Глава 1
Тот день, когда меня настигла смерть, не заладился с самого начала и с каждой минутой становился все хуже и хуже.
Уж и не помню, сколько раз схлопотал от меня утром неугомонный будильник, но в результате я опоздала на работу. А кто, скажите, не жмет на кнопку «Дремать», чтобы лишних девять минут понежиться в постели? Вряд ли найдется подобный индивидуум. Потому-то я почти всегда встаю слишком поздно. И все из-за этой дурацкой кнопки.
Чтобы нормально позавтракать, времени, естественно, уже не оставалось, поэтому в качестве утренней трапезы я проглотила пару шоколадных пирожных, пока поджидала автобус. М-м-м… обожаю шоколад! Мама, конечно же, одобрила бы мой выбор – ведь именно она «подсадила» меня на это лакомство. А вот какой-нибудь диетолог наверняка стукнул бы меня по макушке своим счетчиком калорий.
Автобус, разумеется, как всегда опаздывал. Системой общественного транспорта штата Миннесота просто нельзя не восхищаться – всего шесть автобусов на район с населением в четверть миллиона! Если же они не опаздывают, то приходят слишком рано – не сосчитать, сколько раз, выскочив на улицу, я видела, как нужный мне номер исчезает вдали. Вы спросите: «А как же расписание?» Да какое там расписание…
Когда автобус наконец-то подкатил к остановке, я зашла в салон и – вот дерьмо! – уселась на жевательную резинку, оставленную какой-то сволочью.
На девятичасовой «летучке», на которую я прибыла в девять двадцать, выяснилось, что надвигающийся кризис (а его приближение экономисты упорно отрицали в течение нескольких лет) вышиб меня из седла – я получила извещение об увольнении. Нельзя сказать, что это произошло совершенно неожиданно – последний раз старые добрые «Хэмптон и сыновья» имели прибыль еще в те времена, когда я училась в школе. Но мне все равно было обидно, да и вообще паршиво, когда теряешь работу! Неприятно осознавать свою ненужность, а уж какие тут причины – личные, финансовые или иные – совершенно не важно. Ты просто не нужна и все тут!
Вместо того чтобы урезать шестизначные зарплаты менеджеров высшего звена, «Хэмптон и сыновья» решили избавиться от части административного персонала. Как видно, сочли, что слишком много денег уходит на выплаты клеркам и секретаршам. Ну ничего, они еще поплачут! Без нас эти тупицы даже факс отослать не смогут, не говоря уж о том, чтобы управлять компанией.
С такой злорадной мыслью, не обращая внимания на коллег, всячески избегающих встречаться со мной взглядами, я собрала со стола свои вещи и отправилась домой. По дороге я задержалась в «Молочной королеве», чтобы утешить себя брусничным коктейлем. Неизменные признаки наступления весны – прилетевшие малиновки, молодая травка и открытие после зимней спячки «Молочных королев».
Когда я, прихлебывая из пластикового стакана, вошла в дом, то сразу же увидела, как автоответчик, словно маленький черный дракончик, подмигивает мне своим красным глазом.
Сообщение оставила моя злая мачеха, звонившая, судя по звуковому фону, из косметического салона:
– Мы с отцом не сможем сегодня быть на твоей вечеринке… Я теперь принимаю новое лекарство и еще… ну, в общем, мы не сможем, извини. – (Врешь, стерва, можете!) – Так что веселись без нас. – (Да запросто!) – Быть может, ты с кем-нибудь познакомишься…
Последнюю фразу следовало понимать так: «Может, и найдется какой-нибудь олух, который согласится взять тебя замуж».
Злая мачеха с первого же дня воспринимала меня не иначе, как соперницу, посягающую на определенную долю любви и внимания со стороны ее нового мужа. Почти всегда под разными предлогами она старалась уклониться от участия в том, чему я придавала хоть какое-то значение. Впрочем, меня это перестало огорчать уже через неделю после знакомства с ней, так что я и на сей раз ничуть не расстроилась.
Пройдя на кухню, чтобы покормить кошку, я обнаружила, что она опять сбежала. Моя Жизель просто не может обойтись без приключений! Хотя скорее это я ее Бетси.
Я взглянула на часы.
Ого! Еще и двенадцати нет!
