Ей конец.
Сердце Мелиссы колотилось от всплеска адреналина в крови, пока она пыталась добраться до безопасного Гроссникл-Холла. Два часа назад, в библиотеке, она по глупости сказала своим друзьям не ждать ее, пока она закончит свой доклад по английскому языку.
Потерявшись в полной несчастий жизни Кристофера Марло [1], она задержалась в библиотеке дольше, чем планировала. Затем она поняла, что уже поздно и пора вернуться в общежитие. Она подумала было позвонить своему бойфренду, чтобы тот проводил ее, но так как сегодня вечером он работал, занимаясь разгрузкой товаров, то это был спорный вопрос.
Не задумываясь о том, что двадцатиоднолетней девушке глупо разгуливать в одиночестве, она собрала свои книги и направилась в сторону общежития. Но теперь, она бежала по кампусу, преследуемая четырьмя мужчинами, осознав, какой была идиоткой.
Почему кто-то должен прощаться со своей жизнью из-за одного глупого решения?
И все же это случается с людьми ежедневно.
И это не должно было случиться со мной!
– Пожалуйста, помогите! – кричала она, удирая со всех ног.
Ведь наверняка ее кто-то видел? Кто-то, кто мог бы вызвать службу безопасности, чтобы помочь ей.
Она обогнула ограду и наткнулась на что-то. Она подняла глаза на мужчину, стоящего перед ней.
– Пожалуйста… – слова замерли у нее на губах, когда она осознала, что он был одним из тех блондинов, что преследовали ее.
Он зловеще улыбнулся, показывая ряд клыков.
Закричав, Мелисса попыталась бороться с ним. Она бросила в него свои книги, и попыталась оттолкнуть его изо всех своих сил.
Он отпустил ее.
Она бросилась от него по улице и тут же обнаружила еще одного блондина, поджидающего ее. Она резко остановилась, пытаясь выяснить куда бежать.
Но ей некуда было скрыться, так, чтобы один из них не мог ее схватить.
Одетый во все черное, незнакомец стоял так, словно его совершенно не волновали опасность или ее ужас. Его длинные светлые волосы были завязаны в хвостик. У него были солнцезащитные очки, которые полностью закрывали его глаза от нее, и заставляли Мелиссу задуматься о том, как он видел в темноте.
В нем было что-то неподвластное времени. Что-то всесильное и пугающее. Он, казалось, был сделан из того же теста, что и ее преследователи, но было в нем что-то, что отличало его от них. Что-то более мощное. Более древнее.
Более пугающее.
– Вы один из них? – задыхаясь, спросила она.
Уголок его губ приподнялся в улыбке, когда он ответил ей:
– Нет, дорогая, я не один из них.
Она услышала, как остальные приближаются к ней. Повернув голову, она увидела, что они замедляются, приближаясь к ней, они заметили мужчину, рядом с которым она стояла.
На их красивых лицах отчетливо проявился страх, когда один из них прошептал слова:
– Темный Охотник.
Они отступили, словно обдумывая, что им делать теперь, когда здесь был этот человек.
Незнакомец протянул ей руку.
Благодарная за то, что ночной кошмар наконец-то закончился, и этот мужчина наконец-то прекратил охоту на нее и пресек их попытки причинить ей вред, Мелисса приняла его руку. Он ухмыльнулся тем, кто гнался за ней, и притянул ее к себе.
Каждая частичка ее задрожала от облегчения, что он пришел спасти ее.
– Спасибо.
Он улыбнулся ей в ответ:
– Нет, дорогая, спасибо тебе.
И прежде чем она смогла пошевелиться, он схватил ее в объятия и вонзил клыки в ее шею.
Темный Охотник вкушал жизнь и эмоции этой студентки, высасывая жизненные силы из ее тела. Она была чиста и невинна… Она была студенткой-стипендиаткой, у которой было впереди светлое будущее.
C'est la vie[2].
Наслаждаясь ее вкусом, он подождал, пока не услышал и не ощутил те несколько последних ударов сердца, что прекратились, когда она умерла. Она ему совершенно не сопротивлялась. Бедное дитя. Но не было ничего слаще, чем вкус невинности.
Ничего.
Он поднял ее тело на руки и медленно пошел к даймонам, которые ее преследовали.
Он передал ее тому, кто производил впечатление их лидера:
– Крови осталось немного, ребята, но зато ее душа все еще нетронута. Bonappetit[3].
