итак, барон знает, куда направляются бандиты вроде нас, и знает, какой дорогой мы поедем. – Я подождал, пока слова дойдут до их сознания. – А еще я разжег огромный костер, который подскажет ему и его людям, насколько глупо следовать за нами.
Тут-то я и ударил Джемта ножом в шею. Мне совсем необязательно было так поступать, но уж очень хотелось. Он довольно долго дрыгался, кровь пузырилась и булькала, потом свалился с лошади. Его красная физиономия очень быстро побледнела.
– Мейкэл, – позвал я, – возьми его голову.
И он взял.
Джемт просто выбрал неподходящий момент.