ПРОЛОГ
Кай стоял перед старым камнем – грубо отесанной глыбой, установленной вертикально в те времена, когда люди не знали ни о чем, кроме деревьев, камней и охоты. Или все-таки кое-что знали, коль скоро выставили этот камень на обозрение там, где открывались завесы тайн. Там, где небо было немного ближе и Присягнувшие могли дотянуться до него. Здешние жители называли это место Перстом – по мнению Кая, верно, пусть и не слишком оригинально. Если мыс и правда походил на палец, то камень располагался на костяшке. Перст был метров шестьдесят шириной и где-то на столько же опускался к болоту крутыми каменными ступенями.
Кай глубоко вдохнул и дал холодному воздуху наполнить легкие, успокоился и прислушался к высокому печальному голосу камня, не столько звуку, сколько воспоминанию о нем. Мгновенно все чувства Кая устремились к небу, оставив тело возле камня. Теперь он смотрел из сияющей долины меж облачных берегов и видел себя – маленькую точку на Персте, да и сам мыс казался узенькой полоской земли, выдающейся в широкое Тростниковое море. На таком расстоянии река Рилл выглядела серебряной лентой, бегущей к Стеклянному озеру.
Кай взлетел выше. Земля ушла вниз, с каждым взмахом порожденных сознанием крыльев она была все дальше. Расстилался туман, облака заключали его в прохладные объятия.
«Интересно, смерть действительно такая? Холодная белизна, во веки веков аминь?» – подумал Кай.
Он не дал облакам увлечь себя и снова нашел солнце. Присягнувшим небу было так легко потеряться на его просторах. Многие так и делали – оставляли плоть умирать и устремлялись вверх, в пустоту. Эгоизм не давал Каю отказаться от реальности. Он достаточно хорошо знал себя, чтобы понять это. Давняя алчность, невозможность все отпустить. Должно быть, эта слабость позволяла ему оставаться собой.
Он взмыл над мягким сиянием облаков, прокладывая себе путь меж облачных башен. Хрупкий алебастр прорвал серис, едва заметный даже внутреннему взору Кая. Извивающееся тело длиною в несколько метров и толщиной с туловище человека то появлялось, то исчезало из виду. Кай позвал его. Облачный змей свернулся кольцами и, описывая ленивые круги, приблизился.
– Старый друг, – приветствовал его Кай.
Тучи перед бурей кишели серисами, которые обладали одним знанием на всех, и потому для Кая они все были едины. Вероятно, серисы – это то, что осталось от Присягнувших небу, забывших себя, забывших обо всем, кроме вечного танца среди облаков. А может, они находились здесь всегда и не знали ни рождения, ни смерти.
Серис уставился на Кая прохладными, сияющими голубизной глазами. Человек почувствовал холод от прикосновения к своему сознанию, медленного, любопытствующего.
– Опять женщина?
– Всегда женщина.
Кай смотрел, как свет разливается по облакам. Архитектура облаков, податливая, готовая, чтобы рука Бога сотворила из нее соборы, башни, чудовищ… Его забавляло, что серис думает, будто он всегда приводит на Перст одну и ту же девушку.
«Возможно, серисы считают, что существуют лишь один-единственный мужчина, одна-единственная женщина и множество тел», – подумал Кай.
Серис вился вокруг Кая, создавая кокон, будто тот и впрямь там присутствовал в телесном воплощении.
– Хотел бы быть с ней одной тенью?
Кай улыбнулся. Серисы представляли человеческую любовь как соединение облаков, то легко соприкасающихся, то взвивающихся ввысь, то теряющихся друг в друге – отбрасывающих одну тень.
– Да, одной тенью.
Кай удивился, с каким пылом прозвучали его слова. Ему действительно хотелось не просто поваляться в вереске. Не в этот раз.
– Так стань.
Он кожей ощутил голос сериса, хотя тело осталось далеко внизу.
– Стать? Это не так-то просто.
– Ты не хочешь?
Серис затрепетал. Кай знал: он так смеется.
– Хочу – не то слово.
«Ей достаточно пройти по комнате, и я весь горю. Ее запах! Я закрываю глаза, и вот я в Садах Бетды», – подумалось ему.
– Близится буря.
В голосе сериса послышалась печаль.
Кай задумался. Он-то не заметил признаков грядущей бури.
