Происхождение
Следуйте за мной, странники из современного мира, давайте вместе вернемся назад в истории, ко времени, окутанному тайной. К легенде, о которой почти забыли. Или исказили ее.
Мы постоянно сталкиваемся с ее остатками в нашем продвинутом мире. Чего еще не знает современный смертный, чтобы так бояться странных звуков, когда светит полная луна? Почему так боится волчьего воя? Крика ястреба? С опаской заглядывает во тьму переулков – страшась не людей, а чего-то еще.
Чего-то дурного. Опасного. Чего-то еще более беспощадного, чем наши человеческие собратья.
Но подобные страхи были у человечества не всегда. Когда-то давно было время, когда люди были людьми, а звери – зверями.
Пока не настал день Аллаги. Говорят, что создание Вер-Хантеров, как и другое величайшее зло, начиналось из лучших побуждений.
Король Аркадии, Ликаон, женившись, понятия не имел, что его драгоценная возлюбленная королева не была человеком. Она хранила мрачную тайну о том, что происходила из проклятой расы Аполлитов, и что ей суждено умереть в расцвете молодости… в двадцать семь лет.
И так продолжалось вплоть до последнего дня ее рождения, когда Ликаон увидел, как его любимая умирает в страшных муках от старости. Тогда он понял, что оба сына, которых она подарила ему, тоже последуют за ней в раннюю могилу.
Убитый горем, король разыскал священников, и они поведали ему, что ничто не в силах изменить это. Судьба есть судьба.
Но Ликаон не захотел мириться с подобной участью. Он был магом и решил, что никто не отнимет у него сыновей. Даже сами Мойры.
И поэтому начал экспериментировать, пытаясь при помощи магии продлить жизнь людей из нации жены. Силой захватывая аполлитов, он при помощи волшебства соединял их сущности с разными животными, известными своими достоинствами: медведи, пантеры, леопарды, ястребы, львы, тигры, шакалы, волки и даже драконы.
Годы были потрачены на совершенствование новой расы, пока, наконец, он не удостоверился, что лекарство для его сыновей найдено. Скрестив их с драконом и волком – самыми могучими из зверей, с которыми проводились эксперименты – он дал им силы и магии больше, чем всем остальным, пожертвовав собственным могуществом.
В конце концов, Ликаон получил даже больше, чем старался достичь. Мало того, что сыновья теперь имели жизни более длинные, чем у его жены, – теперь они жили дольше, чем другие известные виды.
С магией и силой животных их жизнь длилась в десять – двенадцать раз дольше, чем у простых людей.
Мойры, увидев то, что сделал гордый король, разгневались его вмешательством в ту область, которая принадлежала им, и постановили, что Ликаон должен убить своих сыновей и всех остальных, на них похожих.
Но Ликаон отказался.
Тогда Мойры изыскали свой способ наказать его за гордыню, снова прокляв детей короля и созданных им существ.
– Между твоих детей никогда не будет мира, – объявила Клото – мойра, сплетающая нити жизни. – Они проведут вечность, ненавидя и убивая друг друга до тех пор, пока последний из них не перестанет дышать.
Вот как это было.
Каждый раз, когда Ликаон соединял человека и животное, он фактически создавал двух существ. У одного было сердце человека, а у другого – сердце животного.
Тех, кто выглядели как люди и имели человеческие сердца, называли Аркадианцами в соответствии с народом Ликаона. Остальных с сердцами зверей называли Катагарцами.
Катагарцы рождались, как животные и жили как животные. Но когда наступала половая зрелость, под воздействием гормонов раскрывались их магические способности, и они могли превращаться в человека … по крайней мере, внешне. Потому что сердце зверя всегда управляло их поведением.
Подобно им, Аркадианцы рождались, как люди и жили как люди до наступления половой зрелости, которая раскрывала их магию и способность превращаться в животных.