ГЛАВА 1
Смерть вечно кружила по залам нижнего царства, существовавшего вне досягаемости человечества. Она не просто бывала здесь. Она здесь жила. Более того, это было естественное состояние бытия. Прибыв в Катотерос, Алексион долго привыкал к ее постоянному присутствию. К виду, звуку, аромату и вкусу смерти.
Все смертное умирает.
Впрочем, Алексион сам умирал дважды, лишь для того, чтобы возродиться и стать тем, кем он был теперь. Но, когда он смотрел в жуткий красный туман сфоры – древнего атлантического [4] шара, который мог проникать в прошлое, настоящее и будущее, он ощущал непривычное чувство душевного волнения.
Эта бедная женщина-дитя. Ее жизнь так рано оборвалась. Никто не заслуживал смерти от рук даймонов, которые высасывали души из людей, чтобы искусственно продлить свои короткие жизни. И, конечно же, ни один человек не заслуживал смерти от рук Темных Охотников, которые были созданы только для убийства даймонов, чтобы те не отправляли людские души в вечное никуда.
Это была обязанность Темных Охотников – защищать жизни людей, а не забирать их.
И теперь, сидя в тишине своей тускло освещенной комнаты, Алексион желал ощутить возмущение от ее смерти. Негодование.
Но он не чувствовал ничего. Он всегда был безучастен. Только холод, ужасающую логику, которая вообще не опиралась ни на одно из чувств. Он мог лишь наблюдать жизнь, но не жить.
Время шло, но ничего не менялось.
Это было в порядке вещей.
Но ее смерть стала катализатором для чего-то большего. Так же, как и эта девушка, Марко не увидит собственную смерть, пока не станет слишком поздно, чтобы предотвратить ее.
Алексион с иронией покачал головой. Пора было ему возвращаться в измерение живых людей и выполнить свой долг еще раз. Марко и Кирос пытались объединить Темных Охотников и обратить их к постыдным делам, и они не остановятся, пока он не заставит их сделать это.
Они планировали поднять восстание против Артемиды и Ашерона. И работа Алексиона состояла в том, чтобы убить любого, кто отказался поступать благоразумно.
Поднявшись, он пошел было прочь от шара, когда увидел, что изображения на стене около него изменились. Ушли даймоны и Марко.
Их место заняла она.
Алексион замер, когда увидел французскую Темную Охотницу, сражающуюся с еще одной группой даймонов неподалеку от ее дома в Тупэло [5]. Она была бесстрашна и молниеносна, кружа вокруг мужчин-даймонов, которые пытались убить ее. Ее движения были прекрасны и быстры, словно неистовый танец.
Она вызывающе смеялась им в лицо, и, на мгновение, он почти смог ощутить ее страсть. Ее уверенность. Она так радовалась своей жизни, что ее чувства могли пронестись сквозь измерения, что разделяли их, и почти что оживить его.
Закрыв глаза, он наслаждался этим мимолетным ощущением человечности.
Ее звали Дейнжер [6], и в ней всегда было что-то, что почти трогало его.
И по какой-то причине, которую он не мог понять, он не желал видеть ее смерти.
Но это было глупо. Ничто не могло, когда бы то ни было, тронуть Алексиона.
И все же, он мог слышать голос Ашерона у себя в голове.
Некоторых из них еще можно было спасти, и это были те, на кого Ашерон желал, чтобы он обратил свое внимание.
Спасай тех, кого можешь, брат мой. Ты не можешь решать за всех. Позволь им самим выбрать свой путь. Ничего нельзя сделать для тех, кто не желает слушать – но для тех, кто желает…
Это того стоило.
Возможно и так, но что его волновало более всего – это то, насколько мало для него значило, живы они или мертвы. Долг, честь, выживание – вот все, что он знал.
Он был непреклонен. Как скоро он не будет предоставлять даже выбора? На самом деле, это должно быть просто. Появиться внезапно, победить их и вернуться домой.
Зачем пытаться спасти кого-либо, когда Темные Охотники, в первую очередь, сами себя прокляли?
Нет, в конце концов, он не был Ашероном. Его терпение давным-давно закончилось. Его больше не волновало, что происходило с каждым из них.
Но наблюдая, как Дейнжер убивает последнего даймона, он вдруг почувствовал что-то. Это было мимолетно и трепещуще, как тупая судорога.
Впервые за многие века, он захотел изменить то, что должно было случиться – он лишь не знал почему. Почему это волнует его?
Подняв руку, он убрал изображения со стен.