– Они поднимаются.
– Мертвые?
Былой страх подкрался к Каю.
– Хуже.
Всего одно слово, но как много значит.
– Нежить?
Кай пристально вгляделся, но ничего не увидел. Нежить приходит лишь во тьме.
– Они восстают, – сказал серис.
– Сколько их? – произнес Кай, подумав: «Только бы не все семь! Пожалуйста!»
– Много, как капель в дожде.
Серис исчез. Дымка, из которой было создано его тело, утратила форму. Кай никогда прежде не видел, чтобы серис вот так растворялся. «Стать одной тенью», – голос по-прежнему звучал в воздухе.
Взгляд Кая метнулся к земле. Он нырнул к мысу. Сула стояла на конце Перста, на самом краешке, быстро приближающаяся белая точка. Дух резко вернулся в тело, и Кай рухнул на колени. Неловко поднялся, еще не вполне понимая, где находится, и устремился к Суле. Он настиг ее меньше чем за минуту и склонился, тяжело дыша.
– Тебя долго не было. Я уж думала, ты забыл обо мне, Кай Саммерсом.
– Простите, госпожа, – выдохнул он и широко улыбнулся: ее красота отогнала страх, который казался теперь таким глупым. Оттуда, свысока, он не увидел ничего, что могло бы его встревожить.
Недовольная гримаса Сулы превратилась в улыбку, солнце озарило ее лицо, и на миг Кай забыл о предостережении сериса. Нежить приходит ночью. Он взял девушку за руки, и она подошла ближе. Она пахла цветами. Сула прижалась к груди Кая, заставляя его сердце биться быстрее. На миг он увидел лишь ее глаза и губы. Пальцы одной руки переплелись с ее пальцами, другая скользнула по ее горлу, чувствуя пульсирующий жар.
– Не надо стоять так близко к краю, – сказал Кай, хотя в ее присутствии у него перехватило дыхание.
Всего в метре за ее спиной Перст распадался на десятки метров скал, резко опускающихся в болото.
– Ты говоришь, как мой папа. – Сула вскинула голову и подалась к нему. – Знаешь, он даже просил меня не ходить с тобой сегодня. Сказал, мол, этот Кай Саммерсон – безродное ничтожество. Хотел, чтобы я торчала в Морлтоне, пока он разбирается со своими делами.
– Правда? – Кай отпустил руки Сулы. – Ты уверяла, что он согласен.
Сула хихикнула и заговорила грубым голосом:
– Не допущу, чтобы моя дочь якшалась с капитаном Гвардии!
Она рассмеялась и продолжила своим обычным тоном:
– А ты что, не знал – он считает, что у тебя «дурная репутация»?
У Кая и правда была определенная репутация, и человек вроде Мерика Вайнленда мог изрядно осложнить ему жизнь.
– Послушай, Сула, лучше пойдем отсюда. Нам не нужны неприятности.
Сула нахмурилась, сморщив свой безупречный лоб.
– Неприятности?
– У меня была причина, по которой я привел тебя сюда.
Сула усмехнулась – любая другая девушка покраснела бы.
– Нет, не та. Ну, то есть и та тоже, но мне нужно было проверить окрестности. Оглядеть болото.
– Я смотрела со скалы, пока ждала тебя. Внизу ничего нет! – Сула отвернулась и показала на зеленую бесконечность трясины. И вдруг заметила. – Что это?
Над Тростниковым морем поднималась мгла. Белые струйки простирались с востока, заходящее солнце придавало им кровавый оттенок.
– Они идут, – с трудом проговорил Кай. Наконец он обрел голос и попробовал уверенно улыбнуться, но вышла лишь гримаса. – Сула, нам надо спешить. Мне нужно доложить в Форт Арал. Я переправлю тебя через Мекстенс и оставлю на Красных скалах. Там ты будешь в безопасности. Повозка отвезет тебя в Морлтон.
Дротики пролетели с таким звуком, будто кто-то задул свечи, – несколько коротких выдохов. Три попали Суле в руку. Три тонких черных дротика на фоне белого платья. Кай почувствовал укол в шею, словно укус слепня.
Болотные гули кишели над оконечностью Перста, серые, похожие на пауков, быстрые и бесшумные. Кай рванул из ножен короткий меч. Тот казался тяжелее свинца. Руки уже онемели, и меч выпал из неловко разжавшихся пальцев.