Две стороны одной монеты, оба вида должны были бы жить в мире. Но чтобы посеять между ними недоверие, богини послали Дискордию[1]. Аркадианцы чувствовали превосходство над своими кузенами-зверями. Ведь они были людьми и обладали человеческой разумностью, в то время как Катагарцы были просто животными, способными принимать человеческую форму.
Катагарцы быстро поняли, что Аркадианцы не были честны в своих намерениях и целях, говоря одно, а делая другое.
Все это время обе группы охотились друг на друга, и каждая считала, что их моральные устои и порядки единственно верные. Звери полагали, что Аркадианцы – реальная угроза, в то время как Аркадианцы думали, что Катагарцев надо или держать под контролем, или подавить их.
Это – бесконечная война.
И как во всех войнах, настоящего победителя в ней не было. А были только жертвы, пострадавшие от предубеждения и безосновательной ненависти.
Пролог
Нью-Орлеан, ночь Марди Гра, 2003 г.
– Мне так жаль, Вэйн. Клянусь, я не стремился к тому, чтобы нас так убили.
Вэйн Катталакис сжал зубы, поскольку у него никак не получалось подтянуться. Руки болели от напряжения, так как на своих запястьях он старался поднять вверх две сотни фунтов сплошных мышц.
Каждый раз, как только он готов был подтянуть тело к конечностям, связанным над головой, брат начинал говорить, нарушая его концентрацию и снова возвращая к исходному состоянию.
Он глубоко вздохнул, стараясь не обращать внимания на сильную боль в запястьях.
– Не беспокойся, Фанг. Я вытащу нас из этого.
Как-нибудь.
Он очень надеялся на это.
Фанг, не слушая его, продолжал извиняться за то, что стал причиной их смерти.
Опасно раскачиваясь над самой черной и мерзкой болотной водой, какую он когда-либо видел, Вэйн снова натянул тонкий шнур, опутывающий руки, другой конец которого был прикреплен к суку старого кипариса. Неизвестно, что хуже: мысль о возможности лишиться рук и жизни, или падение в эту отвратительную, полную аллигаторов мутную яму.
В самом деле, лучше умереть, чем прикоснуться к этой вони. Даже в темноте Луизианского болота он видел, насколько все здесь было прогнившим и отталкивающим.
А с тем, кому нравилось жить в этом болоте, что-то серьезно было не так. Наконец, он получил подтверждение тому, что Тэлон Морриганский – первостатейный дурак.
Его брат Фанг тоже был привязан к суку с противоположной стороны дерева. Они оба испытывали необъяснимый страх, болтаясь среди болотных газов, змей, насекомых и аллигаторов.
С каждым движением путы врезались в плоть его запястий. Если вскоре он не освободит их, шнур перережет сухожилия и кости и полностью отсечет кисти.
Это была timoria, кара им обоим за то, что Вэйн защитил женщину Тэлона. Бездушные даймоны, находившиеся в состоянии войны с Темными Охотниками, напали на стаю Катагарских волков и убили возлюбленную сестру Вэйна за то, что он посмел помочь Темным Охотникам.
Катагарцы были животными, способными принимать человеческое обличье, и следовали основному закону природы: убей или убьют тебя. Если кто-то или что-то угрожало безопасности стаи, это уничтожалось.
Так что Вэйна, повинного в нападении даймонов, приговорили к избиению и оставили умирать здесь, в этом болоте. Фанг разделил его участь потому, что отец ненавидел обоих с часа их рождения и боялся с того дня, когда гормоны высвободили их сверхъестественные силы.
Но больше всего отец ненавидел их за то, что сделала с ним их мать.
Этот случай стал для него единственным в жизни шансом избавиться от обоих, не опасаясь, что стая отвернется от него после вынесенного смертного приговора.
И отец с радостью ухватился за него.
Это была последняя в его жизни ошибка.
Или может стать, если их не съедят, и Вэйну удастся вытащить их задницы из этого проклятого болота.
