Глава 1
Вкус тринадцатого снега
…Я шёл на работу в приподнятом настроении. Стояла на редкость хорошая погода. Сквозь тучи пробивались лучи холодного солнца, на деревьях давно не было ни одного листочка, белые мухи[1] стаями кружили в воздухе, а под ногами скрипел снег. Редкие прохожие, попадавшиеся по пути, были также неулыбчивы и на ходу пытались толкнуть меня плечом. Это невольно умиляло, мягко напоминая нам всем о предстоящем празднике.
День тринадцатого снега – любимое торжество каждого, у кого было детство! И даже те, у кого его не было, типа кобольдов или горных троллей, всё равно не отказывали себе в удовольствии присоединиться к всеобщему веселью.
Это же главный зимний праздник! Интересно, как его будут праздновать здесь, в Мокрых Псах? Я вспомнил, что моя мама в этот день всегда пекла специальные поляцкие пирожки. С мухоморами и гвоздём! А перед Днём тринадцатого снега у нас был традиционный двухдневный пост. Естественно, все успевали наголодаться и всей роднёй набрасывались на огромное блюдо с пышущими пирожками! Тот, кому доставался гвоздь в пирожке, считался самым счастливым и искренне верил, что ему весь год будет сопутствовать удача[2]…
Мне же, к несчастью, так ни разу и не достался вожделенный пирожок с гвоздём. Я всегда огорчался по этому поводу, даже не раз пытался подговорить маму, чтобы она заранее показала мне, в каком пирожке гвоздь, но мама лишь смеялась и шлёпала меня полотенцем, чтобы не лез под руку. Как же мне было обидно…
И только когда я уезжал на учёбу в Парижск, на нашей последней дружеской вечеринке вдруг стало понятно, что я единственный из моих друзей и родственников, кто сохранил все зубы! С тех пор я поминал маму и её чудесные пирожки только добрым словом.
Дорожка перед нашим полицейским участком была расчищена. Наверняка постарался рядовой Чунгачмунк, он любит порядок. Я толкнул дверь, вошёл в прихожую под вой демона Уфира[3] и едва успел расстегнуть верхнюю пуговицу пальто, как на меня набросились со спины.
– Флевретти, что за шутки?!
Я бы легко справился с тощим и не любящим спорт, как и любые другие усилия (типа ухаживания за женщинами вне Сети), капралом, но просто растерялся от неожиданности. Признаться, первая мысль была, что наш любитель томатного сока попросту сбрендил. А меж тем он явно использовал все силы, пытаясь повалить меня на пол, и делал это вполне серьёзно. Из своего кабинета на меня поднял тяжёлый взгляд комиссар Базиликус.
– Что происходит, шеф?!
– Сержант Брадзинский, прекратите сопротивление! А теперь немедленно сдайте удостоверение и бляху! Наденьте на него наручники, капрал.
Это было как шкафом по голове. Из райских кущ родного отделения полиции я словно бы был брошен в самую глубокую бездну беззакония. Всё происходящее казалось страшным фарсом, у меня невольно опустились руки. Я перестал сопротивляться и позволил Флевретти надеть на себя наручники. Меня арестовало родное отделение! Но за что?!
Повернув голову, я увидел у камеры предварительного заключения рядового Чунгачмунка. Мой друг-индеец сидел на полу, скрестив ноги, закрыв лицо руками, и тихо покачивался из стороны в сторону.
– Да-да, – сурово подтвердил капрал Флевретти. – Ему стыдно за того, кого он считал героем и старшим братом. Он, между прочим, с самого утра так сидит.
Я сжал зубы и решил хранить молчание. Что бы такого они мне ни инкриминировали, всё равно я не знал, что это за преступление. А вот не буду говорить без адвоката…
Меня препроводили в камеру. Комиссар шёл следом и молча следил за исполнением приказа. За мной закрылась железная дверь, и лязгнул замок.
– Сержант Брадзинский, вы обещали мадемуазель Эльвире завести ферму? – обвинительным тоном начал Базиликус, открыв зарешеченное окошечко.
– Ферму? – В первую секунду я не понял, о чём это он. – Какую ферму?
– Откуда мне знать какую? В которую она играет, видимо. Так вот… Чему вы улыбаетесь? У вас что, совсем совести нет?
