Глава 1
За ангелов смерти и умереть не жалко.
Надпись на футболке, в которой часто замечали Шарлотту Джин Дэвидсон, ангела смерти, единственного в своем роде
– Ну же, Чарли, просыпайся скорее.
Пальцы с острыми ногтями впились мне в плечи, делая все возможное, чтобы разогнать сонное марево, в котором я мариновалась. Трясли меня достаточно сильно, чтобы в Оклахоме началось землетрясение. То есть очень-очень сильно, учитывая, что живу я в Нью-Мексико.
Судя по тому, как и с какой интонацией звучал голос незваной гостьи, я была уверена, что обращалась ко мне моя лучшая подруга Куки. С моих губ сорвался раздраженный вздох, пока я смирялась с фактом, что моя жизнь сплошь состоит из одних только вторжений и требований. В основном, требований. Скорее всего потому, что я единственный ангел смерти по эту сторону Марса, единственный портал, через который могут пройти умершие. По крайней мере, те, что не перешли сразу после смерти и застряли на Земле. И таких просто возмутительно много.
Будучи ангелом смерти с самого рождения, я припомнить не могу, когда бы мертвецы не стучали в мою дверь – образно выражаясь, потому что мертвые вообще редко стучат – с просьбами помочь им в неоконченных делах. Меня всегда поражало количество мертвых, забывших выключить плиту.
Чаще всего те, кто проходит через меня, просто чувствуют, что уже достаточно пробыли на Земле. Войдите в ангела смерти. Он же – я. Из любой точки мира меня видят умершие и могут перейти через меня на ту сторону. Мне говорили, я – как маяк, яркая, как тысяча солнц. Наверняка не очень-то удобненько для мертвецов с похмельем после мартини.
Я – Шарлотта Дэвидсон. Частный детектив, консультант полиции и вообще вся из себя крутая девица. Или могла бы быть крутой, задержись я подольше на занятиях по смешанным боевым искусствам. А ходила я туда исключительно ради того, чтобы научиться убивать людей бумагой. Ах да, не будем забывать об ангеле смерти. Вообще-то быть ангелом смерти не так уж плохо. У меня есть кучка друзей, за которых я убить готова. Некоторые из них живые, некоторые – не очень. Семья, которой я, можно сказать, благодарна. Некоторые из них тоже живы, а некоторые – не очень. А еще есть у меня кое-кто… одно из самых могущественных созданий во вселенной – Рейес Александр Фэрроу, получеловек, полусупермодель, он же сын Сатаны.
Короче говоря, будучи ангелом смерти, я понимаю мертвых. У них просто ужасное представление о времени. Впрочем, это не проблема. Но когда тебя вот так будит посреди ночи вполне себе живое, умеющее дышать существо, чьи ногти наверняка регулярно затачивают не где-нибудь, а в «Мире ножей», что-то есть в этом неправильное.
Я отмахивалась от рук, как мальчишка, попавший в гущу девчачьей драки. Потом уже махала в пустоте, потому что нарушительница моего покоя сбежала, чтобы перекопать мой шкаф. Зуб даю, в старших классах Куки выиграла в номинации «Самый подходящий человек для того, чтобы помереть сию секунду». Несмотря на непреодолимое желание использовать на ней свой убийственный взгляд, я никак не могла набраться храбрости открыть глаза. Даже сквозь закрытые веки просачивался резкий свет. У меня серьезные проблемы с потребляемой мощностью электричества.
– Чарли…
Опять двадцать пять. Может, я умерла. И сейчас плыву к свету, прямо как в фильмах.
– Я не шучу…
По ощущениям я не то чтобы плыла, но опыт подсказывал, что нельзя недооценивать время, выбранное для смерти.
– Серьезно, вставай уже.
Стиснув зубы, я изо вех сил постаралась задержаться на Земле. Нельзя… плыть… к свету.
– Ты хоть меня слышишь?
Теперь голос Куки звучал приглушенно, потому что она рылась в моих вещах. Ей повезло, что мои отточенные инстинкты не надрали ей зад. Не опрокинули на пол, побитую и сломленную. Стонущую от боли. И время от времени дергающуюся в агонии.
– Бога ради, Чарли!
Внезапно меня обступила тьма, когда что-то из одежды приземлилось мне на лицо. Что было совсем не кстати.
– И тебе ради бога, – еле слышно ответила я, спихивая с головы растущую стопку одежды. – Ты что творишь?
– Одеваю тебя.
– Я уже одета так, как надо одеваться в… – я бросила взгляд на мерцавшие цифры часов на тумбочке возле кровати, – … в чертовы два часа ночи. Ты серьезно?
– Серьезно. – Куки бросила мне что-то еще, но промазала, попала в лампу на тумбочке, и та упала. Абажур приземлился мне на ноги. – Надевай.
– Абажур?
Но Куки уже не было. Это странно. Она выскочила за дверь, бросив меня в зловещей тишине. Такой, от которой тяжелеют веки, дыхание становится ритмичным, глубоким, ровным.
– Чарли!
От ее визга меня едва удар не хватил, я подпрыгнула и чуть не свалилась с кровати. Господи, да у нее казенные легкие. Кричала ведь из своей квартиры, которая напротив моей.
– Ты и мертвого разбудишь! – проорала я в ответ. Потому что не очень-то у меня получается иметь дело с мертвыми в два часа ночи. А у кого, собственно, получается?
– Я и на большее способна, если ты сейчас же не вытащишь свою задницу из постели.
Для лучшей подруги, соседки и дешевой донельзя помощницы Куки становится назойливой. Три года назад мы обе переехали в свои квартиры, расположенные напротив. Я только что уволилась из Корпуса мира, а Куки завершила бракоразводный процесс, оставшись с прицепом в виде ребенка. Мы с ней из тех, кто, только-только познакомившись, уже как будто сто лет друг друга знают. Когда я открыла свое детективное агентство, она предложила отвечать на звонки, пока я не найду кого-то на постоянной основе. Остальное уже история. Так Куки и стала моей рабыней.
Оглядев разбросанную по спальне одежду, я с сомнением подняла пару вещей.
– Тапочки с кроликами и кожаная миниюбка? – крикнула я Куки. – Вместе? Как комплект?
Она вихрем вернулась в комнату. Руки уперлись в бока, подстриженные черные волосы торчат во все стороны, только не вниз, и взгляд такой, каким награждает меня мачеха, когда я встречаю ее приветствием нацистов. И почему эту женщину так раздражает ее сходство с Гитлером?
Я с досадой вздохнула.
– Мы едем на одну из тех вечеринок, где каждый должен нарядиться пухленькой зверушкой? Знаешь, меня ведь такие люди в панику вгоняют.
Куки заметила трусы и бросила их в меня вместе с футболкой, гласившей: «За ангелов смерти и умереть не жалко». А потом опять метнулась вон из комнаты.
– Это значит «нет»? – поинтересовалась я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Со всем драматизмом, на какой способен мой врожденный актерский талант, я отбросила одеяло, разрисованное кроликами Багз Банни, и согнулась в постели, отчаянно пытаясь запихнуть ноги в носки, как это обычно и делают люди, которым приходится одеваться в два часа ночи, после чего занялась кружевным лифчиком с эффектом пуш-ап. Я такие ужасно люблю, потому что мои девочки заслуживают всяческой поддержки, какую я только могу им обеспечить.
Пока я изгибалась так и сяк, надевая лифчик, Куки вернулась. Я посмотрела на нее с любопытством.
– Ну как, в безопасности твои подружки размера двойного D? – спросила она, встряхнув футболку и натянув ее мне на голову. Потом всучила жакет, который я не носила со старших классов, откопала пару домашних тапочек и за руку потащила меня из комнаты.
Куки как апельсиновый сок на белых штанах. Или на нервы действует, или веселит, зависит от того, на ком штаны. Я на ходу прыгнула в тапки с кроликами, пока она тащила меня вниз по лестнице, и уже в холле кое-как напялила жакет. От моих протестов вроде «Да подожди же ты!», «Ай-я-яй!» и «Мой мизинец!» толку было мало. Она только слегка ослабила хватку, когда я спросила:
– У тебя что, лезвия вместо ногтей?
Нас поглотила освежающая черная ночь, пока мы бежали к машине Куки. Прошла всего неделя с тех пор, как мы раскрыли одно из самых нашумевших за всю историю Альбукерке дел – убийство трех адвокатов, связанное с бандой, которая занималась торговлей людьми. Я наслаждалась затишьем после бури. Как говорится, ничто не вечно под луной.
Надеясь отыскать в безрассудном поведении Куки хоть каплю юмора, я терпела ее рукоприкладство, пока она – по причинам, которые мне еще предстоит выяснить, – пыталась запихнуть меня в багажник своего «тауруса». Сразу возникло две проблемы: во-первых, мои волосы зацепились за замок, а во-вторых, в багажнике уже торчал почивший парень, чье призрачное тело слабо мерцало в тусклом свете. Я подумала, рассказать ли Куки о мертвеце в багажнике, но решила, что не стоит. Она вела себя странно и без информации о мертвом безбилетнике. Слава богу, она не видит мертвых. Но я ни за какие коврижки не полезу в багажник к этому пассажиру.