Братья находились сейчас в человеческом обличье, ограниченные в действиях серебряными метриазо-воротниками вокруг шеи, которые посылали в их тела крошечные ионные импульсы, и которые вынуждали их оставаться людьми. Враги думали, что от этого они станут слабее.
В случае с Фангом так и было.
В случае с Вэйном – нет.
Хотя воротник действительно ослаблял его возможности управлять магией и манипулировать силами природы.
На Вэйне, как и на Фанге, были только окровавленные джинсы. Рубашку сорвали во время избиения, а ботинки забрали просто назло. Конечно, никто не думал, что они выживут. Воротник мог быть удален только при помощи магии, которую не мог использовать ни один из них, пока носил его. И даже если каким-то чудом они и в правду спустятся с дерева, внизу уже собралось много аллигаторов, почуявших запах крови. Эти твари только и ждали, когда они свалятся в болото, предвкушая вкусный обед из волчатины.
– Братишка, – упрямо продолжал Фанг, – Фьюри был прав. Никогда нельзя доверять тому, кто пять дней истекает кровью и не умирает. Я должен был прислушаться к тебе. Ты говорил, что Петра – втройне траханая сучка, но разве я слушал? Нет. А теперь посмотри на нас. Клянусь, что если я выберусь отсюда, то убью ее.
– Фанг! – резко бросил Вэйн брату, преодолевая болезненные уколы электрического тока от воротника и пытаясь взять под контроль хотя бы какую-то часть своих сверхъестественных сил, пока тот продолжал свои сетования. – Давай, заканчивай Праздник Виноватых и дай мне сосредоточиться, иначе мы вечность будем висеть на этом проклятом дереве.
– Ну, не вечность. Думаю, у нас есть всего полчаса до того, как веревки перережут нам запястья. Кстати о запястьях, мои – болят нещадно. А у тебя?
Фанг замолчал, когда Вэйн глубоко вздохнул, почувствовав, как шнур чуть сдвинулся.
И еще он услышал треск сучка.
Сердце заколотилось. Глянув вниз, он увидел, что из темных глубин за ним наблюдает огромный аллигатор. Вэйн многое отдал бы сейчас за три секунды обладания своими силами, чтобы поджарить этого жадного педика.
Фанг, казалось, совсем не замечал никаких угроз.
– Клянусь, что больше никогда не пошлю тебя подальше. Когда в следующий раз ты скажешь мне что-нибудь, я прислушаюсь, особенно если дело касается женщины.
Вэйн зарычал.
– Тогда не мог бы ты уже начать слушать меня, когда я говорю тебе заткнуться?
– Уже молчу. Просто я ненавижу быть человеком. Это так отстойно. Как ты терпишь?
– Фанг!
– Что?
Вэйн закатил глаза. Это бесполезно. Всегда, когда его брат был в человеческом обличье, единственной частью его тела, находившей применение, был рот. Почему стая, перед тем как вздернуть Фанга, не заткнула ему рот?
– Знаешь, если бы мы былив обличье волка, мы просто смогли бы отгрызть лапы. И уж конечно, веревки не смогли бы сдержать нас, так что…
– Заткнись! – снова гаркнул Вэйн.
– А наши руки будут чувствовать снова? Они так онемели. С волками такого не случается. А с людьми?
Вэйн в раздражении закрыл глаза. Именно так и закончится его жизнь. Не в каком-нибудь славном бою против врага или отца. Не во сне, спокойно.
Нет, последним звуком, который он услышит, будет скулеж Фанга.
Этот вариант казался наиболее вероятным.
Он откинул голову назад в попытке разглядеть в темноте брата.
– Знаешь, Фанг, давай на минуту отбросим обвинения. Мне больно и я устал висеть здесь из-за того, что твой проклятый рот решил рассказать своей последней жевательной игрушке о том, как я охранял женщину Темного Охотника. Большое спасибо за то, что не знаешь, когда нужно вовремя заткнуться.