Но даже после этого, он все еще продолжал видеть будущее в своих мыслях. Если Дейнжер продолжит в том же духе, она, также как и ее друзья, будет подвергнута Криси – суду Алексиона, который он должен вершить. Ее преданность им станет причиной ее смерти.
Но не она одна пострадает от руки Алексиона. Алексион закрыл глаза и вызвал в своем воображении образ другого Темного Охотника.
Кирос.
Он выбрал путь падения не только для себя, но и для других.
В этот раз не было сомнений в том, что за боль ощущал Алексион. Она была столь неожиданной, что даже заставила его вздрогнуть. Это были последние отголоски человечности, и он с облегчением понял, что в нем еще осталось что-то человечное.
Нет, он не мог просто стоять в стороне и смотреть, как погибает человек. Не в том случае, когда он мог помочь ему.
«Поистине, ничто не определяется одной лишь судьбой. В один миг все может поменяться. Даже если на улице чистый, солнечный денек, то мягкий шепот ветра может превратиться в ураган и разрушить все, к чему прикоснется».
Как часто Ашерон говорил ему это?
Все это вновь всплыло в голове, и Алексион захотел изменить то, чему суждено было случиться.
Странно было испытывать все эти эмоции снова, особенно после тех веков, когда он не чувствовал ничего.
Всегда есть надежда.
О да, конечно. Он давно забыл такое чувство, как надежда. Жизнь продолжалась. Люди рождались и умирали. Смерть приходила вновь и вновь. Трагедия. Успех. Все шло по кругу, снова и снова. Ничто не менялось.
И, тем не менее, на этот раз он почувствовал что-то иное. Марко стал негодяем и помогал даймонам. И ничего нельзя для него сделать. И что еще хуже, были и другие, которые незамедлительно пошли за Марко. Другие, кто позволял ему и Киросу отвратить себя от правды. Темные Охотники в Северной Миссисипи собирались вместе, чтобы выступить против Ашерона и Артемиды.
Это то, что должно быть остановлено.
Приняв решение, он вышел из своей комнаты в самой южной части дворца Ашерона и направился по позолоченному коридору, который вел от его отделанных комнат к тронному залу, расположенному в центре. Черный с прожилками мраморный пол слегка холодил его босые ноги. Если бы он все еще был человеком, этот холод был бы абсолютно пронизывающим. Некоторым образом, он мог только осознать эту температуру, но не мог в действительности ее почувствовать. И, тем не менее, этот холод, казалось, совершенно проник внутрь него.
Дойдя до двенадцатифутовой[7] двери, сделанной из золота, он толкнул ее и увидел Ашерона, сидящего на троне, в то время как его демоница – Сими, лежала на животе в дальнем углу комнаты и смотрела QVC[8].
Демоница, выглядевшая как земная двадцатилетняя девушка, была одета в красный винил. Ее постоянно меняющиеся рожки идеально соответствовали одежде, а длинные черные волосы были заплетены в косу у нее за спиной. В ее руках была огромная, наполовину пустая, миска с попкорном, в то время как ее хвост мелькал над головой, как если бы она отсчитывала ход времени.
– Акри? – спросила демоница, – где моя кредитка?
Как всегда, когда бывал дома в Катотеросе, Ашерон был одет в черную форместу – длинную похожую на халат одежду, которая оставалась открытой спереди, обнажая грудь, и черные кожаные брюки. Форместа была пошита из плотного шелка, с золотой вышивкой на спине, изображающей солнце, проткнутое тремя серебряными молниями – знак, который был изображен на плече Ашерона.
Длинные, темные волосы Ашерона были распущены и спадали на плечи. Он сидел на позолоченном троне, тренькая на солидной черной электрогитаре, которая отлично звучала без эффекта усилителя. Слева от него, на стене был ряд мониторов. Каждый из них показывал мультик про Джонни Браво [9].
– Я не знаю, Сим, – сказал Ашерон, сбитый с толку, – спроси Алексиона.
Прежде чем Алексион достиг трона Ашерона, демоница появилась перед ним, зависнув в воздухе, пока ее огромные красно-черные крылья хлопали, удерживая ее вес. Ее крылья, так же как и рожки, и глаза, меняли свой цвет согласно ее настроению и меняющемуся вкусу. Цвет ее волос тоже менялся, но он был связан с Ашероном, поэтому всегда был идентичен его цвету волос.
– Где моя кредитка, Лекси?
