— Нет, я сказала «НЕТ»! — с возмущением воскликнула Альгонда, отталкивая руки Матье, коснувшиеся было ее талии.
— Один-единственный поцелуй! Разве я много прошу? — настаивал сын хлебодара, округлив сердечком сочные губы.
— Перестань, иначе хороший удар коленом быстро погасит пламя твоей страсти! — пригрозила девушка.
Она не шутила. Матье отстранился, опасаясь получить удар в промежность. С самого детства, стоило им встретиться, как тут же начиналась словесная баталия. Поэтому он прекрасно знал, на что способна его ненаглядная. Решив зайти с другой стороны, он уселся по-турецки на соломе у ног коровы, которая даже замычала от возмущения. Альгонда же устроилась на низенькой скамеечке.
— Неудачное время ты выбрала для дойки, — насмешливо сказал он. — Собирается гроза, и твое молоко наверняка скиснет.
— Тоже мне провидец…
— Спроси у кого хочешь! Готов поспорить, это Марта тебя отправила за молоком!
Альгонда пожала плечами. Она терпеть не могла горничную, которую, приезжая в замок, всегда привозила с собой ее милость. Впрочем, Марта отвечала ей тем же и не упускала случая устроить девушке что-нибудь гадкое. Марта присвоила себе права компаньонки, и госпожа Сидония, равно как и барон Жак, один из влиятельнейших сеньоров Дофинэ, похоже, с этим смирились. Хуже того: что бы ни сделала и ни сказала горничная, госпожа Сидония всегда находила ей оправдание. Жерсанда, мать Альгонды и управительница поместья, в конце концов к этому привыкла. Альгонда же расстраивалась при виде такой несправедливости и с удовольствием придушила бы эту негодяйку, которая была сколь уродлива, столь же и злонравна.
— А может, нам обручиться? — голос Матье ворвался в горькие размышления девушки. Смысл его слов сразил ее наповал.
Пальцы Альгонды, из-под которых за секунду до этого в горшок били тугие струи молока, замерли на вымени. Она обернулась. Юноша лежал на боку, подперев голову рукой, и, покусывая соломинку, лукаво смотрел на нее. Похоже, он был в восторге от того, что ему удалось отвлечь девушку от ее занятия.
— Обручиться? С тобой-то? — с сомнением спросила Альгонда, пряча за насмешливой улыбкой свое волнение.
Сердце ее сжалось при мысли, что этому не суждено случиться…
— А почему бы и нет? Нам обоим по пятнадцать. Я для тебя прекрасная партия, да и собой недурен…
— «И скромник, каких мало» — ты забыл добавить, — отозвалась девушка, снова принимаясь за дойку.
Если она не поторопится, Марта непременно сделает так, что ее накажут за то, что она не принесла молоко вовремя. Альгонде не хотелось доставлять той такое удовольствие. Разумеется, Жак де Сассенаж полностью полагался на свою управительницу в том, что касалось хозяйства, и не обращал внимания на наветы Марты, однако каждый раз, когда господа приезжали в замок, девушка старалась держать ухо востро. Она догадывалась, что госпожу Сидонию связывает с горничной какая-то тайна.
— Язык ведь у тебя не отсохнет, если признаешься? Я же прав!
Альгонда вздрогнула. Матье решил сделать еще одну попытку.
— В чем я должна признаться? — спросила девушка.
— Да в том, что я тебе нравлюсь, в чем же еще!
— Вот что мне правда понравится, так это увидеть тебя снова у отцовской печи! Ты разве не слышишь, что он тебя зовет?
Альгонда хотела побыстрее закончить этот разговор. К тому же она сочла, что надоенного молока вполне хватит Марте, вознамерившейся протереть им лицо госпожи Сидонии. Она отодвинула скамеечку и накрыла горшок крышкой. Видя, что она собирается уходить, Матье выплюнул изжеванную соломинку, распрямил свои длинные ноги и неторопливо встал. Его браки [Короткие узкие мужские штаны, обычная одежда в средневековой Франции. (Здесь и далее примеч. пер.)] были усеяны соломинками.
— А ты не боишься, что я обижусь и влюблюсь в кого-нибудь другого? — с угрозой в голосе спросил он, отряхивая свою филейную часть.
— Вот я тогда обрадуюсь!
Держа горшок в одной руке, свободной Альгонда перекинула каштанового цвета косу из-за спины на грудь, где под блузкой вырисовывались очаровательные округлости. Фигурка у нее была точеная, и поясок передника только подчеркивал тоненькую талию. От ее нежного лица с лукавыми серо-зелеными глазами и красиво очерченным ртом и вовсе было очей не отвести. Альгонда, бесспорно, была самой красивой из живших в поместье девушек.
Наделенный от природы веселым нравом, Матье терпеть не мог видеть ее огорченной. Обняв корову за шею, он устремил взгляд своих изумрудных глаз в ничего не выражающие глаза животного.
— Хоть ты скажи ей, Белянка!
Глядя на него, Альгонда не могла не улыбнуться. Ну как можно рядом с таким лоботрясом оставаться серьезной? Если бы только ей не надо было никуда спешить… Если бы только…
— Желаю вам жить долго и счастливо! — сказала она и направилась к выходу.
Но не тут-то было — Матье в три прыжка нагнал ее у двери. Сзади послышалось мычание Белянки.
— Хоть кто-то огорчается, когда я ухожу…
— Она не огорчается, она радуется.
Понимая, что сегодня явно не его день, Матье не стал настаивать. Со злости он пнул камешек, лежавший тут же, у порога, и тот, отскочив от стены, вылетел во двор.
Рука об руку молодые люди вышли во внутренний двор замка и пошли вдоль конюшен, где конюхи как раз обтирали лошадей соломенными жгутами. Скакунам, похоже, их забота была не по душе — многие били копытами, мотали головами, громко фыркали.
Матье поднял голову. Недавно звонили к полуденной службе. Небо было низким и мрачным, жара — удушающей. Приближалась гроза. Судя по всему, она обещала быть жестокой. В нескольких шагах от них из-под ритмично ударяющего о наковальню кузнечного молота вылетали снопы искр. Обычно кузнец, которого звали Жанно, увидев их вместе, отпускал какую-нибудь шуточку. Сегодня же он так был занят работой, что не заметил их. То ли из-за надвигающейся грозы, то ли из-за присутствия в замке госпожи Сидонии и барона Жака в этот первый день августа 1483 года от Рождества Христова в Сассенаже ощущалось непривычное напряжение. Матье не хотелось поддаваться общему настроению.
— Ты правда видела Мелюзину? — спросил он, когда они с Альгондой подошли к входу в донжон, через который можно было попасть в старинный, сурового вида замок, возведенный на вершине холма. К северу от него текла река Изер, к востоку располагались деревня и Фюрон с его водопадами и «ванной».
— Ты сам знаешь, — отозвалась Альгонда, понизив голос.
— Нет, не знаю. Я под горой не был.
— Никто, кроме меня, там не был. Прошу тебя, Матье, больше никогда не напоминай мне о том случае.
— Как прикажете, принцесса, — и он отвесил почтительный поклон, — но только в этот вечер! — добавил юноша и с хохотом убежал прочь.
Не зная, сердиться ей или огорчаться, Альгонда проводила его взглядом до угла импозантной постройки. Матье, конечно же, спешил в пекарню, которая, как и кузница, конюшни, часовня и помещения для слуг, располагалась у одной из окружавших двор стен. «Каждый день один и тот же вопрос, каждый день — один и тот же ответ», — подумала девушка. Но она просто не могла сказать ему ничего другого…