– Да, но откуда я мог знать, что Петра побежит к Большому папочке и расскажет ему о том, что ты был с Саншайн, и поэтому даймоны напали на нас? Двуличная сука. Петра говорила, что хочет спариться со мной.
– Они все хотят спариться с тобой, придурок, это сущность нашего рода.
– Да пошел ты!
Вэйн облегченно выдохнул, когда Фанг, наконец, унялся. Пока тот кипел, выискивая более креативное и членораздельное выражение, Вэйн получил трехминутную отсрочку.
Сцепив пальцы, он поднял ноги вверх. Руки охватила режущая боль, когда веревка еще глубже впилась в его плоть. Он молился, чтобы кости выдержали еще немного и не разъединились.
Когда он потянул ноги к ветке над головой, по предплечьям заструилась кровь.
Если бы только удалось зацепиться лодыжками… за нее…
Он шлепнул по дереву босыми ступнями. Кора была ломкой и крошилась, царапая нежную кожу верхней стороны ступней. Он зацепился лодыжкой за дерево.
Совсем немного… самую малость…
Еще.
– Ты такая задница, – зарычал на него Фанг.
Ну, это как-то многовато для креатива.
Вэйн сосредоточился на быстрых ударах своего сердца, отказываясь прислушиваться к оскорблениям брата.
Вися вверх тормашками, он обвил ногой короткую ветку и выдохнул, зарычав от облегчения, когда с пульсирующих от боли, окровавленных запястий был снят основной вес. Он задыхался от напряжения, а Фанг по-прежнему продолжал свою тираду, которую никто не слушал.
Ветка угрожающе заскрипела.
Вэйн снова задержал дыхание, боясь пошевелиться. Ветка могла разломиться пополам, и тогда он свалился бы вниз в гнилую, покрытую тиной воду болота. Вдруг аллигаторы заметались и поспешно унеслись прочь.
– Вот дерьмо, – прошипел Вэйн.
Это был нехороший знак.
Ему были известны только две причины, по которым аллигаторы могли покинуть их. Первая – это возвращение Тэлона, Темного Охотника, жившего здесь и державшего их на коротком поводке. Но Тэлон сгинул во Французском квартале, спасая мир, и сегодня его не было в болоте, так что эта причина казалась маловероятной.
Вторая, наименее привлекательная, – даймоны. Бездушные, осужденные убивать, чтобы поддерживать свои искусственно продленные жизни. Больше, чем убийством человека, они гордились только убийством Охотника-Обортня. Так как жизни Охотников-Оборотней длились столетия, и они обладали большей силой, их души могли поддерживать даймонов в десять раз дольше по сравнению с обычным человеком.
Более того, забрав душу Охотника-Оборотня, вместе с ней они получали его или ее магические способности и могли использовать их против других. Дополнительный подарок, доставляющий нежити «маленькую» радость.
Была только одна причина, объясняющая присутствие даймонов здесь, в этом отрезанном от мира болоте, куда они никогда не совались без особой надобности. Их единственная цель – содрать шкуру с него и Фанга. Кто-то предложил их в качестве жертв, чтобы даймоны оставили Катагарскую стаю в покое.
И у него не было сомнений в том, кто сделал это предложение.
– Будь ты проклят! – прорычал Вэйн во тьму, зная, что отец не услышит его. Но злость требовала выхода.
– Что я тебе сделал? – возмущенно спросил Фанг. – Во всяком случае, кроме того, что тебя теперь собираются убить?
– Не ты, – ответил Вэйн, изо всех сил пытаясь подтянуть другую ногу так, чтобы освободить руки.
Из болота что-то взметнулось вверх и оказалось на дереве прямо над ним.
Вэйн изогнулся и увидел над собой высокого худого даймона, который, забавляясь, следил за ним голодными глазами.
Одетый во все черное, белокурый вампир поцокал языком.