Он послал ей терпеливый, но строгий взгляд. Сими была не более чем очень маленьким ребенком, когда девять тысяч лет назад Ашерон убедил его жить здесь. Одной из обязанностей, которыми наделил его Ашерон, было помогать ему присматривать за ней и удерживать ее от проблем.
Да. Это было почти невозможно.
Не говоря уже о том, что он также как и Ашерон повинен в том, что она была столь избалованна. Как и его босс, он, казалось, не мог справиться с собой. Было в этой демонице что-то врожденно неотразимое, располагающее и, в конце концов, милое. Что-то, что заставляло его любить ее как дочь. Во всей вселенной она и Ашерон были единственными существами, что заставляли его испытывать какие-либо человеческие чувства. Он любил их обоих и умер бы, защищая их.
Но как ее «другой» отец, он знал, что должен был и для Сими, и для всего мира, попытаться научить ее некоторой сдержанности.
– Тебе нет нужды покупать что-то еще, Сими.
Ее певучий ответ был быстр и выскочил автоматически:
– Нет, нужно.
– Нет, – настаивал он, – не нужно. У тебя уже есть более чем достаточно безделушек, чтобы ты нашла, чем себя занять.
Она надулась, в то время как ее глаза вспыхнули красным, а ее хвост начал повсюду хлестать.
– Дай мне кредитку, Лекси. Сейчас же!
– Нет.
Она завопила, затем быстро развернулась к Ашерону и полетела к его трону. Неожиданно на его мониторах появился QVC.
– Сими… – сказал Ашерон, – я кое-что смотрел.
– О-о, фу, этот глупый мультфильм. Сими хочет ее Diamonique [10], Акри, и она хочет его сейчас!
Ашерон бросил раздраженный взгляд на Алексиона.
– Дай ей ее кредитки.
Алексион свирепо уставился на него:
– Она так испорчена, так слаба. Ей следует научиться контролировать свои импульсы.
Ашерон выгнул бровь:
– И как давно ты пытаешься научить ее сдержанности, Алексион?
Это не нуждалось в комментариях. Существовали в жизни такие вещи, что были совершенно бесполезны. Но бессмертие было таким скучным. Попытки контролировать Сими добавляли искорки в его жизнь.
– Я, в конце концов, научил ее тихо сидеть перед телевизором… Ну или что-то типа того.
Ашерон закатил глаза:
– Да, после пяти тысяч лет попыток. Она демон, Лекс. Сдержанность – не в ее характере.
Прежде чем Алексион смог возразить, шкатулка, где он держал кредитки Сими, появилась перед ней в воздухе.
– Ха! – довольно сказала ему Сими перед тем, как схватила шкатулку и стала качать ее на руках. Ее счастье мигом испарилось, когда она поняла, что шкатулка заперта. Она пронзила Алексиона угрожающим взглядом. – Открой ее.
До того как он смог отказаться, она широко раскрылась.
– Спасибо, Акри! – прокричала Сими и схватила карточки, затем отлетела в сторону и направилась за своим телефоном.
Алексион издал звук отвращения в сторону Ашерона, когда шкатулка исчезла:
– Не могу поверить, что ты только что сделал это.
На мониторы вернулся мультик. Ашерон ничего не сказал, пока он потянулся, чтобы скормить медиатор[11] черной гитары миниатюрному птеригсаурасу[12], который устроился на подлокотнике его трона. Маленькое, оранжевое, драконообразное существо защебетало прежде, чем проглотить карточки целиком. Ашерон не знал, откуда птеригсаурасы прибыли. На протяжении последних девяти тысяч лет около шести из них всегда находились в тронном зале.
Алексион, однако, не был уверен, были ли это одни и те же шесть существ или нет. Все что он знал наверняка, это то, что Ашерон любил и баловал своих любимцев, также как и Алексион.
Ашерон погладил чешуйчатую голову существа, когда оно стало чистить перышки и счастливо петь, затем вновь взял свою гитару.
– Я знаю, почему ты тут, Алексион, – сказал он, когда еще один медиатор появился в его руке. Он воспроизвел мелодичный аккорд. – Мой ответ «нет».
Алексион изобразил хмурый взгляд, хотя он так не чувствовал:
– Почему?
– Потому что ты не можешь помочь им. Кирос давно сделал свой выбор и теперь он должен…
– Чушь собачья!
Ашерон задержал свою руку, не закончив аккорд, затем он бросил злобный взгляд. Головокружительно серебристые глаза стали красными, предупреждая, что разрушительная сторона Ашерона выходит на передний план.