– Погоди, – сказала я и подняла одну руку в знак капитуляции, другой в это время пытаясь освободить прядь каштановых волос из механизма замка. – Ничего не забыла?
Она застыла как вкопанная и озадаченно воззрилась на меня. Было смешно.
Я, конечно, не мать, но почему-то мне кажется, что трудно забыть то, что ты тридцать семь часов кряду пытаешься выдавить из того самого места между ног, превозмогая все это время мучительную боль. Я решила намекнуть:
– Начинается на «э» и заканчивается на «ммм-бер».
Куки моргнула и на секунду задумалась.
Я попыталась еще раз:
– М-мм, плод чрева твоего.
– А-а, Эмбер с отцом. Лезь в багажник.
Я разгладила оскорбленные волосы и осмотрела багажник. Мертвый парень выглядел так, будто при жизни был бомжом. Он лежал, свернувшись в позе эмбриона, и не обращал на нас ни малейшего внимания. Что само по себе странно, раз уж я, по идее, яркая и блестящая. Как тысяча солнц и все такое. Хотя бы кивка мое присутствие должно заслуживать. Но он не реагировал никак. Совершенно. Абсолютно. Полный ноль. Облажалась я как ангел смерти. Видимо, мне позарез нужна коса.
– Так не пойдет, – сказала я, пытаясь припомнить, где продают сельскохозяйственные инструменты. – Куда вообще можно ехать в два часа ночи, да так, чтобы обязательно в багажнике?
Куки протянула руку прямо сквозь мертвого парня, схватила одеяло и захлопнула крышку багажника.
– Прекрасно. Полезай тогда назад, но не высовывайся. И накройся одеялом.
– Куки. – Я положила руки ей на плечи, чтобы остановить ее. – В чем дело?
Тут я их и увидела. Слезы, брызнувшие из ее голубых глаз. Плакать Куки могла только по двум причинам: из-за фильмов Хамфри Богарта и если кто-то из ее близких попадал в беду. Дыхание ее стало сбивчивым и частым, а над самой Куки, как туман над озером, витал страх.
Теперь, когда я полностью владела ее вниманием, я снова спросила:
– Так в чем дело?
Прерывисто вздохнув, она ответила:
– Пять дней назад пропала моя подруга Мими.
У меня отвисла челюсть, и поймать ее я не успела.
– И ты только сейчас мне об этом говоришь?
– Я только что узнала. – Нижняя губа Куки задрожала, и у меня сдавило грудь. Не люблю видеть, когда моей подруге больно.
– Садись, – мягко приказала я, забрала у нее ключи и влезла за руль. Куки обошла машину и села с пассажирской стороны. – А теперь рассказывай, что случилось.
Перед тем, как заговорить, она закрыла дверь и утерла слезы.
– На прошлой неделе Мими мне позвонила. Казалась ужасно напуганной и все спрашивала и спрашивала о тебе.
– Обо мне? – удивилась я.
– Она хотела узнать, можешь ли ты помочь ей… исчезнуть.
Ой как все плохо. «Плохо» жирным шрифтом. Заглавными буквами. Я стиснула зубы. В последний раз, когда я пыталась помочь кому-то исчезнуть (на прошлой неделе, кстати), все закончилось наихудшим из всех возможных способов.
– Я ей сказала, что, в чем бы ни заключалась проблема, ты можешь помочь.
Мило, но, как ни печально, меня явно переоценили.
– Почему ты не сказала мне, что она звонила? – спросила я.
– Ты была по уши в деле вместе со своим дядей, и постоянно кто-то пытался тебя убить. Ты и правда была очень занята.
Что ж, тут Куки права. Меня пытались убить. Снова и снова. Хорошо, что ничего у них не вышло, иначе сидела бы здесь мертвенькая.
– Она сказала, что приедет и сама с тобой поговорит, но так и не появилась. А сегодня я получила эсэмэску. – Куки передала мне свой телефон.
Куки, давай встретимся в нашем кафе. Приезжай, как только получишь сообщение. Одна. М.
– А я даже не знала, что она пропала.
– У тебя есть собственное кафе? – спросила я.
– Как я могла не знать? – От эмоций у нее перехватило дыхание.
– Минуточку. А откуда тебе сейчас известно, что она пропала?
– Я пыталась дозвониться ей на сотовый, когда получила сообщение, но она не брала трубку. Тогда я позвонила ей домой. Ответил ее муж.