Приближается буря.
1
Я подвел брата. Я висел в терниях, позволил ему умереть, в ту ночь мир переменился к худшему. Я подвел его, и пусть с тех пор я дал многим своим, братьям умереть, та первая боль не утихла. Лучшая часть меня осталась в терновнике. Жизнь может отнять у человека все, выдрать, словно крюками, по частям, оставить с пустыми руками, нищим, на долгие годы. В глубине каждого из нас есть свои тернии. Шрамы от шипов на мне навсегда – каллиграфия насилия, написанное кровью послание, переводить которое придется до конца моих дней.
Золотая Гвардия всегда прибывает на мой день рождения. Они явились на мое шестнадцатилетие, они приезжали к моим отцу и дяде, когда мне минуло двенадцать. Тогда я катался верхом с братьями, и мы видели, как по Большой Западной дороге в Анкрат направляется отряд гвардейцев. Впервые я увидел их, когда мне было лет восемь, – они проскакали в ворота Высокого Замка на белых жеребцах, и мы с Уиллом восхищенно их разглядывали.
Сегодня я смотрел на гвардейцев, и Миана была рядом со мной. Королева Миана. Они с грохотом пронеслись под другими воротами в другой замок, но ощущение было примерно то же – золотой поток. Я подумал: «Интересно, вместит ли их всех Логово?»
– Капитан Харран! – крикнул я вниз. – Хорошо, что приехали. Выпьете эля? – Я показал на импровизированные столы. Я велел заранее перенести наши троны на балкон, чтобы мы могли посмотреть на прибытие Гвардии.
Харран соскочил с седла, великолепный в своей позолоченной стальной броне. За его спиной гвардейцы продолжали въезжать во двор. Сотни. Точнее, семь отрядов по пятьдесят человек. По одному отряду от каждой из моих земель. Когда они приезжали четыре года назад, у меня был лишь один отряд, с Харраном во главе, как и теперь.
– Благодарю, король Йорг! – крикнул он. – Но нам надо уехать до полудня. Дороги на Вьену в худшем состоянии, чем ожидалось. Нам будет непросто добраться до Ворот к началу Конгрессии.
– Неужели вы оторвете короля от празднеств по случаю дня его рождения из-за какой-то Конгрессии? – Я выпил эль и поднял кубок. – Мне сегодня исполняется двадцать, вы же знаете.
Харран виновато пожал плечами и оглянулся, чтобы осмотреть войска. Собралось уже больше двух сотен. Я был бы впечатлен, если бы ему удалось расположить в Логове все три с половиной сотни гвардейцев. Даже с учетом того, что его перестроили и расширили, передний двор едва ли можно было назвать вместительным.
Я склонился к Миане и положил ладонь на ее округлившийся живот.
– Он беспокоится, что, если я туда не поеду, голосование опять не состоится.
Она улыбнулась. В последний раз голосование было хоть сколько-то близко к завершению на второй Конгрессии – едва ли тридцать третья приблизит восхождение императора на трон больше, чем предыдущие тридцать.
Макин въехал во двор позади колонны гвардейцев с дюжиной моих рыцарей – они провожали Харрана через горы. Чисто символический эскорт, учитывая, что ни один разумный человек, более того, мало кто из безумцев решится встать на пути Золотой Гвардии.
– Стало быть, Миана, ты понимаешь, почему мне придется тебя покинуть, пусть даже мой сын почти готов появиться на свет. – Я почувствовал, как он лягнул мою руку. Миана отодвинулась от меня. – Семи отрядам я и правда не могу отказать.
– Один из этих отрядов – для лорда Кенника, верно?
– Для кого? – переспросил я, чтобы подразнить ее.
– Иногда мне кажется, ты жалеешь, что сделал Макина лордом Кенника. – Она бросила на меня быстрый сердитый взгляд.
– Думаю, он тоже об этом жалеет. Едва ли провел здесь хоть месяц за последние два года. Велел перевезти хорошую мебель из Баронского Зала в свои здешние покои.