Алексиону было все равно. Он служил Ашерону слишком долго, чтобы знать, что его хозяин не убьет его за неповиновение. По крайней мере, не за такое мягкое неповиновение.
– Я знаю, что ты все знаешь, босс. Я понял это давным-давно. Но ты также учил меня ценить свободу воли. Правда, Кирос сделал плохой выбор, но если я пойду к нему как есть, я знаю, что смогу отговорить его от этого.
– Алексион…
– Давай же, акри. Более девяти тысяч лет я даже не просил тебя об услуге. Никогда. Но я не могу просто напасть и позволить ему умереть подобно другим. Я должен попытаться. Неужели ты не понимаешь? Людьми мы были вместе. Братья по оружию и по духу. Наши дети вместе играли. Он умер, спасая мою жизнь. Я обязан предоставить ему последний шанс.
Ашерон тяжело вздохнул и заиграл «Каждая роза имеет свой шип» [13].
– Отлично. Иди. Но знай, что когда ты так поступишь, чтобы он не решил, это не твоя вина. Я знал, что этот момент наступит, с тех пор как он был обращен. Его выбор – это его личное дело. Ты не несешь ответственности за его ошибки.
Алексион все понял.
– Сколько времени ты даешь мне?
– Ты знаешь, сколько времени ты можешь там быть. У тебя не более десяти дней, до того, как ты должен вернуться. В конце месяца ты должен будешь привести в исполнение мой приговор.
Алексион кивнул.
– Спасибо, акри!
– Не благодари меня, Алексион. Я направляю тебя делать неприятную работу.
– Я знаю.
Ашерон поднял глаза и посмотрел на него. Было что-то в его пронзительных, серебряных глазах, что изменилось в эту секунду. Что-то…
Он не знал, но по его спине пробежал холодок.
– Что? – спросил он.
– Ничего, – Ашерон вернулся к игре на гитаре.
Желудок Алексиона сжался от предчувствия. Что такого знал его босс, чем не захотел делиться?
– Я на самом деле ненавижу, когда ты что-то недоговариваешь.
Ашерон криво усмехнулся.
– Я знаю.
Алексион отступил, намереваясь вернуться к себе в комнату, но до того как он смог развернуться, он почувствовал, как начал перемещаться. Вот он был в тронном зале Катотероса, а в следующую минуту он лежит лицом вниз на холодной темной улице.
Боль обрушилась на него, накатывая волнами агонии, отчего у него перехватило дыхание, когда он почувствовал вонючий неровный асфальт, ранящий его лицо и руки.
Будто тень, в Катотеросе он не мог в действительности почувствовать или испытать что-то настолько реальное. Еда не имела вкуса, все его чувства были приглушены. Но теперь, когда Ашерон перенес его в мир людей…
О-ох! Все причиняло боль. Его тело, его кожа. Особенно его ободранные коленки.
Алексион перевернулся и ждал, пока тело снова начнет ему подчиняться. Его всегда обжигало, когда он приходил на землю, в короткий промежуток времени он учился снова дышать и «жить». Когда его чувства вновь проснулись, Алексион понял, что он может слышать людей, сражающихся вокруг. Была ли это битва?
Ашерон поступал с ним так пару раз в прошлом. Иногда легче было сбросить его незамеченным посреди хаоса. Но это не было похоже на зону военных действий. Это выглядело как…
Закоулок.
Алексион поднялся на ноги и замер, когда осознал, что происходит. Там было шесть даймонов и человек, сражающиеся в аллее. Он попытался сфокусировать свой взгляд, чтобы точно убедиться, но вокруг него все еще было как в тумане.
– О`кей, босс, – сказал Алексион со вздохом. – Если мне нужны очки, давай, потому что сейчас я могу с трудом видеть все это дерьмо.
Его взгляд в ту же секунду прояснился.
– Спасибо. Но ты знаешь, небольшое предупреждение, прежде чем ты забросил мою задницу сюда, было бы кстати. – Он рывком расправил длинное, белое, кашемировое пальто. – Кстати, не мог бы ты, хоть однажды, перенести меня либо в мебель марки La-Z-Boy [14], либо в кровать?
Все, что он услышал в ответ – это короткий и дьявольский смешок Ашерона в своей голове. Ашерон и его нездоровое чувство юмора. Он мог быть настоящим ублюдком, когда хотел этого.