– Ну да, он-то должен быть в курсе.
– Он в панике. Хотел знать, что происходит. Но в эсэмэске сказано, чтобы я приходила одна. Поэтому я сказала ему, что позвоню, как только что-нибудь узнаю. – Куки прикусила губу. – Его это не очень обрадовало.
– Еще бы. У женщины не так много причин, чтобы хотеть исчезнуть.
Она задумалась, моргнула и так резко вдохнула воздух, что ненадолго закашлялась. А когда наконец полегчало, проговорила:
– Нет-нет, ты не поняла. У них очень счастливый брак. Уоррен землю целует, по которой она ходит.
– Ты уверена, Куки? То есть…
– Абсолютно уверена. Поверь, если кого и обижали в этой семье, так только банковский счет Уоррена. Не поверишь, он до потери сознания любит эту женщину. И детей.
– У них есть дети?
– Да, двое, – как-то уныло отозвалась Куки.
Я решила не спорить о возможности насилия в их семье, пока не узнаю больше.
– Значит, он понятия не имеет, где она?
– Ни малейшего.
– И она не сказала тебе, что происходит? Почему хотела исчезнуть?
– Нет, но ей было страшно.
– Значит, будем надеяться, что скоро у нас будут хоть какие-то ответы.
Я завела машину и поехала к кафе «Шоколадный кофеек», которое, к сожалению, Куки не принадлежало. Почему «к сожалению»? Шутите? Кофе и шоколад вместе – кто бы ни изобрел такое сочетание, он просто обязан был получить Нобелевскую премию мира. Или хотя бы подписку на «Ридерз Дайджест».
На парковке мы заехали в самый темный угол, чтобы осмотреться, пока никто нас не заметил. Кто знает, как примет Мими мое появление, учитывая, что она сказала Куки приезжать одной. Основываясь на той толике информации, что была мне известна, я составила в уме список тех, кто мог ее преследовать. И муж Мими был на первом месте. Игнорировать статистику трудно.
– Может, здесь подождешь? – спросила Куки, потянувшись к дверной ручке.
– У нас в офисе полно документов, которые сами себя не разгребут. Так что, дорогуша, я никак не могу сейчас тебя потерять.
Она бросила на меня еще один взгляд.
– Чарли, все будет в порядке. Она не причинит мне вреда. Я хочу сказать, я же не ты. На меня не нападают изо дня в день и не пытаются убить.
– Меня тоже, – отозвалась я, притворяясь оскорбленной до глубины души. – Но вдруг тот, кто ее преследует, позволит себе не согласиться с нами? Я иду, и точка. Прости, детка.
Я вышла из машины и бросила ей ключи, когда она тоже выбралась наружу. Еще раз оглядев почти пустую парковку, мы направились к забегаловке. Тапочки с кроликами меня почти не смущали.
– Видишь ее? – спросила я, когда мы оказались внутри, потому что понятия не имела, как выглядит эта женщина.
Куки осмотрелась по сторонам. Внутри было всего два человека: мужчина и женщина. Меня не удивила такая низкая популярность заведения, особенно если учесть безбожное время суток. На мужчине были фетровая шляпа и длинный плащ, а сам он смахивал на кинозвезду сороковых годов. Женщина была похожа на проститутку после очень насыщенной рабочей ночи. Однако их можно было не учитывать, потому что оба были мертвы. Мужчина сразу же меня заметил. Черт бы побрал мою яркость. А женщина даже ухом не повела.
– Разумеется, не вижу, – ответила Куки. – Тут же никого нет. Где же она? Может, я слишком медлила? Наверное, не стоило звонить ее мужу и терять время, чтобы вытащить из постели твою тощую задницу.
– Что-что?
– О боже, все плохо. Я знаю. Чувствую.
– Куки, тебе надо успокоиться. Серьезно. Давай немного разнюхаем, что к чему, прежде чем звонить в Национальную гвардию, ладно?
– Ладно. Поняла. – Она прижала руку к груди и заставила себя успокоиться.
– Ну как? – поинтересовалась я, не в силах удержаться, чтобы ее не поддразнить. – Валиум не нужен?
– Нет, все в порядке, – ответила Куки, используя технику глубокого дыхания, которой мы научились, когда смотрели документальный фильм о родах под водой. – Острая ты на язык задница.
А вот это уже лишнее.