Я чуть не расхохотался, но в последний момент чудом смог сдержаться, видя, что комиссар слишком серьёзен и даже начинает багроветь от гнева.
– Я вижу, что вы вовсе не раскаиваетесь в том, что не выполнили своё обещание завести игру «Ферма»! Добавить её в соседи, дойти до какого-то там уровня и подарить мадемуазель Фурье, э-э… – он достал бумажку, чтобы уточнить, – …двадцать шесть рубинов, позолоченную карету, двух болтливых овец, восемь енотов для стирки, четыре яблони и одного единорога, как она вас и просила. Это возмутительное поведение для офицера полиции!
– Факт, – подленько поддакнул капрал.
– Поэтому посидите-ка здесь, пока не осознаете всю глубину своего морального падения. Если понадобится, хоть неделю. Вы же знаете, что городской судья мой друг и всегда выпишет нужный ордер.
Я покачал головой: если когда-нибудь он в запале ляпнет это вслух при посторонних…
– Подумайте над своим поведением. Флевретти, дайте заключённому сухой паёк в обеденное время, в туалет выводите под охраной. Мне скоро нужно будет уйти.
И шеф с мрачным видом удалился к себе. Но я отметил, что суровость его была уже немного напускной. Старина Базиликус, с горячим темпераментом, но отходчивым сердцем, просто не умел сердиться долго. Если, конечно, преступник не был вором, укравшим всё пиво в городе! Тогда бедолага мог словить на всю катушку…
Капрал сидел за своим компьютером задрав нос и старался не встречаться со мной взглядом. Поэтому мне пришлось сесть на нары, углубиться в Интернет с телефона и просто ждать. Добряк Флевретти не выдержал даже десяти минут и с жалостью на лице заглянул меня проведать.
– Ты как, дружище? Конечно, шеф поступил с тобой слишком сурово.
– Ничего, нормально.
– Извини, если я сделал тебе больно, когда набросился. Я иногда могу не рассчитать силы. Наручники не сильно жали?
– Всё в порядке, спасибо. – Я нахмурился и нарочито небрежно поинтересовался: – Значит, Эльвира приходила?
– Да, вот прям к открытию отделения, – тут же сдал её капрал, состроив сочувственное лицо, хотя в его глазах, как всегда, таилась усмешка. – Пришла с утра, написала заявление на тебя. Вы разминулись, наверное, на полчасика. Что там у вас с ней произошло, чего она на тебя так взъелась, а?
– И близко не представляю, честно!
Но если подумать… Разве что причина могла быть в неудавшемся свидании. Память услужливо вернула меня во вчерашний день. Накануне Эльвира непрозрачно намекнула мне, что у неё свободный вечер, мама занята братишками… В общем, если у меня есть какие-то предложения на романтический ужин с продолжением (да-да, так она и сказала!), то она буквально два часа назад купила новое парижское белье и ещё даже не примерила.
Я мысленно согласился с тем, что более откровенного намёка сделать нельзя, и тут же пригласил её к себе. Она, не кокетничая и не ломаясь, пообещала зайти в девять. У меня оставалось не так много времени, чтобы рысью пробежаться по магазинам, закупить всё необходимое и устроить к её приходу настоящую романтическую сказку в лучших поляцких традициях.
Я стянул мрачные серые гардины, расчихавшись от поднявшейся пыли, и повесил розовые занавески в мелкую клетку с оборочками. Скатертью из той же ткани (продавалось набором) накрыл старый стол. Поменял простыни, застелил кровать покрывалом в стиле пэчворк, накинул на грязное кресло вязаный сиреневый плед, очень нежный и мягкий, на стулья – специальные сидушки с весёлым народным узорчиком. Получилось вполне стильно.
Поставил в вазу свежие цветы (с трудом достал как большую редкость в третьем, и последнем в городе цветочном магазине на самой окраине), пожарил картошку до углей и стейки с кровью. Ну и к указанному часу ждал её с бутылкой вина в домашней фланелевой рубашке в клетку, просторных дырявых штанах и засаленных тапочках. Как видите, домашняя и уютная обстановка, располагающая к приятному времяпровождению, была старательно создана и манила расслабиться…
В девять пятнадцать Эльвира постучала в дверь, я открыл. Она вошла с улыбкой, на миг чмокнув меня в щёку, но уже в следующее мгновение улыбка исчезла с её лица. В её глазах сначала мелькнул шок, потом возмущение, а потом даже испуг, словно она забрела в пещеру какого-то деревенского маньяка из-под Львива. А ведь на всё это ушла треть моей зарплаты!