Ну что ж… Пока можно заняться стиркой, потом еще чем-нибудь, а там, глядишь, и вечер наступит.
Ну, с днем рождения, Бетси…
Получилось, однако, так, что в этот апрельский день совершенно неожиданно повалил снег, поднялась пурга, и мою вечеринку пришлось отложить. Ну и ладно, так даже к лучшему. Мне совсем не хотелось куда-то идти, изображать радость по поводу праздника и накачиваться спиртным. «Мэлл», конечно, потрясное место, но чтобы тусоваться в этом кабаке – довольно шумном и переполненном в конце недели – да еще платить по шесть баксов за каждый коктейль, необходимо соответствующее настроение.
Где-то в восемь вечера мне позвонил Ник, и это было единственным светлым пятном за весь день. Ник Берри – полицейский, первоклассный детектив, который занимался моим случаем. Дело в том, что пару месяцев назад я подверглась нападению и…
Впрочем, нападение – это еще мягко сказано. Все равно что называть неприятностью Вторую мировую войну. Мне не то что говорить, даже думать о случившимся не хочется. Однако что было, то было.
В тот вечер я заглянула в «Чингисхан», монгольский ресторанчик-барбекю, где всего за одиннадцать долларов и девяносто пять центов вам подадут гору мяса, салат и море выпивки (отличный ужин, если вас не беспокоит, что потом от одежды еще долго будет пахнуть чесноком), и когда вышла оттуда, меня внезапно атаковали какие-то уроды.
Понятия не имею, чего они хотели – у меня не отнимали кошелек, не пытались изнасиловать и даже не заикались о каких-либо государственных заговорах.
Они возникли ниоткуда – в самом буквальном смысле слова. Только что я стояла на совершенно пустынной улице и, зевая, рылась в сумочке в поисках ключей, а в следующее мгновение обнаруживала, что меня окружили со всех сторон. А потом они на меня набросились, принялись кусаться и царапаться, словно стая взбесившихся белок, а я отбивалась от них острыми мысами своих туфелек от «Маноло Бланикса», вопя что есть мочи и взывая о помощи.
Кричала я так громко, что сорвала голос и еще три дня могла разговаривать только шепотом. А воняло от тех уродов просто ужасно – похуже, чем на моей кухне, когда я на две недели умотала в Кейп, а перед отъездом забыла вынести мешок с мусором. Волосы у них были длинные и грязные, глаза буквально горели и имели какой-то странный цвет, и никто не произнес ни слова.
Помощи я так и не дождалась, однако «плохие парни» почему-то поспешили скрыться. Возможно, их напугал мой трубный глас (когда я начинаю кричать, завывают все собаки, находящиеся в радиусе нескольких миль), а может, им не понравился исходивший от меня запах чеснока, но так или иначе они убежали. Точнее – удрали. Я прислонилась к автомобилю, не надеясь на свои внезапно ослабшие ноги, и посмотрела им вслед. Как мне показалось, некоторые из них передвигались на четвереньках, словно животные. Затем, изо всех сил стараясь не извергнуть из себя съеденное и выпитое (не для того я потратила почти двенадцать баксов), позвонила по мобильному на номер «девять-один-один».
Детектив Ник Берри, которому поручили вести дело, взял у меня показания прямо в больнице, пока мне дезинфицировали царапины и все пятнадцать ранок, оставшиеся от зубов. Обработкой моих ран занимался молодой врач-интерн. Пахло от него какой-то медицинской гадостью, а еще он довольно-таки фальшиво мурлыкал мотивчик из фильма «Гарри Поттер и тайная комната», и этот вокализ был для меня еще хуже, чем жжение антисептика.
Все это случилось прошлой осенью, с тех пор нападению подверглись еще несколько человек, как мужчин, так и женщин. Две последние жертвы погибли. Я, естественно, была напугана и зареклась ходить в «Чингисхан», пока не изловят тех злодеев. А вообще-то, конечно, я легко отделалась.
Ну так вот… Мне, значит, позвонил детектив Ник, мы немного поболтали, и я пообещала зайти к ним в отделение, чтобы еще раз просмотреть альбом с фотографиями «плохих парней». Это я сделаю обязательно – и во исполнение своего гражданского долга, ну и ради того, чтобы снова повидать Ника. Он примерно одного со мной роста (где-то метр восемьдесят), у него коротко подстриженные светлые волосы, голубые глаза, телосложение пловца и – самое главное! – очаровательные ямочки на щеках. Казалось, он сошел прямо с календаря. Ах, полицейский, я нарушила закон, арестуйте меня!
Впрочем, Ник так бы и оставался не более чем лакомством для моих очей, и дело вовсе не в том, что я такая уж ханжа. Просто у меня слишком высокие запросы. Я всегда приобретаю лишь самую лучшую, самую дорогую обувь, что не так-то легко при зарплате секретарши. Хотя папочка по-прежнему пытался подкинуть мне кое-какие средства. Но если б я брала у него деньги, они тратились бы только на обувь, и тогда часть моей коллекции по сути принадлежала бы ему. Так что я экономила месяцами, чтобы потом порадовать себя обновкой, предназначающейся исключительно для моих ножек.
Да, я ведь так толком и не представилась… Зовут меня Элизабет Тейлор (только попрошу без комментариев, все эти шуточки я уже слышала), незамужняя, безработная (хотя данный пункт уже неактуален), проживаю совместно с кошкой. Надо полагать, я очень скучная особа – ведь эта мерзавка убегает из дома по меньшей мере три раза в месяц. Видимо, для того, чтобы получить свежие впечатления.
Кстати, о кошке – не ее ли мяуканье донеслось сейчас с улицы? Так-то вот… Жизель просто терпеть не может снег. Должно быть, она отправилась на поиски любви, попала в пургу и теперь сидит и ждет спасения. Однако когда я вызволяю ее из беды, она почему-то считает себя оскорбленной и после этого целую неделю даже не смотрит в мою сторону.
Я обулась и вышла во двор. На улице по-прежнему валил снег, но мне удалось разглядеть Жизель, которая сидела прямо посреди дороги, похожая на кляксу с янтарными глазами. Я пыталась ее подозвать, но из этого ничего не вышло – пришлось брести к калитке через занесенный снегом двор и выходить на дорогу.
В хорошую погоду наверняка ничего не случилось бы, мой дом стоит на довольно тихой улице в самом конце квартала. Однако в тот день дорога была скользкой, к тому же водитель не успел вовремя меня заметить из-за снежной пелены. А когда заметил, сделал не то, что нужно – нажал на тормоза. И тем самым подписал мне приговор.
Умирать совсем не больно.
Я, конечно, понимаю, что это звучит как сентиментальная чушь, предназначенная для того, чтобы взбодрить человека перед лицом смерти. Однако дело в том, что при мощнейшем ударе бампера нервные окончания становятся совершенно нечувствительными. Мне было не только не больно – я даже не чувствовала холода, а ведь в тот вечер температура опустилась до минус двенадцати.
По правде говоря, я тоже повела себя неправильно. Уже понимая, что меня вот-вот шарахнет бампером, я продолжала стоять на месте, как олень, внезапно ослепленный светом фар. Точнее – как глупая олениха, перекрасившаяся в блондинку. Я почему-то не смогла сдвинуться ни на шаг ради спасения собственной жизни.
А вот Жизель смогла. Эта неблагодарная сорвалась с места и исчезла в мгновение ока. Я же секунду спустя отправилась в полет. Машина ударила меня на скорости семидесяти километров в час (после чего еще оставался шанс выжить), и я, отлетев к обочине, шмякнулась о дерево – вот и получила «повреждения, не совместимые с жизнью».
Как я уже сказала, мне было не больно – только ощущение какого-то невероятного давления во всем теле. Я услышала, как внутри у меня что-то лопнуло, как раскололся мой череп – будто в ушах кто-то принялся грызть лед. Почувствовала, как хлынула кровь – практически отовсюду, как самопроизвольно – впервые за последние двадцать шесть лет – опорожнился мочевой пузырь. В сгустившихся сумерках моя кровь на белом снегу казалась черной.
Последнее, что я увидела, была Жизель, которая сидела па крыльце и ждала, когда ей откроют дверь. Последнее, что услышала – вопли водителя, зовущего на помощь.
Впрочем, нет… Все это не было моими последними восприятиями. Ну вы понимаете, о чем я.
0