– Ты должен радоваться встрече с нами, волк. Ведь мы хотим освободить тебя.
– Пошел к черту! – зарычал Вэйн.
Даймон засмеялся.
Фанг взвыл.
Вэйн увидел, как вампиры тянут брата вниз. Черт возьми! Фанг был волком, и не знал, как сражаться с ними в облике человека, не имея магических сил, которыми он не мог управлять из-за воротника.
Разъяренный, Вэйн резко задрал ноги вверх. Ветка тут же сломалась, отправляя его в застойную воду.
Вэйн задержал дыхание, ощутив вкус гнилой слизи, хлынувшей ему на голову. Он пробовал выбраться на поверхность, но не мог.
Это не имело значения, потому что кто-то схватил его за волосы и рванул вверх.
Как только голова Вэйна оказалась над водой, даймон воткнул клыки в его обнаженное плечо. Зарычав от бешенства, Вэйн двинул ему локтем под ребра и тоже вцепился в него зубами. Даймон завопил и отпустил его.
– Этот борется, – произнесла женщина, пробившись к нему. – Он будет более ценной пищей, чем другой.
Вэйн выбил у нее землю из-под ног прежде, чем она смогла вцепиться в него. Используя ее покачнувшееся тело в качестве трамплина, он выбрался из воды. Как у любого здорового волка, его ноги были достаточно сильны, чтобы вытолкнуть его из болота, и он смог дотянуться до ближайшего сломанного кипариса.
Темные влажные волосы облепили его лицо, а тело пульсировало от драки и побоев. Лунный свет засверкал на мокром, мускулистом теле. Он присел, одной рукой ухватившись за старый ствол, чей силуэт вырисовывался на фоне болота. С деревьев свисал темный испанский мох, а в черных бархатных волнах боязливо отражалась полная луна, прячущаяся за облаками.
Как зверь, которым он и был, Вэйн наблюдал за постепенно окружавшими его врагами. Он не собирался отдавать себя или Фанга этим ублюдкам. Хотя он и не был мертв, но проклят так же, как они, и даже больше, взбешенными Мойрами.
Подняв ко рту руки, он перекусил шнур и освободил запястья.
– Ты заплатишь за это, – сказал даймон-мужчина, двинувшись к нему.
Теперь уже со свободными руками, Вэйн сделал сальто назад, снова ныряя в болото. Он продолжал погружаться в темные глубины, пока не выломал кусок из ствола похороненного здесь упавшего дерева. Потом метнулся назад к тому месту, где силой удерживали Фанга.
Вынырнув из воды прямо рядом с братом, он обнаружил с десяток даймонов, сосущих его кровь. Отшвырнув назад одного и схватив за шею другого, Вэйн воткнул самодельный кол в сердце даймона, отчего тот мгновенно рассыпался в прах.
Остальные развернулись к нему.
– Встаньте в очередь, – прорычал Вэйн. – Желающих вокруг хватает.
Ближайший к нему даймон засмеялся.
– Ты не можешь использовать свои силы.
– Скажи это гробовщику, – ответил Вэйн и бросился на него. Даймон отскочил назад, но недостаточно далеко. Обычно он сражался с людьми и не принял во внимание, что Вэйн был способен прыгнуть в десять раз дальше.
Вэйну не нужны были его психические способности. Звериной силы было достаточно, чтобы закончить это. Он ударил даймона и когда тот рассыпался, развернулся к остальным.
Они бросились на него скопом, но это не сработало. Сила даймонов наполовину состояла из их способности нападать без предупреждения, заставляя жертву запаниковать.
Это могло бы сработать и сейчас, если бы Вэйн, будучи так сказать «родственником» даймонам, не изучал эту стратегию с колыбели. У них не было ничего, что заставило бы его запаниковать.
Их тактика только добавила ему спокойствия и решимости.
И, в конечном счете, победителем будет он.
Вэйн проткнул своим колом еще двоих, но Фанг в воде все еще оставался недвижим. Его начала охватывать паника, но он подавил ее.