Мы умолкли, глядя, как гвардейцы стройными рядами двигаются по тесному двору. Их дисциплина могла бы посрамить любое другое войско. Даже дедовская кавалерия с Лошадиного берега смотрелась бы сбродом по сравнению с ними. Когда-то меня восхищала походная гвардия Оррина, но даже она не идет в сравнение с Золотой Гвардией. Все три с половиной сотни сияли на солнце, на доспехах не виднелось ни следа грязи или потертости. У последнего императора были глубокие карманы, и его личная гвардия продолжала там рыться даже через двести лет после его смерти.
– Мне надо спуститься. – Я хотел встать, но не сделал этого – слишком удобно сидел. Меня как-то не прельщали три недели скачки.
– Надо, надо. – Миана жевала перец. В последние несколько месяцев ее вкусы метались от одной крайности к другой. Недавно она перешла на жгучие блюда своей родины на Лошадином берегу. Целовать ее в итоге стало весьма непросто. – Впрочем, сначала я должна отдать тебе подарок.
Я поднял бровь и похлопал ее по животу.
– Что, уже совсем готов?
Миана оттолкнула мою руку и махнула стоявшей в тени зала служанке. Временами она по-прежнему выглядела ребенком, приехавшим в Логово и обнаружившим, что оно окружено и обречено. За месяц до своего пятнадцатилетия она казалась крошкой на фоне даже самых миниатюрных служанок, но по крайней мере беременность придала ее фигуре изгибы, сделала грудь полнее, а щеки – румянее.
Появился Хамлар с каким-то длинным тонким предметом, замотанным в шелк, но слишком коротким для меча. Он протянул мне сверток и слегка поклонился. Двадцать лет служил он моему дяде, но ни разу не посмотрел на меня неприязненно с тех пор, как я освободил его от прежних обязанностей. Я сорвал шелковую ткань.
– Палка? Дорогая, зачем?
Я поджал губы. Ну что, надо сказать, неплохая палка, правда, непонятно, из какого дерева.
Хамлар положил подарок на стол между тронами и удалился.
– Это жезл, – сказала Миана. – Лигнум Витэ, достаточно прочный и тяжелый, чтобы тонуть в воде.
– Палка, которая может утопить меня…
Она снова махнула, и Хамлар вернулся с толстым томом из моей библиотеки, который держал перед собой, открыв на странице, отмеченной разделителем из слоновой кости.
– Здесь написано, что лорд Орланта получил наследственное право носить этот жезл на Конфессии. – Она показала пальцем на соответствующий абзац.
Я взял жезл, заинтересовавшись не на шутку. На ощупь он был как из железа. Будучи королем Высокогорья, Арроу, Белпана, Конахта, Нормардии и Орланта, не говоря уже о Кеннике, я, кажется, имел право брать деревянную палку туда, где все прочие должны появляться без оружия. Подарок моей розовощекой маленькой королевы с эльфийским личиком, моя палка была из железного дерева и могла сокрушить человеческий череп даже сквозь шлем.
– Спасибо, – сказал я.
Нет, я не был склонен к сентиментальности, но мне нравилось думать, что мы достаточно хорошо понимали друг друга, чтобы она знала, чем мне угодить.
Я попробовал взмахнуть жезлом и почувствовал, что теперь готов покинуть трон.
– По пути загляну к Коддину.
Сиделки Коддина ожидали моего появления. Дверь в его покои была открыта, ставни распахнуты, ароматические свечи зажжены. Но, несмотря на все это, от него исходило зловоние. Уже почти два года, как стрела попала в Коддина, но рана продолжала гноиться и не затягивалась.
– Йорг.
Он помахал мне с кровати у окна и приподнялся, чтобы увидеть, как въезжает Гвардия.
– Коддин.
На меня нахлынуло давнее необъяснимое чувство вины.
– Ты с ней попрощался?
– С Мианой? Конечно. Ну…
– Она будет рожать твоего ребенка, Йорг. Одна. Пока ты будешь где-то разъезжать.
– Едва ли она останется одна. У нее не счесть фрейлин и служанок. Да я половины из них в лицо не помню, уже начинает казаться, что каждый день появляется новая.
– Ты сыграл в этом свою роль, Йорг. Она будет знать, что тебя нет, когда время придет, и ей станет тяжело. По крайней мере, тебе надо как следует попрощаться.
Только Коддину позволялось читать мне нотации.
– Я сказал… спасибо. – Я показал свою новую палку. – Вот, подарила.
– Когда выйдешь отсюда, поднимись наверх еще разок. Скажи все, что положено.