– Раз уж зашел разговор о моей заднице, нам предстоит долгая и нудная беседа по поводу твоего о ней мнения. – Мы подошли к барной стойке. – Тощая? Да как ты можешь? – Кафе в стиле ретро щеголяло круглыми бирюзовыми барными стульями и розовыми столешницами. К нам двинулась официантка. Светло-бирюзовая униформа на ней сочеталась с цветом табуретов. – Так вот, я хочу, чтобы впредь ты знала, что…
– Приветики.
Я обернулась к официантке и улыбнулась. Бейдж гласил, что ее зовут Норма.
– Что, девочки, захотелось кофейку?
Мы с Куки переглянулись. Это все равно, что спросить у солнца, хочет ли оно светить. Мы заняли по табурету за стойкой и закивали, как китайские болванчики на приборной панели «фольксвагена».
И она назвала нас девочками, а это страшно мило.
– Тогда вам повезло, – усмехнулась Норма, – потому что я варю лучший кофе по эту сторону Рио-Гранде.
Тут я и втрескалась по уши. Ну, капельку. Стараясь не пускать слюни от доносящегося до меня богатого аромата, я проговорила:
– Вообще-то, мы кое-кого ищем. Вы сегодня долго работали?
Норма разлила кофе по чашкам и отставила кофейник в сторону.
– Надо же, – сказала она, удивленно моргая, – у тебя самые красивые глаза на свете. Они же…
– Золотистые, – закончила я за нее и опять улыбнулась. – Мне частенько это говорят. – Наверное, золотистые глаза большая редкость. Комментариев они заслуживают немало. – Так что насчет…
– Ах да, нет, моя смена только началась. Вы мои первые клиенты. Но повар здесь всю ночь. Возможно, он сможет помочь. Брэд! – крикнула она себе за спину так, как может кричать только официантка подобной забегаловки.
За спиной Нормы через кухонное окно свесился Брэд. Я ожидала увидеть взлохмаченного пожилого дяденьку, по которому бритва плачет. А вместо этого уставилась на мальчишку не старше девятнадцати лет. Он шаловливым взглядом оценивал официантку, которая явно старше его, и улыбалась, как может улыбаться только молодой парнишка во время флирта.
– Звала? – промурлыкал он, продемонстрировав все свои умения на полную катушку.
Официантка закатила глаза, после чего наградила его самым что ни на есть материнским взглядом.
– Эти дамы кое-кого ищут.
Его взгляд устремился ко мне, и интерес на его лице нарисовался отнюдь не почтительный.
– Что ж, слава богу, они нашли меня.
Вот те раз. Я постаралась не захихикать.
– Вы не видели тут женщину, – деловито спросила Куки, – за тридцать, короткие каштановые волосы, светлая кожа?
Повар насмешливо выгнул бровь.
– Каждый вечер, леди. Назовите побольше примет.
– Фотография есть? – спросила я у Куки.
Ее плечи расстроенно поникли.
– Я об этом даже не подумала. Дома у меня точно есть одна. Ну почему, почему я не додумалась взять ее с собой?
– Не третируй себя. – Я повернулась к парнишке и спросила его: – Дашь мне свой номер? И имя с номером официантки, которая была здесь перед вами, – добавила я, обращаясь к Норме.
Она в сомнениях склонила голову.
– Думаю, милая, надо сначала у нее спросить, давать или не давать такие сведения.
Как правило, у меня всегда с собой самое настоящее ламинированное удостоверение частного детектива, которым я могу сверкнуть, чтобы развязать людям язык. Но Куки вытащила меня из дома так быстро, что я подумать не успела его взять. Терпеть не могу, когда мне нечем сверкнуть перед людьми.
– Я могу вам назвать имя официантки, – заявил пацан с шаловливым блеском в глазах. – Иззи. Ее номер в мужском туалете. Вторая кабинка, прямо под трагической поэмой о мужике с сиськами.
Да уж, парнишка явно не поваром должен был стать.
– Мужик с сиськами – это, конечно, трагично. Может, я вернусь завтра? Будешь на посту?
Он развел руками, как бы показывая на то, что его окружает.
– Это же мечта наяву, крошка. Ни за что не пропущу.
Несколько секунд я осматривала кафе. Оно располагалось на углу оживленного пересечения улиц в центре города. В рабочие часы здесь наверняка не протолкнуться. Мертвая седеющая звезда киноиндустрии в фетровой шляпе по-прежнему пялилась на меня, а я по-прежнему не обращала на него внимания. Не самое подходящее сейчас время для беседы с чуваком, которого никто, кроме меня, не видит. Спустя несколько огромных глотков самого лучшего в мире кофе (Норма не шутила), я повернулась к Куки:
– Давай-ка немного осмотримся.