Оставаться хладнокровным – единственный способ выиграть битву.
Он снова скатился в воду от взрыва, вызванного одним из даймонов, наткнулся на пень и застонал от боли, прострелившей спину.
По привычке он хлестнул в ответ своей энергией и почувствовал, как сжался воротник, и его тряхнуло. Чертыхнувшись от новой волны боли, он сосредоточился на другом.
Поднявшись, он атаковал двух мужчин, подобравшихся к его брату.
– Сдавайся уже, – зарычал один из них.
– Почему не ты?
Даймон бросился на него. Вэйн нырнул и оттолкнул от себя его ноги. Они боролись в воде, пока Вэйн не воткнул кол ему в грудь. Остальные побежали прочь.
Вэйн стоял в темноте, прислушиваясь к удаляющимся шлепкам. Грохот сердца отдавался у него в ушах, он позволил гневу поглотить себя и, отбросив голову назад, завыл по-волчьи. Отголосок этого воя устрашающе пронзил туман заболоченного рукава реки.
Нечеловеческий и зловещий, этот звук способен был заставить поскорее спрятаться даже приверженца Вуду.
Уверившись, что даймоны ушли, Вэйн убрал с глаз волосы и начал пробираться к Фангу, который не двигался.
Горло сдавило от горя, он спотыкался в воде как слепой, в голове билась только одна мысль. Будь живым.
Снова и снова в памяти возникало мертвое тело сестры. Он кожей чувствовал исходивший от нее холод. Нет, он не мог потерять их обоих. Просто не мог.
Впервые в жизни ему захотелось услышать одно из тупых замечаний Фанга.
Хоть что-нибудь.
В его мыслях возникла череда образов. Он вспомнил смерть сестры от рук даймонов, случившуюся за день до этого. Его разрывала невообразимая боль. Фанг должен быть жив. Он должен.
– Боже, пожалуйста, – выдохнул он, сокращая между ними расстояние. Он не может потерять брата.
Только не так…
Глаза Фанга были открыты и невидяще глядели на полную луну, которая могла бы помочь им совершить скачок во времени, не будь на них обоих надеты эти воротники.
Раны от укусов зияли на всем его теле.
Вэйна разорвало глубокое безмерное горе, а сердце разбилось на части.
– Ну же, Фанг, не превращайся в мертвеца, – его голос дрогнул, когда он еле сдержался, чтобы не закричать. Вместо этого он прорычал:
– Не смей умирать тут у меня, ты, засранец.
Он подтянул брата к себе и обнаружил, что тот жив. Фанг все еще дышал и неудержимо дрожал. Неглубокий, хриплый звук его дыхания звучал для Вэйна симфонией.
От облегчения по лицу потекли слезы. Он нежно баюкал Фанга в своих объятиях.
– Давай, Фанг, – произнес он в тишине, – скажи что-нибудь глупое для меня.
Но тот молчал. Он просто лежал в руках Вэйна в полном шоке и трясся.
По крайней мере, он был жив.
В настоящий момент.
Вэйн стиснул зубы, его охватила злость. Он должен вытащить брата отсюда. И найти какое-нибудь безопасное место для них обоих. Если такое место существует.
Дав волю ярости, он совершил невозможное – сорвал воротник с горла Фанга голыми руками. Тот немедленно превратился в волка, однако, все еще не пришел в себя. Он не моргал и не скулил.
Вэйн сглотнул болезненный комок, застрявший в горле, борясь со слезами, жгущими глаза.
– Все в порядке, маленький братишка, – шептал он, поднимая Фанга из грязной воды. Вес бурого волка был непомерно велик, но Вэйна это не волновало. Он не слушал протесты своего тела, которое не желало тащить такую тяжесть.
Пока он дышит, больше никто им не причинит боли. Вэйн позаботится об этом.
И он убьет любого, кто попробует это сделать.