Я кивнул, что означало «может быть». Вроде бы его это устроило.
– Не устаю любоваться на этих ребят в седлах, – сказал он, снова бросая взгляд на сияющие ряды всадников.
– С практикой приходит совершенство. Впрочем, им бы лучше учиться сражаться. Конечно, загнать коня крупом вперед в тесный угол – эффектный трюк, но…
– Ну так и наслаждайся трюками! – Он покачал головой, попытался скрыть гримасу и посмотрел на меня. – Что я могу сделать для тебя, мой король?
– Как всегда. Дать совет.
– Едва ли он тебе нужен. Я никогда не бывал во Вьене и даже близ нее. У меня нет ничего, что могло бы помочь в Священном городе. Острый ум и книжная ученость уже неплохо послужат тебе. Ты же пережил прошлую Конфессию, верно?
Я позволил себе легкую улыбку, вспомнив об этом.
– Послушай, старик, я, может статься, и неглуп, но мне нужна твоя мудрость. Я знаю, что сюда приносят книги из моей библиотеки. Люди рассказывают тебе сплетни и разные истории со всего света. Чего мне надо добиться во Вьене? За кого отдать мои семь голосов?
Я подошел ближе по голым камням. Коддин остался солдатом: никаких ковров и мягких подстилок, даже сейчас, когда он был изувечен.
– Ты не захочешь слушать мою мудрость, Йорг, если дело на то пошло.
Коддин снова отвернулся к окну, солнечный свет подчеркнул его возраст и морщины, возникшие от многочисленных страданий.
– Я надеялся, ты передумаешь, – сказал я. – Бывают тропы трудные, а бывают труднейшие.
Теперь, когда я стоял ближе, зловоние чувствовалось сильнее. Разложение начинается уже в час нашего рождения. Запах гнили напоминает, куда приведут нас ноги, в каком бы направлении они ни шли.
– Голосуй, как отец. Будь с ним в мире.
Вкус хороших лекарств зачастую неприятен, но некоторые пилюли бывают слишком горьки, чтобы их проглотить. Я помолчал, чтобы сдержать гнев.
– Я и так едва удержался, чтобы не повести войска на Анкрат и не опустошить его. Если борьба идет за то, чтобы не допустить войны… какой может быть мир?
– Вы похожи друг на друга. Возможно, твой отец чуть холоднее, строже и менее честолюбив, но ты – плод того же древа, и то же зло выковало тебя.
Лишь Коддин мог напомнить мне, что я сын своего отца, и остаться в живых. Лишь человек, который уже умер у меня на службе и теперь лежал и разлагался, все еще служа мне из чувства долга, лишь такой человек мог произнести эту истину.
– Он мне не нужен, – сказал я.
– А разве этот твой призрак, Зодчий, не говорил тебе, что два Анкрата вместе положат конец владычеству потаенных земель? Подумай, Йорг! Сейджес настроил твоего дядю против тебя. Сейджес хотел, чтобы ты и твой брат полегли в землю. Не добившись этого, он поссорил отца и сына. А что может положить конец власти людей вроде Сейджеса, Молчаливой Сестры, Скилфы и им подобных? Мир! Император на троне. Единая власть. Два Анкрата! Думаешь, твой отец все это время предавался праздности – пока ты рос, да и до того? Может, у него нет таких далеко идущих амбиций, как у тебя, но он тоже по-своему непрост. Король Олидан пользуется влиянием при многих дворах. Не сказал бы, что у него есть друзья, но он в равной мере вызывает доверие, уважение и страх. Олидану известны тайны.
– Мне тоже известны тайны. Многие из них я предпочел бы не знать.
– Сотня не последует за сыном, пока перед ними стоит отец.
– Тогда я должен уничтожить его.
– Твой отец пошел по этому пути – и это сделало тебя сильнее.
– Но он начал колебаться. – Я посмотрел на свою руку, вспоминая, как отнял ее от груди, окрашенную кровью. Моя кровь, отцовский нож. – Он колебался. Я не буду.
Если ведьма снов пыталась вбить клин между нами, она хорошо справилась с этой работой. Я не был склонен прощать отца и сомневался, что он принял бы прощение.