Она чуть не поперхнулась своим кофе.
– Ну конечно. Я об этом даже не подумала. Осмотримся. Я знала, что не зря взяла тебя с собой. – Она спрыгнула с табурета и, ну, буквально осмотрелась. Понадобилась вся моя сила воли, чтобы не рассмеяться.
– Может, начнем с туалетов, Магнум? – предложила я, пока упомянутая сила воли не испарилась совсем.
– Правильно, – отозвалась она и помчалась в подсобку.
Ладно, можно начать и оттуда.
Через несколько минут мы вошли в женский туалет. Нам повезло: Норма лишь приподняла брови, когда мы стали обыскивать кафе. У некоторых наверняка лопнуло бы терпение, особенно когда мы двинулись в мужской туалет, который, по сути, был создан исключительно для мужчин. Норма же оказалась надежным сотрудником. Она наполняла сахарницы, следя за нами краешком глаза. Однако после тщательной проверки мы убедились, что Элвиса в здании нет. Как и подруги Куки по имени Мими.
– Почему ее здесь нет? – спросила Куки. – Как думаешь, что случилось?
Ясно, она опять начинает паниковать.
– Обрати внимание на очевидное.
– Я не могу! – крикнула она. Паника, видимо, достигла апогея.
– Прислушайся к смыслу слов.
– Я не такая, как ты. Я не умею думать, как ты, и у меня нет твоих способностей, – сказала она, заламывая руки. – Я не умею вести расследования, ни публичные, ни частные. Подруга попросила меня помочь, а я не могу даже просто прийти вовремя в назначенное место! Я не могу… бла-бла-бла.
Разглядывая наверняка свежую надпись на стене женского туалета, я обдумывала возможность дать Куки пощечину, но она вошла в раж, а я не люблю вмешиваться. Через минуту она успокоилась без моей помощи и воззрилась на стену.
– Ой, – робко произнесла она, – так ты говорила буквально.
– Ты знаешь, кто такая Джанель Йорк? – спросила я.
Почерк, которым написали имя, был слишком хорош для подростка, жаждущего попортить общественную собственность. Под именем тем же витиеватым почерком было написано «ХАНА L2-S3-R27». Это точно не граффити. Это послание. Я оторвала бумажное полотенце и позаимствовала у Куки ручку, чтобы записать информацию.
– Нет, не знаю никакой Джанель. Думаешь, это Мими написала?
Заглянув в мусорную корзину, я вытащила недавно открытую упаковку от несмываемого маркера.
– Я бы сказала, что шансы выше средних.
– Но зачем она позвала меня сюда, если собиралась только написать на стене сообщение? Почему бы просто не послать мне смс?
– Не знаю, солнце. – Я оторвала еще один клочок бумажного полотенца, чтобы покопаться в мусоре, но не нашла ничего интересного. – Думаю, она действительно собиралась с тобой встретиться, пока что-то (или кто-то) не изменило ее планы.
– Вот черт. И что нам теперь делать? – Куки снова поддалась панике. – Что нам теперь делать?
– Во-первых, – отозвалась я, сунув руки под кран, – мы перестанем повторять одни и те же предложения. Звучит смешно.
– Да-да, – она согласно кивнула. – Извини.
– Во-вторых, ты выяснишь все, что сможешь, о компании, на которую работала Мими. О владельцах, генеральных директорах, членах совета директоров. Поищи и чертежи здания… на всякий пожарный. И проверишь это имя, – добавила я, тыча пальцем в надпись на стене позади меня.
Взгляд Куки задумчиво опустился в пол. Я почти видела, как заработали шестеренки у нее в голове, как ее разум летит во всех возможных направлениях, пока она набрасывала на плечо сумочку.
– Я позвоню дяде Бобу, когда он придет на работу, и узнаю, кого назначили на дело Мими.
Дядя Боб – брат моего отца и детектив управления полиции Альбукерке, как когда-то и мой отец. Моя работа с ним в качестве консультанта полиции обеспечивала значительную часть моих доходов. Для этого человека я распутала множество дел, а до него – для моего отца. Куда проще раскрыть дело, когда можешь спросить убитого, кто помог ему покинуть бренный мир.
– Надо узнать, кто в их участке занимается пропавшими без вести. И еще нам нужно поговорить с ее мужем. Как бишь его?
– Уоррен, – ответила Куки, идя за мной на выход.
Выходя из туалета, я составляла в уме план действий. Мы расплатились за кофе, я стрельнула в Брэда улыбкой и направилась к двери. К сожалению, очень сердитый мужчина с пушкой наголо затолкал нас обратно в кафе. Наверное, слишком самонадеянно будет предположить, что он здесь исключительно наживы ради.
Куки затормозила прямо у меня за спиной и от изумления открыла рот.
– Уоррен, – произнесла она.
– Она здесь? – спросил мужчина. Ярость и страх искажали его мягкие черты.
Даже у самого матерого из ныне живых копов затряслись бы коленки, стой он в сантиметре от дула короткоствольного тридцать восьмого. Однако Куки, похоже, не наградили при рождении приличным инстинктом самосохранения.
– Уоррен Джейкобс, – произнесла она, шмякнув его ладонью по макушке.
– Ай. – Он потер место, куда приземлилась ладонь Куки, пока сама Куки отбирала у него пистолет и прятала в своей сумочке.
– Ты что, хочешь, чтобы здесь кого-нибудь убили?
Он пожал плечами, как мальчишка, которого отчитывает любимая тетушка.
– Что ты здесь делаешь? – продолжала Куки.
– После твоего звонка я поехал к твоему дому и проследил за вами. Потом ждал, когда выйдет Мими. Когда она так и не появилась, решил зайти.
Выглядел он как человек, который выбит из колеи и несколько дней не ел от беспокойства. И он был так же виноват в исчезновении его жены, как я. Я умею читать человеческие эмоции, как никто другой, и от этого человека четко веяло невиновностью. Отчего-то ему было нехорошо, но это не имело ничего общего с криминальной деятельностью. Скорее всего он чувствовал себя виноватым за какую-то выдуманную обиду, из-за которой, по его мнению, и ушла жена. Что бы ни происходило на самом деле, у меня были серьезные сомнения, что текущие события как-то с ним связаны.
– Идемте, – сказала я, подталкивая обоих обратно в зал, и громче позвала: – Брэд!
Голова повара высунулась в окно, лицо озарилось порочной не по годам улыбочкой.
– Уже соскучилась?
– Сейчас проверим, из какого ты теста, красавчик.
Он приподнял брови, принимая вызов, и провернул в руке лопатку, как ударник рок-группы – барабанную палочку.
– Садись и смотри, – отозвался он, нырнул обратно и закатал рукава.
Да уж, этот пацан разобьет сердец больше, чем должно выпасть на его долю. Я даже вздрогнула, представив, какую резню он устроит.
Спустя три огромных буррито, какие здесь подают на завтрак, и семь чашек кофе (только четыре из них – мои) я сидела рядом с человеком, который настолько погряз в волнениях и сомнениях, что мои синапсы держали пари друг с другом, как долго он сможет удержать в себе завтрак. Шансы были явно не в его пользу.
Он рассказывал мне о недавних изменениях в поведении Мими.
– Когда вы заметили эти разительные перемены? – задала я, наверное, сто двенадцатый вопрос. Плюс-минус.
– Не знаю. У меня в голове полная каша. Иногда даже сомневаюсь, что замечу, если мои собственные дети вдруг загорятся. Может быть, недели три назад.
– Кстати о детях, – сказала я, поднимая на него взгляд, – где они?
– Что? – переспросил он, глядя на меня. – А-а, они у моей сестры.
И это хорошо. Потому что парень явно не в себе. Благодаря Норме мне больше не надо было писать на салфетках, так что теперь я делала заметки в блокноте для заказов.
– И ваша жена ничего не говорила? Не просила о чем-то необычном? Не рассказывала, что волнуется или что кто-то ее преследует?
– У нее подгорел ростбиф, – просиял он впервые за весь разговор, потому что смог ответить хоть на один мой вопрос. – И после этого все покатилось псу под хвост.
– Значит, она серьезно относится к приготовлению пищи.
Он кивнул, потом покачал головой.
– Нет, я не это имел в виду. У нее никогда ничего не подгорает. Тем более – ростбиф.
Куки ущипнула меня под столом, заметив, что я раздумываю, смеяться в этом месте или нет. Быстренько одарив ее фирменным взглядом, я вернула лицу выражение заботы и понимания.
– Вы же профессиональный сыщик, верно? – поинтересовался Уоррен.
Я покосилась на него:
– Дайте определение слову «профессиональный».
Однако он молчал, погруженный в свои мысли, и я сказала:
– Нет, серьезно. Я не похожа на других частных детективов. У меня нет этики, нет норм поведения, нет любимых средств для чистки оружия.
– Я хочу вас нанять. – Его явно не впечатлило мое признание о средствах для чистки оружия.
А я ведь уже собиралась разыграть целое представление, чтобы уговорить Куки работать на меня безвозмездно. Особенно с тех пор, как ей едва хватает того, что я плачу, на еду. Однако же, когда объявятся представители коллекторской конторы, деньги придутся очень кстати.
– Я очень дорого стою, – протянула я, стараясь хоть капельку сойти за шлюху из таверны.
Уоррен наклонился ко мне.
– А я очень богат.
Я глянула на Куки в поисках подтверждения. Она приподняла брови и кивнула.
– Ага. Тогда, думаю, мы сработаемся. Хотя… минуточку, – сказала я, не в силах остановить чехарду собственных мыслей, – насколько богат?
– Полагаю, достаточно. – Если его ответы станут еще хоть чуточку неопределеннее, то будут похожи на еду в школьных столовых по всей стране.
– Я не об этом. Кто-нибудь просил вас одолжить денег в последнее время?
– Только мой кузен Гарри. Но он всегда просит взаймы.
Может, кузен Гарри совсем отчаялся. Или вконец обнаглел. Записав сведения о Гарри, я спросила:
– Можете вспомнить что-нибудь еще? Что угодно, что могло бы объяснить поведение Мими?
– Вряд ли, – ответил Уоррен, подавая свою кредитку Норме.
Поскольку ни у меня, ни у Куки не было денег на незапланированный кофе, не говоря уже о завтраке, и поскольку меня одолевали сомнения, что мои тапочки с кроликами возьмут взамен…
– Мистер Джейкобс, – проговорила я, снова прикидываясь большой девочкой, – должна вам кое в чем признаться. Я давненько поднаторела в чтении людей, и, без обид, уверена, вы от меня что-то скрываете.
Он пожевал губу. Раскаяние так и сочилось изо всех пор. Правда, вина его была не того типа, что «я убил свою жену и похоронил ее безжизненное тело на заднем дворе», а того, что «мне кое-что известно, но колоться я не хочу».
С громким вздохом он уронил голову на руки.
– Я считал, что у нее интрижка.
В яблочко.
– Что ж, это уже кое-что. Можете объяснить, почему вы так считали?
Похоже, у него не осталось сил, потому что даже пожать плечами толком не получилось.
– Из-за ее поведения. Она отдалилась. Я спрашивал, а она смеялась и говорила, что я единственный мужчина в ее жизни, потому что другого она просто не вынесет.
Для судеб мира, конечно, мелковато, но, учитывая, как сильно, по всей видимости, изменилась Мими, вполне нормально, что муж заподозрил адюльтер.
– Ах да, недавно умерла ее подруга, – сказал вдруг Уоррен. Его лоб пошел складками, пока он пытался вспомнить подробности. – Я и забыл совсем. Мими сказала, ее убили.
– Убили? Как? – спросила я.
– Извините, но я не помню. – И еще одна волна чувства вины хлынула от него.
– Они были близкими подругами?
– В том-то и дело. Они вместе учились в старших классах, но потом не общались. Мими даже ни разу не упомянула ее имени, пока она не умерла. Потому-то я и удивился, что ее убийство так сильно отразилось на Мими. Она была страшно подавлена, но…
– Но? – подстегнула я, когда он снова потерялся в мыслях. Только-только стало интересно, не может же он сейчас взять и замолчать.
– Не знаю. Она очень расстроилась, но кажется, что дело не в смерти подруги. Тут что-то другое. – Он стиснул челюсти, пытаясь пробраться сквозь воспоминания. – Я мало в то время об этом думал, но, честно говоря, ее как будто не удивило, что подругу убили. Надо было видеть ее лицо, когда я поинтересовался, хочет ли она пойти на похороны. Будто я попросил утопить соседскую кошку.
Признаюсь, упоминание о кошке не дало мне никакой подсказки.
– Она разозлилась?
Уоррен моргнул и уставился на меня. Он так долго на меня смотрел, что я провела языком по зубам, чтобы убедиться, что в них ничего не застряло.
– Она была в ужасе, – сказал он наконец.
Проклятье. Вот бы он вспомнил имя женщины! И почему Мими не удивилась, узнав, что ту женщину убили? Как правило, убийство удивляет всех, кого затрагивает.
Кстати об именах. Я решила спросить о том, что написано на стене в туалете. Не найдя в зубах ничего инородного, я задала вопрос:
– Мими когда-нибудь упоминала о Джанель Йорк?
– Это она, – удивился Уоррен. – Та самая подруга Мими, которую убили. Как вы узнали?
Ничего я не узнавала, но от того, что он думает иначе, вид у меня был очень довольный.