– Спасибо большое, – Алексион раздраженно выдохнул.
Вновь обратив свое внимание на битву, он сконцентрировался на группе. Человек был мужчиной маленького роста, возможно, не выше пяти с половиной или пяти целых шести десятых футов [15] ростом и на вид ему было от двадцати до тридцати лет. Когда мужчина повернулся к нему и Алексион увидел его лицо, то он понял, кто это был. Келлер Мэллори – оруженосец Темных Охотников – один из тех людей, что помогают прикрывать и защищать личность Темных Охотников от людей.
Оруженосец не должен был вступать в бой с даймонами, но с тех пор как оруженосцы интегрировали в мир Темных Охотников, они тоже стали предметом охоты даймонов.
Очевидно, сегодня была очередь Келлера быть битым.
Алексион обрушился на даймона, который нападал на Келлера со спины. Он схватил даймона и отбросил его от оруженосца.
– Беги! – крикнул ему Келлер.
Без сомнения, Келлер решил, что он тоже человек. Алексион поднял брошенный на улице кинжал и сжал в руке. Наслаждаясь «реальностью» схватки, он вонзил его в сердце даймона, который вмиг разлетелся в стороны золотой пылью. Кинжал упал на улицу со звоном. Алексион протянул руку за кинжалом, который немедленно поднялся с земли и вернулся в его ладонь.
Келлер бросил на него изумленный взгляд.
Алексион отвлекся, и один из даймонов, бросившись на него, вонзил ему кинжал между лопаток. Скривив губы в отвращении, Алексион отстраненно почувствовал, как вздрогнуло его тело. Он ненавидел, когда так происходило. Это было не столько больно, сколько раздражающе и дезориентирующее.
Через две секунды его тело регенерировало.
Выражение его лица было ужасающим, и Келлер отшатнулся прочь от него.
Время игр закончилось.
Оставшиеся даймоны разлетелись в стороны, но у них была всего пара секунд до того, как они тоже взорвались. Но они не могли уже восстановиться как он.
Все еще не успокоив раздражение, вызванное даймонами, Алексион резко поправил пальто, дернув за лацканы.
Даймоны… они ничему не учились.
Лицо оруженосца побледнело, когда он отошел на пару шагов и с ужасом уставился на Алексиона.
– Кто, черт побери, вы такой?
Алексион неспешно подошел к Келлеру и протянул ему нож.
– Я оруженосец Ашерона, – это была почти что правда. Ну ладно, не совсем, но Алексион не имел намерения позволить кому-либо узнать о природе своих настоящих отношений с Ашероном.
Не то чтобы это имело значение. Келлер не купился на это.
– Ад и вся преисподняя! Все знают, что у Ашерона нет оруженосца.
Да, правильно. Если все на земле соберут воедино всю верную информацию, что у них есть об Ашероне, это не заполнило бы и наперстка эльфа [16]. Алексион старался не рассмеяться над бедным человеком, который думал, что понимает мир вокруг него, когда истиной было то, что он не знал ни черта.
– Очевидно, все ошибаются, так как я тут и послан лично самим главным шефом.
Атлетично сложенный молодой человек внимательно оглядел его с ног до головы.
– Почему вы здесь?
– Твой Темный Охотник – Дейнжер, звала Ашерона и поскольку он занят, я был послан проверить и доложить ему, что происходит. Так что я тут. Какая удача, о отрада моей жизни.
Казалось, что это совсем не успокоило мужчину, но сарказм редко когда кого успокаивал. Хотя, если быть честным, Алексион получил большое удовольствие от этого. Которое, пожалуй, было великолепно, ибо сарказм был вторым языком Ашерона.
– И как я узнаю, что вы не врете? – спросил Келлер, его глаза все еще были наполнены сомнением.
Алексион заставил себя не рассмеяться. Мужчина был умен. Все это было ложью. Ашерон точно знал, что происходит… всегда. Но правдой было то, что его босс не мог быть здесь лично. Не тогда, когда все Темные Охотники в округе сомневались в нем. Они, никогда бы, не поверили правде из уст Ашерона.
Если бы они могли разумно выбирать и пережить это, они должны были бы услышать правду от «беспристрастной» третьей стороны, и именно поэтому он пришел. Его целью было спасти их от собственной глупости.
Если все они, разумеется, не были абсолютно и бесповоротно глупы.
Алексион достал из кармана маленький сотовый телефон:
– Позвоните Ашерону сами и узнайте правду.