– В потаенных землях, может, и думают, что два Анкрата положат конец их власти. А по мне, так и одного будет достаточно. Кориону хватило. Сейджесу хватило. Хватит и остальным, если захотят остановить меня. В любом случае, ты знаешь, как я уважаю пророчество.
Коддин вздохнул.
– Харран ждет тебя. Я дал совет. Возьми его с собой, он тебя не отяготит.
Капитаны моей армии, дворяне Высокогорья, дюжина лордов, явившихся с прошениями из разных уголков семи королевств, и бесчисленные зеваки ждали меня в приемной у дверей. Время, когда я мог просто ускользнуть… скажем так, ускользнуло. Я приветствовал толпу, подняв руку.
– Милорды, воины моего дома, я уезжаю на Конгрессию. Будьте уверены, что я буду защищать там не только свои, но и ваши интересы и представлю их, по обыкновению, тактично и дипломатично.
Послышались смешки. Я обескровил немало народу, чтобы заполучить свой маленький кусочек Империи, и чувствовал перед своим двором обязанность довести игру до конца, коль скоро мне это ничего не стоит. И потом, их интересы совпадали с моими, так что я едва ли соврал.
Я нашел в толпе капитана Мартена, высокого, видавшего виды. В нем ничего не осталось от фермера. Я не даровал ему поста выше капитанского, но этот человек водил в бой пять тысяч солдат и даже больше с моим именем на устах.
– Береги ее, Мартен. Береги их обоих. – Я положил руку ему на плечо. Мне больше нечего было сказать.
Я направился во двор, по бокам шли два рыцаря – сэр Кент и сэр Риккард. Весенний ветерок не успевал относить запах конского пота, и три с лишним сотни лошадей грозили утонить двор в навозе. Полагаю, большие кавалерийские отряды всегда лучше созерцать на некотором расстоянии.
Макин пробрался к нам верхом на коне.
– Долгих лет жизни, король Йорг!
– Поживем – увидим, – сказал я.
Все это казалось слишком уютным. Счастливая семья, моя маленькая королева там, наверху. Поздравления с днем рождения и золотой отряд внизу. Такая тихая жизнь и покой могут задушить не хуже веревки.
Макин поднял бровь, но ничего не сказал, улыбка не сходила с его лица.
– Ваши советники готовы пуститься в путь, сир.
Кент привык называть меня «сир» – кажется, ему так было приятнее.
– Взять бы вам умников, а не вояк, – произнес Макин.
– А кого взяли бы вы, лорд Макин? – Я решил позволить ему выбрать единственного советника, которого позволяло ему привезти на Конгрессию его право голоса.
Он указал через весь двор на тощего старика с острым лицом, за спиной которого развевался алый плащ.
– Оссер Гант. Управляющий покойного барона Кенника. Когда меня спросят, сколько стоит мой голос, Оссер будет тем, кто точно знает истинную ценность Кенника.
Я невольно улыбнулся. Он мог притворяться, что это не так, но часть старины Макина хотела сыграть новую роль одного из Сотни как можно величественнее. Оставалось неясным, по какому образцу он собирался строить свое правление – моего отца или принца Оррина.
– Кенник – это же сплошь одни болота, а болотам нужен лес. Сваи, чтобы ваши грязные крестьянские домишки не потонули ночью. А я даю их вам. Так что пусть ваш человек об этом не забывает.
Макин кашлянул, словно глотнул болотного воздуха.
– Так кого именно вы берете в качестве советников?
Выбрать было нетрудно. Последняя поездка Коддина случилась, когда его привезли с гор после битвы за Логово. Больше путешествовать ему было не суждено. При дворе полно седых голов, но ни одной, чье содержимое я бы ценил.
– Да ты видишь двоих из них перед собой. – Я кивнул на сэров Кента и Риккарда. – Райк и Грумлоу ждут снаружи, Кеппен и Горгот с ними.
– Боже, Йорг! Не может быть, чтобы ты взял Райка! Мы же говорим об императорском дворе! А Горгот? Ты ему даже не нравишься.
Я обнажил меч, блеснул клинок, и сотни золотых шлемов повернулись, чтобы проследить за его движением. Я поднял меч над головой и повернул, чтобы поймать солнечные лучи.
– Я уже бывал на Конгрессии, Макин. Я знаю, в какие игры там играют. В этом году мы сыграем в новую игру. Мою. И я беру с собой то, что нужно.