Я ничего не понял и попытался мягко притянуть Эльвиру к себе, чтобы поцеловать и успокоить, но она оттолкнула меня, влепила пощёчину и сбежала в слезах! Представьте себе моё состояние после такого чудесного свиданьица. Я даже не успел толком ничего сказать. Вот так и остался молча стоять, дурак дураком в дверях, с расцветающим красным отпечатком её пальцев на лице…
Потом уже подумал, что, может, у неё на носу критические дни, и интуитивно решил, что звонить ей не надо, сама позвонит, когда успокоится и будет готова. Теперь было ясно, что интуиция меня подло обманула.
Но поверьте, я не мог даже представить, на что именно она обиделась до такой степени, что пошла писать на меня донос моему же начальнику.
– Что тебе принести на обед, дружище? – заботливо шепнул Флевретти.
– Капрал Флевретти, срочно ко мне! – неожиданно громко рявкнул шеф.
Хм… судя по тону, случилось что-то из ряда вон выходящее. Капрал удивленно пожал плечами, типа не представляю, что могло произойти, и поспешил на зов.
Хотя в принципе меня это уже не должно волновать. Я же задержанный, верно? Пусть сами расследуют, что бы там ни случилось. Понятно ведь, какие новости могут быть в полицейском участке – сплошь криминальные. Прошло где-то пять минут, я прилёг и сделал вид, что сплю.
Послышались скользящие шаги. Я приоткрыл один глаз. У решётки стоял смуглый индеец Чунгачмунк с непроницаемым лицом. Не глядя на меня, он сообщил:
– Убийство. Большой Отец призывает тебя к себе.
Он открыл дверь, выпустил меня и ушёл, по-прежнему не встречаясь со мной взглядом. Похоже, то, что я не сдержал слово, стало для него настоящим ударом. Он слишком уважал меня и считал для себя примером ещё со времен нашей первой встречи на так называемом лайнере вампиров, когда этот парень из племени Черепах добровольно помог мне в поимке убийцы главы клана вампиров-традиционалистов. А после совместной боевой операции по раскрытию коррупции в верхушке местной полиции в его родном Порксе и фактически спасения города от гражданской войны наша дружба стала ещё крепче. Мы расследовали вместе не одно преступление, помогая и прикрывая друг друга. По крайней мере, так было до сегодняшнего дня…
Комиссар встретил меня угрюмым молчанием. Сейчас я отметил, что он одет не в полицейскую форму, как обычно, а в строгий костюм-тройку. Видимо, переоделся на какое-то семейное мероприятие: они у него постоянно, то у деда юбилей, сотые рога меняет, то у племянницы обрезание хвоста. Я сел на стул и тоже молчал, решив, что не раскрою рта, пока он не начнёт первым.
– Ладно, не сердитесь, Брадзинский. Я должен был как-то отреагировать на заявление мадемуазель Фурье. Как-никак она немало делает для нашего города, мгм… в своей журналистской области.
Услышав это, я невольно поднял взгляд на хвалебную статью, посвящённую (кому бы вы думали?), конечно, нашему комиссару! Газета вышла всего пару дней назад, но он уже успел вставить её в позолоченную рамочку. В статье Эльвира расхваливала шефа полиции за оперативный розыск и арест тролля-карлика по имени Трахляля, совершившего серию налётов на младенцев в колясках, отнимая у них погремушки для своей чёрной коллекции. Мамочки плакали от умиления…
Из этого вы можете судить, какой фигнёй нам приходилось пробавляться в последнее время. Конечно, тот факт, что не было серьёзных преступлений, как я смел надеяться, являлся и нашей заслугой. Хотя, скорее всего, могло быть и просто случайным стечением обстоятельств, светлой полосой. Ну вот, теперь она закончилась.
– Могу я быть уверен, что ваши мелкие обиды не помешают несению службы? – примирительно и даже заискивающе добавил он, искоса блестя хитрыми глазами.
– Какой службы? Вы же меня отстранили.
– Сержант, сержант, можно подумать, вам неинтересно…
– Что произошло? – холодно спросил я, глядя сквозь него.
– Кхе-кхе. Сейчас у меня был звонок, – откашлявшись, построжевшим голосом начал шеф. – В городских коммуникациях, иначе говоря – в канализации, нашли труп. Личность уже известна. Это один из сотрудников страховой фирмы «Могила и Ренессанс», старший помощник главного инспектора местного филиала некий месье Лошар.
Я кивнул. «Могила и Ренессанс» – фирма известная, можно даже сказать, монополист в своей сфере. Она специализировалась на страховании жизни и здоровья трудовых коллективов. Остальные подобные организации просто не могли с этой фирмой конкурировать: она либо поглощала их, либо они сами прогорали.
– Он отправился, чтобы расследовать заявление одного из обслуживающих канализацию слесарей о полученной во время работы травме, и, по словам свидетелей, решил лично осмотреть место, где произошло несчастье. Работают в этих туннелях преимущественно кобольды. Точнее, только кобольды. Это их вотчина, как говорят у вас, славян, «из отбросов руды да в кобольды!».
Я молча кивнул, хотя данная поговорка скорее в чести у грюнвальдских гномов.
– Больше никто в эти трубы, ходы и катакомбы не полезет, не захочет рисковать жизнью. К тому же в нашем городе коммуникационные системы очень старые. На замену в городском бюджете денег нет, поэтому их постоянно ремонтируют. Условия труда там, внизу, ужасные. Но это для нас, точнее, для всех, кроме кобольдов. Они-то народец привычный. А вот помощник инспектора был обычный чёрт, но взял и полез! А там, похоже, просто провалился в одну из многочисленных выбоин или ямин.
– Она была такая глубокая? – удивился я.
– Нет, не глубже полуметра, – признался комиссар, было заметно, что он бы совсем не прочь спустить это дело на тормозах. – Скорее всего, Лошар споткнулся, ударился головой, на время потерял сознание и… захлебнулся. Ямы в проходах, как правило, всегда наполнены водой. Не хочу думать о чем-то криминальном. Надеюсь, это лишь несчастный случай. Но фирме с такой репутацией, как «Могила и Ренессанс», не нужны скандалы, поэтому кто-то должен всё это проверить и уже тогда сделать окончательные выводы.
– И этот кто-то опять я?
– Вы мой лучший оперативник, – грубо польстил он.
– Но Чмунк сказал, что это убийство.
– Это я сболтнул сгоряча. Хотя всё возможно. Идите и выясняйте, а то у меня мало времени. Я обещал мэру присутствовать на свадьбе его дочери. В качестве почётного гостя, разумеется. Мадемуазель Эльвира Фурье своей статьёй напомнила окружающим о моей роли в этом городе!
Роли свадебного генерала, сморщив нос, подумал я. Но дело действительно было интересным. По крайней мере, уж куда более интересным, чем сидение в камере предварительного заключения в своём же отделении полиции.
– Значит, я свободен? – едко спросил я.
– Н-нет. Не совсем. Я же не смогу оставить без внимания такое серьёзное обвинение.
– Шеф, вы надо мной издеваетесь?
– Бляху я вам верну вечером. Потерпите. Сами виноваты, офицер полиции и не сдержал слова! Это не очень-то вас красит, согласитесь. Она популярная журналистка, если поделится с подругами в других изданиях, что я никак не отреагировал, кто-нибудь из них обязательно об этом напишет.
О конечно, нашего Базиликуса, как всегда, больше всего волнует собственная репутация. Я мог бы догадаться, когда он приказал надеть на меня наручники моим же товарищам…
– Ну что, мы договорились? – Он поднялся с места, отчего зажатое столом огромное пузо заколыхалось, как батут, на котором прыгают довольно крупные дети; пыхтя, обошёл стол и похлопал меня по плечу, как он думал, подбадривающе. – Вы возьмётесь за это дело, сержант, в обмен на возвращение всех регалий и снятие обвинений.
Я пошел к дверям и, уже взявшись за ручку, обернулся: